Александр Больных - Мифология Пирл Харбора Страница 2

И в этой обстановке миролюбивый Советский Союз совершает шаг, который полностью аналогичен по своим последствиям подписанию пакта Молотова — Риббентропа. 13 апреля во время визита японского министра иностранных дел Мацуоки в Москву внезапно был подписан пакт о нейтралитете. Именно внезапно. Дело в том, что все переговоры Мацуоки с Молотовым завершились безрезультатно. 12 апреля японский министр уже начал протокольные визиты вежливости по театрам и передовым предприятиям, когда поздно вечером его пригласили к Сталину. После двухчасовой беседы был согласован вопрос о подписании пакта, а не следующий день в 14.45 он был подписан. Даже если учесть, что в его основу были положены ранее прорабатывавшиеся варианты, подготовка такого важного документа менее чем за сутки впечатляет. Япония, как и ранее Германия, обезопасила себе тыл на случай удара по западным союзникам. А потом имел место совершенно беспрецедентный случай. На вокзал провожать Мацуоку приехали Сталин и Молотов. Ни до, ни после того Сталин не провожал никого из иностранных дипломатов. Риббентропа, кстати, он тоже не провожал. Москва дала зеленый свет агрессии еще одного хищника. Можно, опять-таки, повторить набор затертых клише про «коварство самураев» и прочую дребедень, но все-таки никто в истории ХХ века не подписывал подобных документов с намерением нарушить их менее чем через полгода.

Опираясь на этот пакт, Япония в переговорах с Соединенными Штатами немедленно переходит к языку прямых ультиматумов. Создает впечатление, что японское правительство просто сошло с ума. Например, в ноте, которую 12 мая японский посол Номура передал американцам, требуется ни много ни мало: «В отношении европейского конфликта Соединенные Штаты ограничиваются мерами самообороны и не вмешиваются в конфликт».

Именно в этот период японское правительство принимает окончательное решение о начале войны в южном направлении. 2 июня 1941 года японский посол получает из Токио меморандум «Главные пункты государственной политики империи». Номура должен не допустить вмешательства США в войну, когда Япония начнет захват Голландской Ост-Индии и Малайи. Если же это не удастся, японское правительство примет решение «когда и какие силы будут использованы».

Соединенные Штаты отреагировали именно так, как и следовало ожидать. 26 июля президент Рузвельт заморозил все японские активы в банках США и объявил о полном торговом эмбарго. Вслед за этим Великобритания расторгает все существующие торговые договоры с Японией. Страна оказывает в экономической блокаде.

Однако это не останавливает японцев. 6 августа новый министр иностранных дел Японии адмирал Тоёда обнародовал очередные предложения: «Восстановление свободной торговли; прекращение всякой военной активности на Филиппинах; прекращение помощи Китаю; признание оккупации Индокитая; оказание давления на Великобританию и Голландию с целью увеличения экспорта сырья в Японию». Примерно такие ноты предъявляют после успешного окончания победоносной войны. 6 сентября появились новые, еще более жесткие требования, однако именно в этот день на заседании Верховного военного совета было принято принципиальное решение о начале войны против Англии, США и Голландии. Оно, правда, сопровождалось оговоркой «если не будут приняты наши требования», но можно ли было рассчитывать на их принятие?

Все дальнейшие переговоры велись лишь с единственной целью — замаскировать подготовку Японии к развязыванию войны. И хотя 7 ноября в Вашингтон был направлен специальный посланник Курусу, это уже не имело никакого значения. Принципиальное решение было принято, дата атаки была назначена. Японцы предложили план урегулирования отношений с Соединенными Штатами, причем даже в двух вариантах, хотя оба были совершенно неприемлемы для американцев. Государственный секретарь Хэлл 26 ноября представил встречные предложения, которые Курусу охарактеризовал как «конец переговоров». Современные ревизионисты от истории называют «10 пунктов» Хэлла ультиматумом, хотя в нем отсутствовали какие-либо требования и лишь содержались рекомендации отказаться от плодов агрессии. На Токийском процессе бывший японский премьер-министр генерал Танака был вынужден признать, что во многом эти пункты лишь повторяли Вашингтонский договор 1922 года, подписанный и Японией.

6 декабря 1941 года посол Номура и специальный посланник Курусу получили радиограмму с 14 пунктами очередной ноты японского правительства, предназначенной для передачи Хэллу и с указанием вручить его 7 декабря в 13.00 по вашингтонскому времени. Американская служба перехвата и дешифровки сработала лучше штатных японских шифровальщиков, и президент Рузвельт прочитал ноту раньше японских дипломатов. «Это означает войну», — произнес он.

А теперь представим на минуту, что в декабре 1941 года Япония напала не на Соединенные Штаты, а на Советский Союз. Каковы будут ее перспективы в этой войне? Да очень плохие перспективы. Главным козырем Японской империи являлся современный мощный флот. В войне против СССР он был практически бесполезен. Сухопутные войска Японии были откровенно слабыми и отсталыми. Они не имели современных танков (старых тоже было очень мало), почти не имели тяжелой артиллерии, почти не имели радиостанций. С рациями и у нас было неважно, но у японцев положение было еще хуже. В боях на тропических островах, в непроходимых джунглях, все эти недостатки нивелировались характером местности. Но при войне на широком фронте в Приморье и на Дальнем Востоке они проявились бы неизбежно, в чем японцы уже смогли убедиться на Халхин-Голе.

Япония, начав агрессию против Советского Союза, могла получить лишь еще одну тяжелую, затяжную войну с неопределенными (это в наилучшем случае!) перспективами. При этом она ни на шаг не приближалась к решению сырьевой проблемы. Наоборот, расходование стратегических запасов пошло бы ускоренными темпами с учетом масштабов такой войны. Даже в случае захвата каких-то территорий (допустим, жалко, что ли) Япония не приобретала ни капли нефти, ни грамма олова, свинца, цинка, каучука. Ничего этого в сибирской и якутской тайге не наблюдалось. Про освоение японцами Норильска не будет говорить даже сумасшедший. То есть, японская агрессия против Советского Союза была бы просто бессмысленной. Это подтверждается событиями, происшедшими после 22 июня.

Итак, 25 июня 1941 года в Токио состоялось совместное заседание правительства и Императорской ставки. Министр иностранных дел Мацуока требовал начала военных действий и оказался в полном одиночестве. Против него дружно выступили военный и морской министры, а премьер-министр Коноэ высказался в том плане, что появляется возможность расторжения Тройственного пакта. 27 июня на новом заседании Мацуока вновь требует начала войны против СССР, на этот раз против него совместно выступают начальники генеральных штабов армии и флота. Против оказалось даже командование Квантунской армии. Нападение следовало предпринимать в максимально благоприятных условиях, а для этого оставался отрезок времени менее месяца: с 15 августа по 10 сентября. Ранее японцы не могли сосредоточить превосходящие силы, а позднее начинался период осенних дождей, мешавших любому крупному наступлению. Вопрос был закрыт окончательно.

Итак, если кратко просуммировать, то можно сказать, что в течение 1940–1941 годов между СССР и Японией не существовало никаких серьезных противоречий. Они не имели никаких серьезных общих интересов, что подтверждается вялыми и достаточно беспредметными переговорами, в то время как вокруг «китайского вопроса» и «проблемы южных ресурсов» шла напряженная дипломатическая борьба (в которой СССР не участвовал), завершившаяся лишь с началом войны.

Политическое решение начать войну против Англии, США и Голландии было принято 2 июня. 6 сентября решение политиков было передано военным для выработки конкретного плана операций первой фазы войны. 1 декабря на заседании совета министров в присутствии императора была согласована дата начала военных действий.

Кульминацией дипломатической борьбы стала нота Номуры — Курусу, врученная государственному секретарю США Корделлу Хэллу 7 декабря. С ней связана полукомическая-полудраматическая шпионская история. Как известно, американцы раскрыли многие японские военные и дипломатические шифры и были в курсе всех намерений и предстоящих действий японской дипломатии.

Не могу удержаться, чтобы не рассказать о некоторых литературных произведениях добрых старых советских времен, касающихся именно способа, которым американцы заполучили эти шифры. В страшно шпионском романе «По прочтении сжечь!» (название-то какое!) рассказывается, как коварные американцы напоили слабительным японского курьера, который вез шифровальную машинку. И пока тот думал, сами понимаете где, вытащили машинку из футляра, отсняли, замерили и так далее. Этому курьеру хитроумные американцы в своих переговорах повесили кодовую кличку «Самма» — мол, есть такая «японская рыба с острой головой». Акула, дескать, слишком избито, а вот самма в самый раз. Да, есть такая рыба. Но вот беда, у этой рыбы имеется и другое, более прозаическое имя — сайра. Шпион, бланшированный в масле. Приехали. Или из другого советского романа: «Пурпур! Послу Номура. В помощь вам из Токио в Вашингтон на быстроходном эсминце отбыл Курусу». Наверное, прямо по Потомаку до Белого дома доехал специальный посланник. Но это так, мимоходом, чтобы показать уровень наших авторов.