Никита Кривцов - Русская Финляндия Страница 2

Не только архитектура православных церквей перешла из России на финскую землю, но и строительством городских сооружений занимались специалисты, прибывшие из России. Достаточно вспомнить комплекс в столице Финляндии на Сенатской площади. Немецкий архитектор Карл Людвиг Энгель приехал в Россию в 1815 году, где он успел проработать, прежде чем получил задание перестроить Хельсинки. Сенатская площадь, построенная в стиле ампир, напоминает архитектуру зданий, возведенных в те времена в Санкт-Петербурге.

В Финляндии пьют пиво марки «Синебрюхов», известной, правда, по усеченной для удобства произношения форме «Кофф». В городе Савонлинна можно полазать по крутым каменным лестницам замка, один из бастионов которого до сих пор зовется «Суворовским»: будущий генералиссимус, а тогда генерал, укреплял там рубежи России. В местной топонимике финских городов можно услышать такие названия, как Сибирь, Амур и Порт-Артур…

В Финляндии, в былые годы, снимались голливудские фильмы, в которых действие разворачивалось в России или Советском Союзе, — идеальнее натуру найти было невозможно. Сюда западные советологи ездили изучать нашу страну — по прекрасным собраниям литературы, по внешнему сходству природы и даже географической близости. Даже сейчас в Финляндии есть аттракцион для туристов — «Российская граница», а лежащие у нашей границы города Лаппеэнранта и Иматра называют «воротами на Восток».

Но, конечно же, «русское присутствие» в Финляндии — это прежде всего люди. Но, говоря о русских в Финляндии, надо помнить, что речь идет не только и даже не столько об эмиграции. В Финляндии с давних времен было русское население. Причем значительная его часть, особенно из среды купечества, достаточно быстро натурализовалась.

В 1724 году, то есть когда Финляндия еще была частью Шведского королевства, в Гельсингфорсе проживало всего 13 русских. После вхождения Финляндии в 1809 году в состав Российской империи и образования Великого Княжества Финляндского, сюда потянулся русский торговый люд, ремесленники, обосновавшиеся рядом с военными гарнизонами, а также крепостные из Ярославской, Тульской и Орловской губерний, привезенные на пожалованные земли. Потомки этих крестьян жили на Карельском перешейке в поселках Красное Село (Кююреля) и Райвола, сохраняя свой быт, культуру и язык, вплоть до «Зимней» войны. Наступление Красной армии вынудило их отправиться в сторону Хельсинки.

Русское купечество в Финляндии было весьма влиятельно и дало несколько весьма знаменитых фигур. Достаточно называть имена Синебрюхова в Хельсинки и Ситкова — на Аландских островах.

Мелкие торговцы, занимавшиеся поставкой продовольствия для армии, становились в старой Финляндии солидными купцами, предпринимателями, заводчиками. С появлением российских гарнизонов в пределах Великого княжества Финляндского подобное явление распространилось и на основную часть Финляндии. Кроме Синебрюховых, заметное место в экономической жизни автономии занимал родившийся в местечке Хамина (территория современной Финляндии) бывший крепостной Шереметьевых Егор Ушаков. Основав в 1814 году вблизи столицы кафельно-кирпичный завод, он поставлял стройматериалы в город. Состоятельный предприниматель, имевший дома в центре Гельсингфорса, Ушаков владел шведским языком, выучил даже финский, что для людей его крута было крайней редкостью. Официальным языком Финляндии являлся шведский, и даже автор гимна Финляндии Юхан Рунеберг, писатель и сторонник финского национального пробуждения, не знал языка простого народа. В 1822 году Егор Ушаков получил чин коммерции советника, его вместе с Федором Киселевым, не менее известным предпринимателем, избрали в число городских старшин Гельсингфорса. Позже в городское собрание столицы вошли влиятельные коммерсанты русского происхождения Егор Батурин и Николай Вавулин.

Вот что писал историк Д. Протопопов в конце XIX века: «Русские занимаются в Финляндии главным образом торговлей, особенно мелочной… кроме того, они хозяева промышленных заведений, огородники, ремесленники… пользуются здесь репутацией трудолюбивых и бережливых людей, хорошо обделывающих свои дела». По словам того же автора, «недавно еще русские, особенно более зажиточные и образованные, проживающие в западной части страны, довольно быстро ошведивались и офинивались… в Гельсингфорсе у них остались только фамилии Киселевых, Синебрюховых, Королевых, Сидоровых, по-русски они не понимают. Большинство русских довольны здешними порядками». «Здесь все по закону, все правильно», — говорил Протопопову тверской мужик, исколесивший всю эту землю.

В самом начале XX века в Финляндии при переписи населения было зарегистрировано 5939 граждан автономии, считавших русский язык родным. От всех постоянных жителей ее эта цифра составляла 0,22 %. В действительности выходцев из России было больше. Ведь к тому времени потомки таких известных фамилий, как Sinebrychoff, Kisileff, Kavaleff, Koroleff, Wavulin, окончательно влились в местное общество и восприняли шведский язык в качестве родного. С другой стороны, в данные статистики не вошли проживавшие в Финляндии русские, не имевшие финляндского гражданства. В основном это были военнослужащие и члены их семей, православные священнослужители, а также чиновники канцелярии генерал-губернатора, число которых несколько увеличилось в первое десятилетие XX века. В 1910 году в семи крупнейших городах автономии проживало 12 тысяч подданных России.

К моменту провозглашения Финляндией независимости на ее территории оказались три категории русских: постоянные жители страны (часть из них имела финляндское гражданство), военные (весной 1918 года их было примерно 40 тысяч, к концу года осталось незначительное число отставников) и небольшая часть дачников Карельского перешейка, укрывшихся там от революционной анархии. Среди них — художник Илья Репин и писатель Леонид Андреев. Перед Первой мировой войной в собственности петербуржцев и других жителей империи числилось на перешейке 775 поместий и 10 тысяч дач.

В то же самое время, еще с XVIII век, а множество уроженцев Финляндии, пусть в основном и шведов по происхождению, связали себя с Россией и служили на ее благо.

Достаточно вспомнить лишь несколько имен. Например, создатель Никитского ботанического сада в Крыму Христиан Христианович Стевен (1781–1863 гг.), родившийся в Фридрихсгаме (ныне Хамине) Выборгской губернии, — известный ботаник, доктор медицины, садовод и энтомолог.

Или Кнут Адольф Шернвалл (1819–1899 гг.), или Шернваль (запомним эту фамилию, она не раз будет фигурировать в моем повествовании) — известный строитель железных дорог. Окончив Финский кадетский корпус в Хамине и поступивший в Инженерный институт в Петербурге, он проявил себя незаурядным инженером-строителем на строительстве железной дороги Петербург — Москва. Когда он вернулся к себе на родину, он принял самое активное участие в проекте железной дороги между Петербургом и Хельсинки. И именно он в интересах развития финской торговли поддержал идею строительства железной дороги с широкой колеей. Так что мы ему сегодня обязаны тем, что поезда из Москвы и Петербурга, идущие в Финляндию, не должны подолгу стоять на границе. Шернвалл в 1867 году был назначен главным инженером строящейся дороги, движение из Питера в Хельсинки было открыто в 1870 году и дало толчок быстрому росту финляндской экономики. Затем Шернвалл занимал в Петербурге должности начальника Российского управления железных дорог и Главного инспектора всех российских железных дорог. В 1888 году Шернвалл был вместе с царской семьей во время известной железнодорожной катастрофы в Борках, где был серьезно ранен.

А кто не знает прекрасный парк Монрепо на окраине Выборга? Его создал барон Павел Николаи. В России во времена советского лихолетья его имя было предано забвению, и даже его могила на маленьком островке в Монрепо была осквернена. Однако в период расцвета России имперской семья баронов Николаи, принадлежавшая к избранному кругу российской аристократии, была широко известна и в России, и в Европе. Павел Николаи, чьи предки верой и правдой служили русским императорам со времен Павла I, выбрал необычный путь: он стремился посвятить себя христианскому служению ближним, много путешествуя, начал — едва ли не первым в нашей стране — помогать заключенным в тюрьмах, охватив своей деятельностью всю Сибирь. Деятельность Николаи не знала никаких границ: ни классовых, ни расовых, ни географических, ни религиозных.

Рассказывают, что последний из рода баронов Николаи в 1918 году увидел в Морепо толпу революционеров. Один солдат загородил им дорогу, сказав: «Я не дам тронуть его, это ангел, не человек. Он спас мою семью от голода». И толпа удалилась!

В начале прошлого века безземельные финны, откликнувшиеся на «призыв» столыпинской реформы, осваивали Дальний Восток, участвовали в строительстве Транссиба.