Сборник статей - Ялта-2015. Литературная конференция. Сборник докладов Страница 2

Давным-давно сильный маг родом из Эллады сошёл на берег – и сразу почувствовал, что крепость, построенная на этой скале, будет неприступной, как зубы дракона, хотел он построить её из местных пород, обломков скалы, скрепить их раствором кварцевого песка на яичном белке павлинов, чтобы такие стены ни одно войско не могло разрушить. Хотел сделать всё без волшебства, но на такие стены ушли бы долгие годы, но не было у него времени: в дальнем плавании заболела его любимая дочь, девушка-красавица по имени Агния, что значит «непорочная». Горела она как в огне, и такой сильный огонь сжигал её изнутри, что умирали одна за другой её любимые птицы, остался один павлин, – боялся отец, что умрёт и она со дня на день, больно было ему смотреть на птицу: казалось ему, что «глаза» на ярких перьях потускнели, и погибнет его дочь одновременно со своим последним павлином.

Не обойтись без магии: не теряя ни секунды, изредка оглядываясь на корабль у берега, будто он своими взглядами придавал сил больной дочери, маг, цепляясь за клочки травы и корни кустарников так сильно, что оставались они у него в поцарапанных руках, забрался на вершину скалы и при свете заходящего солнца бросил окрашенные его кровью стебли и корни вниз: пока летели они по воздуху, превращались в камни, грохот стоял, будто в первый день творения; прикоснувшись к земле, камни вставали башнями, а стены с зубцами как змеи ползли между ними, соединяя башни в неприступную крепость. Наконец каждый камень нашёл своё место, гул и грохот стихли, тогда великий маг отёр потное лицо свое, смахнул горячую влагу, там, где она упала на землю, из расселины забил горячий источник.

Раскрыл руки волшебник и как птица перелетел на свой корабль, обнял свою больную дочь и вернулся в крепость, устроил её в самой высокой башне. Понравилось девушке в новом жилище: зелёные ковры как мох на стенах и ветвь дерева прямо из стены для любимого павлина. Стала выздоравливать красавица Агния: с каждым днём наливались румянцем её щёки, глаза заблестели, стала она спускаться вниз и подниматься с кувшином вверх – окрепли ноги, сама стала набирать воду – обрели силу нежные руки. Свежий морской ветер перебирал пряди её волос, когда она стояла у окна своей башни – заблестели и стали густыми и гладкими тёмные волосы, стала смеяться и петь песни дочь волшебника. Ожил и павлин, бегал за своею хозяйкой как щенок.

Не мог нарадоваться отец на свою дочь Агнию, самую красивую девушку в Тавриде! «Надо искать мужа, чтобы не чувствовала она одиночества, когда меня не станет, – подумал он. —

Вот Диофант, хорошего рода, молод, а уже стал военачальником и моею правой рукой – не найти лучшего мужа для моей Агнии».

Был поздний вечер, маг поднялся к дочери в башню, вывел на зубчатую стену, показал ей рощу в долине, где блестели при свете звёзд кроны лавровишневых деревьев, и сказал:

– Завтра сходи туда и набери гибких веточек с душистыми листьями, сплети два венка и кужину спускайся вниз: я познакомлю тебя с твоим будущим мужем, – улыбнулся отец, – да, и не забудь надеть самое богатое платье.

Послушная дочь сделала, как ей велел отец. Утром, как только из волн морских вышло обновлённое румяное чистое светило, девушка, надев простую белую одежду, направилась к лавровой роще. С высоты крепостной стены роща, казалось, была недалеко от крепости, а когда она стала мерить шагами горную тропинку, выяснилось, что идти туда далеко и долго. Девушка шла уже несколько часов, подол её платья запылился, острые камни порвали его, она раскраснелась, волосы растрепались, и никто никогда не подумал бы, что она дочь великого мага, царевна. Но характер у неё был – огонь, и трудности только раззадорили её, она шла быстрым шагом уже долго, но рощу так пока и не нашла. За ней семенил, изредка вспархивая, павлин. «Поторопись, петушок», – подгоняла его девушка.

– Стой, кто идёт, – услышала она, и на тропинку перед ней спрыгнул со склона молодой парень. – Чего тебе надо? Здесь никого не бывает, кроме меня и моих овец, я уже и забыл, как выглядят девушки. Разреши мне полюбоваться твоим лицом, а то вижу целыми днями только кудрявые овечьи лбы, – улыбнулся парень.

– Смотри, не жалко, – гордо сказала Агния, – только тогда и я буду смотреть на тебя!

Юноша смутился: достойная соперница – язык что кинжал.

– Гляди, – сказал он, – только не отрывай от меня глаз!

А теперь смутилась она: смелая, а тут испугалась – уж больно хорош был парень, и хотела бы она не смотреть на него, да не могла. «Как же я теперь буду жить, если не смогу видеть каждый миг его смелое лицо», – подумала она.

Девушка и юноша молчали – подыскивали причину, чтобы не расставаться.

– Я ищу лавровую рощу, – сказала она.

– Я тебя провожу, – обрадовался он.

Целый день молодые люди, смеясь и играя, провели вдвоём в лавровой роще с овцами и павлином, и венок, что велел сплести строгий отец для жениха-полководца Диофанта, сейчас украшал голову простого пастуха. Царевна сделала свой выбор.

Взялись они за руки и вместе вернулись в крепость. Не ожидали отец и несостоявшийся жених, что она вернётся не одна. Сразу всё понял великий волшебник, но тут и не надо быть магом, чтобы понять по блеску глаз и быстрым взглядам, что молодые люди полюбили друг друга. Диофант выхватил меч, да отец девушки удержал его:

– Подожди, – шепнул он рассерженному жениху, – не спеши! Если ты убьёшь его, она никогда не простит тебя. Положись на меня.

Маг притворно улыбнулся избраннику дочери и сказал:

– Я не знаю тебя, из какого ты рода?

Гордый юноша дерзко ответил:

– Меня мать в огороде нашла! Значит, я сын бога огородов!

Агния так и прыснула. Нет, не ошиблась она: он самый смелый,

самый отчаянный, самый остроумный! Неужели отец казнит его? – тут же испугалась она и бросилась отцу в ноги:

– Прошу тебя, позволь нам пожениться, я полюбила его.

– Хорошо, – сказал отец, – так и быть. Но сначала пусть вместе с Диофантом оправляется морем в Милет и привезёт всё, что нужно для свадьбы.

Простодушные молодые люди не догадались, что замышляет коварный волшебник, отец девушки. Маг шепнул расстроенному Диофанту: на обратном пути, когда он расслабится, столкни его в море и возвращайся не ранее, чем по прошествии года, чтобы Агния успела забыть о нём.

Прошла неделя, другая, третья, месяц, полгода, год.

Девушка целыми днями без устали смотрела в море: и осенью, и зимой, и весной, и летом стояла она на крепостной стене и пила глазами безразличную горькую морскую воду. Иногда ей казалось, что по поверхности моря текут гладкие реки, не проходит по ним рябь, и тогда думала она, что это след корабля, который отнял у неё любимого. Много времени прошло, исчезли с лица моря следы корабля, выпали перья и закрылись глаза единственного друга девушки – павлина, и однажды в августе, ближе к закату, увидела она, как причалил корабль, как сошёл на берег Диофант.

Один. Радость скрывал он на своем лице, что вернулся без дерзкого пастуха. Думал, что никто теперь не помешает ему взять в жёны Агнию, дочь мага. Диофант едва нёс груду подарков: из-за неё ему почти не было видно ступеней. Долго он подымался, нащупывая ногами крутые ступени, падали и оставались на лестнице мелкие подарки, гремели по ступеням кубки, шуршали, как опавшие листья, шёлковые платки.

Наконец поднялся он, но в башне никого не было.

Только на ряби морской чёрной птицей нырнуло вглубь чёрное покрывало дочери мага. Будто её и не было.

А башню стали называть Девичьей в память о гордой и верной Агнии, первой красавице Тавриды.

Ещё папа любил картины Айвазовского и прозу Александра Грина, живших в Феодосии. Они хорошо сочетаются – картины одного и чудный мир другого. Только Грин и только в Крыму мог придумать историю о мальчике, на котором купивший его человек поставил эксперимент: растили и воспитывали его в помещении, где мальчик никогда не видел солнца… А когда ему исполнилось четырнадцать, показали его. Вернее, закат солнца, чтобы ребёнок решил, что солнце погибло… Это крымское солнце, чудом встающее каждое утро из моря, могло вдохновить Грина на пронзительную историю торжества жизни над смертью.

А ещё мой папа чувствовал какое-то глубинное родство с крымской землёй, будто генетическая память подсказывала ему: здесь твои корни, хотя в семье бытовала легенда, что в папином роду существовала таинственная Черногорская княжна; мне с детства казалось, что я и есть та самая пропавшая с горизонтов общества воплотившаяся в новом теле Черногорская княжна. Как доказательство папа предъявлял хранящийся в семье кинжал в деревянных, обтянутых тончайшей черной кожей и богато украшенных серебряными накладками с затейливым рисунком ножнах. Когда я была совсем маленькой, классе в четвёртом, не выдержав искушения попробовать на вкус наслаждение превосходства, взяла кинжал с собой в школу. Теперь я представляю, что почувствовала мама, разбирая дома мой портфель и обнаружив в нём фамильный кинжал между учебниками «Природоведение» и «Арифметика», тогда не говорили «математика», а с первого по четвёртый была простая «арифметика», а не важная «математика». Помню, как с гордостью демонстрировала одноклассникам на большой перемене старинный кинжал – глупо, верно?