Андрей Столяров - Будущий огонь Страница 2

В конце 2001 г. была создана «Единая Россия», ядром которой стал огромный массив чиновников, фактически приводящих в движение все рычаги российского государственного механизма. Возглавил это политическое объединение Борис Грызлов, человек, знакомый президенту Путину еще по работе в Санкт-Петербурге.

Опираясь на консолидированное телевидение, высвечивающее отныне лишь определенный партийный ландшафт, на административный ресурс в лице послушных региональных властей, на личную популярность президента Путина, публично высказавшего свои симпатии, «Единая Россия» успешно выиграла выборы 2003 г., получив в парламенте устойчивое большинство голосов (67.56%). Демократические силы, партии «Яблоко» и «Союз правых сил», не сумевшие создать перед выборами единую политическую организацию, получили лишь по 4% голосов избирателей, не преодолели барьера, необходимого для попадания в Думу, и были представлены в ней лишь некоторым количеством независимых депутатов.

Российский парламент окрасился в цвета «Единой России». Из независимого органа законодательной власти он превратился в штемпелевочную машину, послушно утверждающую любые указы Кремля. Никакая реальная оппозиция там была невозможна. И лидер «Единой России» Борис Грызлов, ставший в 2004 г. председателем Государственной Думы, конечно, имел все основания заявить, что «парламент – это не место для дискуссий».

Началось активное структурирование российского политического пространства. В первую очередь была укреплена собственно «вертикаль власти». В 2004 г. после трагической истории с захватом заложников в Беслане, когда погибли более 300 человек, под предлогом необходимости наведения порядка в стране в России были отменены прямые выборы губернаторов. Теперь кандидатура на пост губернатора представлялась президентом страны и утверждалась законодательным органом субъекта Федерации. Губернатор, не лояльный Кремлю, мог быть смещен с должности в любой момент, а выдвижение губернатора на второй властный срок также зависело от отношения к нему президента. Выводы в этой среде были опять-таки сделаны незамедлительно: большая часть губернаторов безоговорочно приняла новые правила политического бытия и была быстро и без хлопот переизбрана\переназначена президентской администрацией, а тем немногим, которые в вертикаль не вписались, пришлось уйти. В результате кремлевская администрация получила абсолютную верность и беспрекословное послушание региональных властей.

Далее были откорректированы законы о выборах. Из избирательных бюллетеней была удалена графа «Против всех», которая показывала количество недовольных политическим режимом в стране, одновременно было отменено выдвижение независимых кандидатов (теперь они шли только по спискам партий), а барьер голосов для прохождения в Думу был поднят аж до 7%. Это сразу же поставило в невыгодное положение демократическую оппозицию, для которой такой барьер был, естественно, непреодолим.

Коррекции подвергся и закон об общественных организациях. Напуганная, вероятно, «цветными революциями» в постсоветском пространстве, значительную роль в которых сыграли именно гражданские объединения, частично финансируемые из-за рубежа, российская власть сформулировала закон таким образом, что теперь любая организация, получающая хоть какие-либо зарубежные средства, могла быть обвинена в антигосударственной деятельности. То есть, этот источник независимой мысли в России был в значительной степени приглушен. А в дополнение ко всему был откорректирован и закон о СМИ. Глава 4 этого закона теперь гласила, что средствам массовой информации запрещено распространение экстремистских материалов [4], причем к экстремизму, по определению уже другого закона (О противодействии экстремистской деятельности), было отнесено в числе прочего и «возбуждение социальной розни» [4]. Два письменных предупреждения, сделанных редакции в течение года надзирающим органом, являлись теперь основанием для прекращения деятельности данного СМИ [4]. Под запрет таким образом попадала вся социальная критика – то, чем и должна заниматься пресса в свободном демократическом обществе.

Весь этот комплекс мер получил четкое идеологическое обеспечение. Выступая 22 февраля 2006 г. перед активом «Единой России», заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков назвал особенности российского политического режима «суверенной демократией». Сам В. Сурков дал этому термину весьма расплывчатое толкование, однако другой идеолог «Единой России» определил «суверенную демократию» как «одну из форм нелиберальной эгалитарной демократии, где политическая, экономическая и общественная свобода отдельного человека ограничивается интересами общества, прежде всего, сохранением государственного суверенитета» [5].

Разумеется, представление о «суверенной демократии», как и всякая мифологема, опиралось на реальное основание. Каждая страна имеет некие национальные особенности, обусловленные ее географией, ее историей, ее культурой, и эти особенности, как правило, находят отражение в политическом дизайне страны. Префекты во Франции, соответствующие по статусу губернаторам в России и США, тоже не избираются, как это происходит в Америке, а назначаются центральной властью. Однако демократии во Франции, конечно, не меньше, чем в Соединенных Штатах. Система с доминирующей партией, то есть с партией, которая безраздельно господствует в электоральном пространстве, раз за разом побеждает на выборах и образует парламентское большинство, существует в отдельных странах, в частности в Японии, где либерально-демократическая партия находилась у власти почти 40 лет, а также в Швеции и Италии, где в течение многих десятилетий правили социал-демократы и христианские демократы. Однако никому и в голову не приходит назвать эти страны недемократическими. А ограничения на пропаганду экстремистских воззрений присутствуют в законодательстве большинства европейских стран. И все же, вероятно, прав был Михаил Горбачев, считающий, что эти изменения в российских законах нельзя оправдать теориями «суверенной» или «управляемой» демократии. «Ограничения, которые могут оказаться необходимыми в ситуациях, угрожающих самому существованию государства и жизни людей, должны рассматриваться как временные, а не возводиться в принцип. ... Подобные определения искажают суть демократии – точно так же, как искажали ее концепции “социалистической” или “народной” демократии» [6].

Видимо для того, чтобы ослабить критику, была выведена на сцену декоративная оппозиция. Перед выборами в Государственную Думу 2007 г. в срочном порядке, путем слияния трех мелких партий, была образована «Справедливая Россия», которую возглавил председатель Совета Федерации Сергей Миронов. Эта партия позиционировала себя в качестве социалистической и оппозиционной, правда оппонирующей не президенту, а лишь «Единой России». Идея здесь была очевидна. «Тот, кто доволен вообще всем или хотя бы только фигурой главы государства, должен голосовать за «ЕдРо». Тот же, кто чем-то недоволен, может отдать свой голос вновь возникающему объединению. ... Тем самым он все равно проголосует за партию власти, только в иной ее ипостаси» [7].

Что же касается реальной демократической оппозиции, то она была полностью маргинализована. Во-первых, она была отрезана от источников финансирования: каждый российский бизнесмен отчетливо понимал, что, поддерживая своими средствами демократов, он сильно рискует. Во-вторых она была вытеснена из пространства масс-медиа: пресса и телевидение сообщали только о ее уличных акциях, которые неизменно квалифицировались как экстремистские. И в-третьих, против нее на всю мощь использовался административный ресурс. Леонид Гозман, один из лидеров «СПС», писал: «Нам нарисовали 0,9% на последних выборах (отдельное спасибо господину Чурову[1] и не зарегистрировали на выборах в субъектах РФ в октябре – везде якобы были неверно оформлены подписи» [8].

Ничего удивительного, что в такой ситуации на выборах 2007 г. «Единая Россия» одержала блистательную победу. Она получила в Государственной думе 70% мест, что вместе с 8% «Справедливой России» составило конституционное большинство. При этом «Союз правых сил» набрал, по официальным данным, действительно лишь около 1% голосов, а «Яблоко» немногим больше – 1,6%. Обе партии в парламент, разумеется, не попали.

Теперь можно было завершать строительство вертикали. На президентских выборах 2008 г. была успешно осуществлена стратегическая операция «преемник»: новым президентом страны, набрав 70% голосов, стал Дмитрий Медведев, один из ближайших соратников Владимира Путина, а сам В.В.Путин, чтобы не отпускать рычаги, возглавил правительство и стал лидером «Единой России». Тем самым он сохранил контроль как над парламентом, так и над значительной частью исполнительной власти.