Иоанна Хмелевская - Опасный возраст Страница 20

— Дура ты, — выдал он доброжелательно. — Ничего не смыслишь! Молодая красивая женщина, про какую старость речь, идиотка, вся жизнь впереди! Бога благодари — от этого своего муженька избавилась, да оглянись ты вокруг — весь мир к твоим услугам!

Петр выдал свою тираду энергично, убежденно, я растрогалась и… поверила. Насчет красоты — дело вкуса, в манию величия я не впала, зато и вправду вдруг увидела перед собой мир. Не один раз мы поддерживали друг друга в жизни, да на его долю выпало со мной больше хлопот. А результатов он добился весьма весомых.

Гурце у меня то и дело буксовали. Проект делала из чувства долга, сроки поджимали, а тут, как назло, одно здание чуть не добило меня. Цех сравнительно небольшой кубатуры, зато с гигантской программой. В этой кубатуре разместить надлежало кран, оставить часть свободной площади, выделить место под лабораторию, под раздевалки для рабочих и санузлы, причем по нормативам раздевалки полагались двойные — грязная и чистая, плюс к тому душевые, умывалки, кабины — короче говоря, люкс, и все это на неразрешимо ограниченном метраже. В пояснительных записках к идиотской концепции ничего подобного не предусматривалось. Санитарная часть изводила меня две недели, пока вдруг в троллейбусе не осенила неожиданная идея, когда я ехала к матери за детьми. Нашла прекрасное решение: раздевалки, душевые, уборные — все как надо; проехала свою остановку, бегом вернулась, помчалась домой и рухнула у чертёжной доски. Успела-таки зафиксировать увиденное в троллейбусе решение до того, как чертова фантазия сменила пластинку.

Тринадцатого сентября 1962 года я подвела итоги хандре за этот период. Как расправиться с хандрой, изложила в «Крокодиле из страны Шарлотты», но могу и повторить.

Так вот: берете листок бумаги, лучше всего в клетку, расчерчиваете на четыре рубрики и вписываете: плохо; хорошо; сальдо; выводы. Под «плохо» занести по пунктам все, что изводит. Под «хорошо» поместить, тоже по пунктам, все позитивное и утешительное. Под «сальдо» вписать, как справиться с очередными делами. Ну а «выводы» — это выводы, понятно и так, должны оказаться с плюсом.

В моих итогах от тринадцатого сентября в рубрике «хорошо» содержится лишь одна информация: перпендикулярно крупными печатными буквами написано: ДЕРЬМО. Остальное выглядит так:

Выводы и в самом деле утешительные, один большой плюс. Что касается свиньи с конструкторами, объясняю: хоть ответственность за проект всецело висела на мне, никаких прав требовать от других отделов у меня не было. Конструктор мог валять дурака сколько ему вздумается, а я никак не могла стребовать с него работу, оставалось одно — донести в дирекцию. Каспер (настоящее его имя Влодек, да больно уж много в мастерской развелось Влодеков, а посему в "Подозреваются" я назвала его Каспером) как раз срывал мне все сроки, и я вознамерилась лететь с руганью к Гарлинскому. Удержалась, не полетела; Каспер в конце концов сделал все расчеты. Сантехники же потеряли всякий интерес к моему проекту из-за упомянутого озерка посередь территории. Возможно, они чуток и поизмывались надо мной, но это пустяки, в основном оказались правы, и позже начались всякие кошмары, гораздо похуже обычного идиотизма.

Технологию делали заново, первоначальная вообще никуда не годилась, новую проектировал по договору некий Геня, мой знакомый по курсу английского. Геня английский выучил, а я нет. Технологию он мне подбрасывал исключительно по ходу дела, почти параллельно с архитектурным проектом, и от этого я чуть не спятила.

Озерко и сантехники совсем меня заели, участие в заседании принял и дорожник. Звали его Курдель, не знаю, где он сейчас, на всякий случай прошу у него прощения. Фамилией его Бог наградил, мягко говоря, нетипичной, в принципе никогда не цепляюсь к фамилиям людей, но тогда черт меня, видимо, попутал, а может, просто бессознательная ассоциация, во всяком случае ввалилась я как-то в нашу среднюю комнату, во всю глотку распевая «Курдель, Курдель над Курделями!» на мотив курдеша — старинной плясовой с застольем. Ясное дело, Курдель оказался именно в этой комнате. Меня словно метлой вымело из помещения, а песнь заглохла на полуслове.

К объекту, над которым я билась, следовало подвести железнодорожную ветку — по воде ее не проведешь, — а всю территорию укрепить. Я пошла на то, чтобы пол-озерка засыпать, другую половину оставить в качестве противопожарного водохранилища, а все вместе поднять привозной землей и щебнем. Одни только земляные работы намного превысили заложенную смету, и Збышек Гибула, проектировщик сантехники, позже наш главный инженер, вовсе не щадил моих чувств.

— Канаву вдоль шоссе можем сделать, пожалуйста, — констатировал он холодно. — Но представьте себе, вдруг пойдет дождик, к примеру. С этих четырех гектаров укрепленной и поднятой территории хлынет вода и сметет все с поверхности земли. Вы что, собираетесь поставить на шоссе знак «въезд воспрещен»?

Ставить ничего не собиралась — спохватилась раньше, и Геня со своей технологией тоже; без мелиорации всего района шиш построишь. Збышек тоже так думал. А заказчик настаивал на своем, ну и черт с ним, пускай будет. Впрочем, мелиорации я в конце концов добилась после трех скандальных заседаний, но уже значительно позже…

Ну и о чем же я рассказываю… ведь собиралась в рамках хронологии.

Спала я в ту славную пору два-три часа в сутки, мое лошадиное здоровье выдержало. И хахаль был, почему бы нет. В общем, постоянный. И опять не скажу кто. Приобретенная благодаря Петру вертикально-стоячая позиция оказалась устойчивой, и вопреки всем жизненным трудностям я сохраняла некоторую безмятежность духа и веселое настроение. Неожиданно расцвели во мне все одиннадцать лет, подмятые замужеством, теперь начинала жить сама, а не в качестве приложения к мужу. Такой процесс мне импонировал, окружающих я, как можно судить из последующего, в высшей степени развлекала. Витек Пясецкий, сперва зам Гарлинского, а после руководитель мастерской, однажды высказался весьма разумно:

— Кабы ты спала со всеми, кого тебе приписывают, не имела бы возможности даже забежать на работу. А посему разреши не поверить ни в одного вообще.

Да, Витек единственный мыслил логически. Я просто с удовольствием валяла дурака — наконец-то могла это себе позволить.

Мебель у меня дома была самая необыкновенная. Столик, за которым я просидела в качестве жертвы судьбы две недели, состоял из четырех ног и древесноволокнистой плиты, соорудила его собственными силами, правда, не собственным рукомеслом. Кресло рядом того же происхождения, только сработано малость набекрень. На стройке водопроводчики снабдили меня трубой, трубу свернули кольцом, а к ней дружественный спец приварил соответственно выгнутые арматурные стержни. Увы, в самый ответственный момент спец напился пьян и приварил их наоборот, вверх ногами. Пришлось ноги поотрывать и снова варить, и вышло нечто замысловатое — кресло превратилось в ловушку. Садишься в него, уютно расслабляешься, а после никак не можешь встать — кресло оказалось в самый раз субъектам выше двух с половиной метров ростом. Я элегантно оплела его выкрашенным оранжевой краской шнуром и добилась колористического эффекта. У столика ножки были в порядке, а вот столешница лежала на них свободно, и всякий, кто опирался на нее рукой или локтем, провоцировал катастрофу.

На стройке обзавелась я и гладильной доской, описанной в "Тайне"; обструганная цельная двухдюймовая доска пришлась весьма кстати моим сыновьям. Когда я запретила дырявить входную дверь, они оттачивали на ней свое мастерство по метанию ножа. Снизу вся доска истыкана и исколота, но служит мне и сейчас.

Возвращаясь к балансу хандры от тринадцатого сентября, я вовсе не так уж бездумно сваливаю все в одну кучу, ибо перипетии бурлили то все разом, то без передыху догоняли одна другую, а я планировала всякие будущие ужасы, с одной стороны, дабы подготовиться психически, а с другой, — в надежде, что удастся их заурочить: ведь жизнь распоряжается всегда по-своему, не так, как человек придумает. Разработала я таким манером целую серию всевозможных катаклизмов, фантазии моей не хватило лишь на поджог квартиры моим сыном.

В смысле здоровья мальчики поменялись местами: Ежи лежал дома с простудой, а Роберт поджег кухню у моей матери. Он долго щелчками отправлял в окно зажженные спички, пока семейство не спохватилось: что-то давненько в доме наступила тишина и спокойствие. В общем, истлели занавески и половина верхней части буфета. Вторая половина уцелела, стоит и посейчас. Уже у себя дома я услышала разговорчик моих деток.

— Ты свинья! — возмущался Ежи. — Тоже мне, не мог подождать, поджег сейчас, когда я тут валяюсь, так ничего и не увидел!..