Захар Прилепин - Летучие бурлаки (сборник) Страница 20

До недавнего времени мы, видимо, были отсталым обществом.

Наверное, хорошо, что теперь они у нас есть, эти дома.

Особенно радоваться тому, что старики иной раз при живой родне доживают свой век среди чужих людей, не стоит — но так ведь всё равно лучше, чем вообще без присмотра.

Одна печаль: с каждым десятилетием домов престарелых в России будет всё больше.

Причин тут несколько, и они не столь очевидны, как нам кажется.

Забирая своих первоклашек, сына и дочку, из школы, я часто с удивлением отмечаю, как мало бабушек и дедушек приходит за внуками. Всё больше няни и бонны, или такие же взмыленные, убежавшие на час с работы родители, как я.

Ну, наверно, при нашей продолжительности жизни у кого-то уже и нет бабушки с дедушкой. У моих — нет дедушки по отцовской, то есть по моей, линии, и бабушки по материнской.

Наверное, у кого-то бабушки и дедушки живут далеко от школы, как отец моей жены, а то и в других городах, как моя мать.

У кого-то они болеют.

Всякое бывает.

Но не до такой степени!

Я всё чаще стал узнавать случаи, когда бабушки и дедушки уверенно игнорируют свои обязанности, потому что обязанностями их больше не считают: у них своих забот полно.

Не буду тут ещё раз приводить в пример свою деревню, где такое вообще было немыслимо. Но я могу с ходу назвать десяток-другой ведущих советских актрис, которые забросили съёмки, гастроли и карьеру ради своих внуков: я про это читал в журналах. Не наврали же мне?

Ну да, не все так делали, не все — но тем не менее такое было в порядке вещей.

А потом нам объяснили, что порядок вещей — он совсем другой! Вам шестьдесят пять, семьдесят пять или восемьдесят пять лет? Так самое время пожить свободно! Рано сдаваться в утиль! Вперёд и вверх!

Ах, как мы в девяностые любовались западными пенсионерами, всеми этими немцами и американцами в отличных пухлых куртках, которые, гордо озирая нашу архитектуру, бродили по центральным улицам российских городов.

«Сравните их с нашими стариками!» — восклицали тут и там.

(Я сравнивал, мне мои бабушка и дедушка из села Каликино Липецкой области и дедушка и бабушка из села Успенское Рязанской области нравились гораздо больше.)

Никто не задавался вопросом: а где внуки у этих прекрасных путешественников?

Во всём облике этих пенсионеров читалось, что их присутствие в России — не разовый вояж, а образ жизни: они живут для себя, они заслужили.

А разве нет? — спросите вы.

Конечно, конечно, не спорю.

Однако, читая не самую приятную статистику о том, сколько пенсионеров сдают в процветающих западных демократиях в престарелые дома, причём чаще всего по инициативе внуков, я уже знаю, отчего так получилось.

Наши консерваторы сейчас начнут говорить про жестокость и бездуховность западного мира. Да полноте вам, при чём тут бездуховность! Западный мир всем нам фору даст по своей духовности. Просто внуки этих туристов в оранжевых пуховиках — знать не знали их в детстве. Ну, виделись на Рождество, наезжали пару раз в гости, но в итоге их дедушки и бабушки для них — чужие люди. И чего им теперь возиться с посторонними стариками?

До нас эта волна докатилась не сразу — в девяностые ещё были сильны пережитки «проклятого тоталитарного общества».

Зато «нулевые» многих из нас просто преобразили.

Понятно, что молодые теперь разводятся в восьми случаях из десяти, рожают неохотно и начинают это делать в основном в районе сорока.

Но у нас и на пожилых подействовали огненные проповеди, к примеру, Марии Арбатовой.

Теперь всем понятно, что шестьдесят лет — идеальное время, чтоб нормально выйти замуж. Семьдесят — чтоб найти новую работу. Восемьдесят — чтоб завести любовницу.

Разве это плохо, спросите вы опять? Да прекрасно! Я без иронии говорю. Пре. Кра. Сно.

Вот только общественный институт «бабушек и дедушек» в России исчезает на глазах. Помяните моё слово, скоро в рекламе перестанут использовать этот образ: большая семья и дед с бабою во главе её. Потому что огромному количеству подростков будет непонятно, что это за древние люди возникли в кадре вместе с молодыми.

Их бабушки ходили на работу до восьмидесяти лет, а дедушки до того же возраста кобелили, если, конечно, не умерли заранее от инфаркта.

И какой спрос с подростков?

На исходе советской власти была такая песня: «Я у дедушки живу, я у бабушки живу, папа с мамой ходят в гости к нам».

Сейчас такие примеры тоже имеют место, но подобного социального явления уже точно нет.

Среднестатистический ребёнок живёт в квартире один, наедине с телевизором, компьютером и мобильным телефоном. Если родители что-то зарабатывают — то к ребёнку приходят репетиторы.

Когда у нас, лет всего через двадцать, по стране как грибы начнут расти дома престарелых (они, подобно гостиницам, будут разительно отличаться по сервису: для богатых, для среднего класса, для нищебродов) — нужно будет вспомнить, с чего это начиналось.

Начиналось всё с того, что мобильный телефон и компьютерная игра не научили ребёнка любви к бабушке и дедушке.

Другой, не менее объективной причиной тотального разрыва поколений будет то, что наша так неохотно размножавшаяся Россия постепенно превратится в государство пенсионеров.

Падение рождаемости — это ведь не только поведение младых (лет эдак до сорока пяти) мужчин, ни за что, кроме своего досуга, не желающих нести ответственности. (Глядя на этих представителей сильного пола, мне ужасно хочется ввести оглушительный налог на бездетность.)

И это не только матери, родившие одного ребёнка и теперь рассказывающие, как мощно изменила жизнь человечества эпоха феминизма, когда женщина научилась справляться со всем сама, без этих занудных и скотообразных мужей. (Родила б троих, я б посмотрел на твой феминизм, милая.)

Это, говорю, не только… э-э… молодёжь.

Это ещё и поведение старшего поколения. Того, что с разлёту вошло в перестройку в 1985 году в возрасте лет сорока́, плюс-минус десять лет, — и тоже правильно усвоило слоган «Бери от жизни всё!».

У меня полно сверстников, которые, не получив почти никакой помощи от своих слишком бодрых и полных сил родителей, так намучились с первым ребёнком, что о втором и думать боятся.

Зато никто не боится попасть в страну, где двум третям населения будет от шестидесяти и выше.

Нынче многие любят шутить по этому поводу: мол, я до этого дня не доживу. Да что вы! Доживёте как миленькие! Мы даже не догадываемся, как это быстро произойдёт!

И вот представьте себе ситуацию: вопреки нашим лукавым прогнозам мы всё-таки доползли до этих чудесных дней. Все такие в ботоксе и на подтяжках. У нас был один ребёнок, обычное дело. И у нашего ребёнка — один ребёнок, а как иначе.

И вот этот внучок имеет полный набор — двух дедушек и двух бабушек.

Мало того что он должен пахать как приговорённый, дабы налогов с его зарплаты хватило на весь пенсионный фонд, ему ещё и присматривать надо за всем этим отдалённо знакомым седогривым паноптикумом.

Естественно, он не будет этого делать, он же не идиот.

И кто его осудит?

Скептик, спрячь свою губу

Белые люди как исчезающий вид

Российские власти уверенно отчитались о том, что демографический кризис преодолён, смертность у нас впервые с 1991 года сравнялась с рождаемостью.

Всё это на поверку оказалось блефом. На одну женщину у нас по-прежнему приходится 1,6 ребёнка. Сиюминутного эффекта мы достигли в силу двух причин: предоставления гражданства ровно такому количеству мигрантов, которое необходимо для сведения дебета и кредита, и некоторого всплеска рождаемости, обусловленного запоздалым появлением вторых детей в семьях «советского призыва» семидесятых годов рождения.

В запасе остались рождённые примерно до середины восьмидесятых.

В 1985 году рождаемость в СССР составляла 2,2 ребёнка на женщину. Ровно с наступлением перестройки рост сменился депопуляцией, в 1995 году мы имели 1,4 ребёнка на женщину, а в 2003 году этот показатель составил 1,3 — и стал одним из самых низких в мире.

Нынешний и так мизерный показатель в 1,6 скоро снова поползёт вниз — советский призыв закончится, и пойдут в дело дети девяностых и «нулевых»: тогда мало того что почти не рожали, но ещё и исхитрились наделить обескураживающее количество чад целым букетом всевозможных болезней, включая врождённое бесплодие.

В России есть очень серьёзная прослойка интеллектуалов, которая склонна, слыша такой расклад, ухмыляться и произносить в ответ усталые речи о том, что это «естественные процессы» и «Европа тоже вымирает».

С одной стороны, это так: в Европе тоже наблюдается падение рождаемости, впрочем, далеко не везде такими темпами.

С другой стороны, хочется этот, чёрт побери, скепсис взять да обратить против самих скептиков.