Алексей Горшенин - Воображение и отображение Страница 2

Конкретный же разговор о них я хочу начать с новосибирца Евгения Носова. Может быть, потому, что он более традиционен и в отличие от большинства других своих коллег не увлекается формальными поисками, предпочитая обретать собственное творческое лицо в русле классического направления НФ, проложенного Ж. Верном. Г. Уэльсом, А. Беляевым, А. Азимовым, А. Кларком... В основе почти всех фантастических построений Е. Носова, как и у классиков, лежит научная посылка и ее доступное для читателя обоснование, а также вера в безграничные возможности научно-технического прогресса. С другой стороны (в соответствии, опять же, с классической традицией), центральным нервом его произведений становится социально-философское и нравственное осмысление как сегодняшней действительности, так и вероятных последствий тенденций ее развития. В своих рассказах Е. Носов много размышляет, например, над тем, что станется в будущем с такими извечными общечеловеческими понятиями, как совесть, любовь и, особенно, душе, насколько совместимыми окажутся они с грядущей тотальной роботизацией и компьютеризацией. Не случайно одной из главных тем его произведений становится тема, волновавшая не одно поколение фантастов, - "Человек и Машина". Разумные машины самых различных видов и способностей выступают полноправными героями рассказов Е. Носова. Но занимают они автора не сами по себе, хотя он весьма обстоятельно знакомит читателя с их свойствами, характеристиками, особенностями, словно бы лишний раз подтверждая, что он пишет научную фантастику, а прежде всего в свете проблем взаимоотношений и взаимовлияния Человека и Машины - проблем неоднозначных, непростых и уже сегодня приобретающих глобальные масштабы. Весьма показателен в этом плане рассказ Е. Носова "И видит сны машина". Писатель моделирует ситуацию, в которой ЭВМ получает возможность абстрагироваться, то есть становится "уже не просто машиной", ибо тем самым приближается к человеку. И герой-рассказчик - программист, обслуживающий машину, - невольно встает перед щекотливым и не столько уже научно-техническим, сколько морально-нравственным вопросом: "От сердца или от ума понимать машину?" Или, выходя на общечеловеческий простор, - "чему отдавать предпочтение - сердцу или разуму?" Позиция самого автора сомнений не вызывает. Конечно же, без души нет и не может быть человека, но без ее зачатков не в состоянии приблизиться к человеку и самая совершенная, самая разумная машина, в чем и старается Е. Носов убедить читателя в другом рассказе - "Землей рожденные". Рассказ необычен уже тем, что в нем совсем нет людей. Супергалактический рейс на гигантской межзвездной Станции совершают... клоны самовоспроизводящиеся искусственные человеческие биокопии. Когда-то, чувствуя себя совершенно одинокими во Вселенной, люди создали свои копии, заложили в них программу существования и развития, которая, в конечном счете, способствовала бы рождению новой, искусственной цивилизации, и пустили искусственных детей в неопределенно далекий путь в надежде, что рано или поздно, уже на новом витке времени и пространства произойдет встреча-контакт клонов с прародителями (видно, для того, чтобы понять, лучше или хуже биослепок человеческого оригинала). Но вот, обращает наше внимание автор, какой чрезвычайно существенный изъян в непогрешимой вроде бы системе обнаруживается: "Создав копии более совершенные в физическом отношении и защищенные от случайностей лучше, нежели они сами, люди не смогли им дать только одного - человечности. Того, что делало бы их людьми... Построив Станцию, населив ее своими биокопиями, люди создали питательную среду, дали толчок для развития новой жизни, на первое время обязав ее программой поведения. Но они не заложили в свою программу определения грани между искусственным и настоящим, не обозначили .пограничной полосы между машиной и человеком..." Что и стало причиной конфликтов между клонами, руководствовавшимися только линией поведения и логикой, заданной программой, и теми, с другой стороны, кто в процессе саморазвития начинал выламываться и жестко очерченной логической схемы. Как, например, клон по имени Оранжевый, пытающийся в окружающем его мире видеть не только прагматическую пользу, что и предписывала программа, но и нечто совершенно непостижимое для большинства его искусственных сородичей, - красоту. В конце концов, лучшие из клонов Станции приходят к очень важному для себя выводу: чтобы действительно сравняться с человеком (а к тому и стремятся они, создавая собственную цивилизацию), надо обрести душу, ибо, как говорит один из персонажей рассказа "Землей рожденные" (и с ним нельзя не согласиться), "душа, пусть и слабая, поднимается над логикой".

Мысль о приоритете души, сердца над голым разумом, рационализмом, о человечности, без которой любая разумная жизнь заходит в тупик, вырождается, чрезвычайно близка и новосибирцу Анатолию Шалину. Герои его повести "Вакансия" волею загадочных обстоятельств (неведомая гравитационная сила буквально стаскивает их звездолет с намеченного маршрута) оказываются на странной планете Синкс. Как и у Е. Носова на Станции, здесь тоже нет людей. Планета населена роботами, в том числе и человекоподобными. Все хозяйство полностью автоматизировано, производит массу высококачественной продукции, которая потом... уничтожается за неимением потребителя. В том и парадокс, и странность планеты Синкс. "Здесь создали все условия для существования человечества - этакий заповедник для людей", которых в наличии нет. И еще с одной странностью столкнулись земляне. В одном из изданий "были собраны и персонифицированы в виде различных зверюшек и карликов черты характера, чувства, когда-либо свойственные людям". Кто-то пытался моделировать человеческие чувства, эмоции, привычки. Планетолог Роман, наткнувшийся на это необычное хранилище, резонно предполагает, что "роботы Синкса стремились стать людьми". Но зачем? И куда вообще подевались отсюда люди? Поиски ответов на эти вопросы и составляют основу сюжетного развития повествования. А оно весьма насыщенно, динамично, увлекательно, и немало еще приключений придется пережить экипажу звездолета, немало неожиданного узнать, прежде чем рассеется туман над тайнами планеты Синкс. И постепенно вырисовывается такая вот гипотетическая картина общественной эволюции Синкса, приведшей к исчезновению людей на этой планете: "Древний Рим погубила роскошь, - рассуждает планетолог Роман. - Почему бы не предположить, что на Синксе происходило нечто похожее. Ведь легко представить развитую цивилизацию технического типа, которая на определенном этапе пренебрегала своим духовным развитием. Когда-то у людей Синкса появился культ машин... И вот появилась цивилизация, в которой в одну из эпох машины, роботы не только выполняют все общественные функции человека, но и становятся, если так можно выразиться, человечнее самого человека. Люди же, потеряв творческую инициативу, сделались всего лишь потребителями благ техники... В этот "золотой" век потребители купались в роскоши и удовольствиях... И постепенно умертвили свои мозги. Для развлечений ведь особого напряжения умственных способностей не надо. Потребность в мышлении игнорировалась. Люди не только ленились думать, но и постепенно теряли вкус к жизни, само существование становилось им в тягость... Лень жить, но и умирать еще неохота. И здесь поможет всемогущая техника - ваш мозг, простите, центр удовольствия, пересаживают, вживляют в электронную систему, и вы счастливы окончательно. Вы почти бессмертны, вы кукла. Со временем прошедшее по этому тупиковому пути человечество вырождается, подменяется кибернетической цивилизацией, которая, пытаясь копировать человека буквально во всем, не заботясь об отборе наиболее ценного и прогрессивного, тоже замыкается, закольцовывается в своем существовании. Отсюда и бессмысленное производство материальных благ, которые следом уничтожаются. Ведь, как верно замечает автор, "техника - средство достижения каких-то чисто человеческих целей" и "сама по себе, без человека, техника смысла не имеет", поскольку самим роботом, электронным системам ничего такого не надо. Они функционируют по программам, цели которых им чужды и не нужны". А целеустремленность, как известно, еще один отличительный признак человека разумного. И совершенно закономерно, что в современном ее состоянии главной для планеты Синкс становится "проблема человека", вакансия которого оказалась незаполненной. Создавая в повести "Вакансия" ситуацию, при которой фетишизация техпрогресса вытравливает в человеке все духовное, человечное, а затем и его самого превращает в робота, в механическую куклу с человеческим обличьем, живущую только потреблением благ и удовольствий, А. Шалин как бы предупреждает нас, современников, куда может завести бездумный, безудержный технократизм. И не столь уж фантастичен прогноз автора повести, если принять во внимание стремительность научно-технического прогресса. Несколько смазанным показался мне финал повести. По сюжетным условиям для того, чтобы вырваться из плена Синкса, из лап его роботоцивилизации, кто-то из экипажа звездолета должен был остаться на планете и дать команду киберам об освобождении землян. И не просто остаться, а занять "вакансию человека", стать властителем кибернетического царства. Кибернетик Виталий идет на такое самопожертвование. Тут бы, на этой напряженно-драматической ноте и закончить повествование, поставить точку, поскольку идея произведения полностью реализована, сюжет исчерпан. Но автору, видимо, до слез жалко становится своего героя, и он, растянув повесть еще на десяток страниц, "спасает" Виталия сложным фантастическим путем (нет, наверное, смысла пересказывать его технологию), возвращает его на борт корабля. Правда, из-за наложения во времени он успел пробыть на Синксе десять лет и навести кое-какой там порядок, а также найти себе замену, однако, увы, этот натужный хэппи-энд равносилен лишней щепоти соли, от которой суп становится пересоленным.