Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №11 (2001) Страница 2

И конечно же, большинство из нас ничего не знало об исторических корнях, связывающих Россию и Прибалтику. Все упиралось в 1940 год — установление советской власти. Когда же отношение к этой власти переменилось и в Центре, обоснованность и, как любят теперь говорить, легитимность нашего присутствия в Прибалтике оказалась под большим вопросом. Конечно, лишь немногие выходили на демонстрации — в Москве! — в поддержку требований о предоставлении независимости “маленьким республикам Балтии”, но и широкого отторжения идея прибалтийского суверенитета не вызывала. В отличие от суверенитета украинского, белорусского, молдавского, даже грузинского — эти земли и народы казались “своими”, действительно “братскими”.

Лишь теперь, спустя несколько лет после государственного развода, начинают открываться контуры р у с с к о й П р и б а л т и к и, обнаруживаются и выявляются многовековые корни нашего присутствия там. Этим полноценным знанием мы обязаны в основном русским авторам, далеко не всегда профессиональным историкам — соотечественникам, брошенным нами на произвол местных националистов, людям, в полной мере испытавшим обиду и боль за распад великой страны. Они перерыли местные архивы, перечитали гору литературы и в результате сделали то, что должна была, но (по разным причинам) не сделала советская историография — выявили тысячи связей, которые много веков соединяют Россию и Прибалтику.

Среди этого нового поколения исследователей видное место занимает Владимир Илляшевич. Прекрасный журналист, перед развалом СССР возглавлявший бюро АПН в Скандинавии, он, в отличие от многих коллег, не изменил ни своим убеждениям, ни своим соотечественникам. Не побежал наниматься на службу к новым хозяевам жизни (а с его профессиональными связями в Скандинавии мог бы это сделать легко!), а стал одним из наиболее ярких представителей русской журналистики и — шире — русской оппозиции в Эстонии.

Несколько лет В. Илляшевич издавал в Таллине “Русский телеграф” — на мой взгляд, лучшую (наиболее последовательно отстаивающую интересы соотечественников) русскую газету в Прибалтике. Когда внешнее давление (в том числе тайной полиции) лишило издание рекламодателей, а значит, и средств, он активно занялся историческими исследованиями. Одна за другой вышли книги “Эстляндские были”, “Ревельский тракт”. В них рассказы о десятках людей, оставивших след в истории России и одновременно связанных с Прибалтикой. Это и знаменитый полководец Барклай де Толли, и прославленные адмиралы И. Крузенштерн и Самуил Грейг, и опальный церковный пастырь митрополит Арсений Мациевич, недавно канонизированный, и, конечно же, выдающиеся писатели — Василий Жуковский, Николай Языков, Иван Бунин, Игорь Северянин.

Подготовлена к печати новая работа В. Илляшевича “Достоевский и Ревель”, прослеживающая ревельский след в творчестве великого писателя. Отрывком из нее журнал продолжает серию публикаций к 180-летию Федора Михайловича Достоевского.

Александр КАЗИНЦЕВ

Владимир Илляшевич

Достоевский и Ревель

В этом небольшом повествовании о ревельских страницах биографии и творчества Федора Михайловича Достоевского автор рассказывает не столько о Ревеле времен жизни великого романиста, сколь об обстоятельствах, об окружении, о людях, о факторах, оказавших влияние на формирование творческого почерка и личность писателя. Увы, тема о первом соприкосновении — вживе — Достоевского с нерусской культурой почти не раскрыта в литературе. Исследователи, как правило, высказывались кратко и незаинтересованно, дескать, страницы эти не имеют сколько-нибудь серьезного значения. Понять причины возникновения таких, к сожалению, достаточно распространенных мнений не сложно. Кроются они в целом ряде обстоятельств. Главное из них — малая доступность материалов. Во-первых, прибалтийские архивы стали доступны российским исследователям лишь после Великой Отечественной войны и после присоединения Эстонии к СССР. К тому же часть находилась в спецхранилищах, и не каждому они предоставлялись. Отчасти из-за бюрократических формальностей, отчасти из-за неоднозначности оценки творчества Достоевского, так сказать, в инстанциях, занимавшихся обеспечением идеологических постулатов советского времени. Разработки же архивов в период довоенной Эстонской Республики были минимальны. Во-вторых, основная часть материалов написана и издана на немецком языке. Причем в контексте более обширных историческо-краеведческих и искусствоведческих работ. В-третьих, сказывались языковые барьеры. Для немецких исследователей, как правило не знавших русского языка и интересовавшихся прибалтийско-немецкой субкультурой, Достоевский остался незамеченным. Для русских литературоведов, особенно второй половины XX века, работа с источниками на немецком языке тоже была проблематична. Русских германистов различных профилей привлекала собственно Германия, а не Прибалтика. Незнание порождает легковесное отношение. Проще сослаться на доводы, не требующие доказательств. Тем временем, именно на накопленном в молодые годы опыте, во многом на ранее приобретенных знаниях и впечатлениях творцы в зрелом возрасте создают свои шедевры. Федор Достоевский исключения не составил...

В Ревель, к брату

...В годы своей молодости, когда Федор Михайлович учился в Санкт-Петербургском военно-инженерном училище и только начинал свою литературную деятельность, будущий всемирно известный писатель не раз приезжал в Ревель и, бывало, жил здесь по несколько месяцев, гостя у своего старшего брата Михаила. Михаил Михайлович Достоевский, сам не чуждый литературы, в будущем новеллист и переводчик, был откомандирован сюда в 1838 году кондуктором 2-го класса на службу в Инженерной команде Ревельского гарнизона, которая как раз и располагалась на улице Неугассе в доме номер 10, рядом с уютным садом. Кроме служебных помещений здесь размещались квартиры для господ офицеров и прочих служащих команды. Какое-то время жил тут и Михаил Достоевский. Правда, к концу 1841 года он съехал на частную квартиру в городе, так как в январе 1842 года женился на местной уроженке Эмилии Дитмар. Увы, Михаил Достоевский по состоянию здоровья не был допущен к экзаменам в Петербургское военно-инженерное училище. Оттого и началась его достаточно скромная военная карьера в саперной роте в относительном отдалении от блистательной российской столицы.

За почти десять лет ревельской службы, начавшейся в июне 1838 года, Михаил не раз принимал гостящего у него брата Федора. Общий интерес к литературе, добрые отношения связывали братьев Достоевских, Федора с семьей старшего Михаила, с детства лелеявшего мечту стать драматургом и оттого столь горячо поддерживавшего литературные увлечения брата-погодка. Перу Михаила, небесталанного литератора, принадлежит русский перевод поэмы Гете “Рейнеке-Лис” и драмы Шиллера “Дон Карлос”, поставленной в ряде театров, а престижный журнал “Отечественные записки” опубликовал его повести “Дочка”, “Воробей”, “Господин Светелкин”, “Два старика”. Именно тогдашняя переписка братьев стала одним из главных источников для исследователей биографии писателя и обстоятельств, связанных с жизнью и творчеством молодого Федора Достоевского. Хроника знает множество писем, отправленных по адресу:

В Ревель

в Инженерную команду

Г-ну инженер-прапорщику

Михаилу Михайловичу Достоевскому.

Близость их очевидна. Не случайно Федор Михайлович стал крестным отцом для первенца брата Михаила — Федора, нареченного в честь дяди и духовного родителя...

С уверенностью можно говорить о трех поездках Достоевского в Ревель к брату (1—19 июля 1843; 9 июня — 1 сентября 1845; 25 мая — 28 августа 1846). Правда, некоторые источники и исследователи первую ревельскую поездку Достоевского датируют 1842 годом. Упоминается этот год в воспоминаниях Александра Ризенкампфа “Начало литературного поприща”*. Повторяется 1842 год также в капитальном хронологическом исследовании Леонида Гроссмана “Жизнь и труды Ф. М. Достоевского. Биография в датах и документах” (Москва—Ленинград, 1935, стр. 36—37). Прав или не прав Л. Гроссман? В более позднем коллективном труде авторов Института русской литературы (Пушкинский дом) Российской Академии наук (“Летопись жизни и творчества Ф. М. Достоевского. 1821—1881”, Санкт-Петербург, 1993, т. 1, стр. 78) говорится, что 3 апреля 1842 года Достоевский был “отпущен из Училища” по поводу “пасхальных каникул” и до середины мая вместе с Ризенкампфом “не пропустил ни одного концерта” Листа. Затем начались майские экзамены, а июнь и июль Достоевский провел в селении Колтуши под Петербургом на практических занятиях. Стало быть, поездка в Ревель все же не состоялась. Видимо, Ризенкампф все же имел в виду 1843 год и в его мемуарной публикации насчет 1842 года произошла банальная опечатка. Видимо, неточность допущена и в труде Л. Гроссмана.