Елена Гапова - Классы наций. Феминистская критика нациостроительства Страница 20

Описанная дилемма, известная в политической теории как противостояние равенства и различия, неожиданно актуализировалась в постсоциалистическом регионе, где в условиях «контролируемого социального эксперимента» происходит фундаментальное изменение общественного договора, а также перестройка гендерных и классовых (экономических) отношений. Как известно, при социализме женщины обладали статусом «работающих матерей»[155]: им полагались многочисленные льготы, они подлежали защите и «особому обращению» и таким образом частично лишались автономии, признания свободной воли и независимой субъектности за пределами материнства. В начале 1990-х произошел демонтаж устоявшейся системы распределения и социальной защиты, когда социалистический порядок был «одномоментно» заменен неолиберальным общественным договором, в идеале предполагающим, что граждане автономны, свободны и сами несут ответственность за свое благополучие. Опыт автономии привел к коллективному осознанию того, что в условиях неограниченного рынка женщины с детьми, пожилые люди, инвалиды, беженцы и многие другие оказываются социально неуспешными, т. е. не могут себя обеспечить. Последовавший за этим рост требований восстановить социально ориентированную модель распределения, т. е. особое обращение с некоторыми группами, сопровождался изменениями в электоральных приоритетах. Во многих странах региона в результате открытых и демократических выборов к власти приходили «социалистические» (социал-демократические) или «антилиберальные» режимы и партии, которые не полагаются на «невидимую руку рынка», а используют политику распределения ресурсов, основанную на договоре. Подобные политические изменения имели место в Беларуси, России, Украине, Польше, Венгрии и других местах. В это же время общественные дискуссии в постсоветских странах стали все чаще касаться гендерных тем: аборта, демографии, мужественности и женственности, присмотра за детьми и заботы о стариках, предпочтительного состава семьи, сексуальной нормы и т. д. В основании этих дискуссий часто находится (не всегда осознаваемая) проблема «защиты» или «автономии» или «равенства и различия».

Описанные тенденции могут быть предметом интереса со стороны многих дисциплин; в данной статье они принимаются за исходную точку для продвижения феминистской дискуссии по проблеме равенства и различия. Несмотря на то что гендерным отношениям при социализме и после него посвящено значительное количество работ[156], регион обычно рассматривается в качестве отдельного случая, отстоящего в стороне от «столбовой дороги» истории женского освобождения и редко принимается во внимание феминистскими теоретиками. Я рассматриваю постсоветские «колебания» между равенством и различием как важное свидетельство, на основании которого можно сделать предположения относительно того, как женская автономия (гражданство) соотносится с более общим социальным порядком, а именно капитализмом или социализмом (как принципами распределения ресурсов посредством рынка или специальной политики). В постсоветском регионе, где за последние двадцать лет сложилась новая система экономического неравенства, дискуссии о реконфигурации гендерных ролей и отношений сопряжены с обсуждением социальной защиты (т. е. роли государства и индивида) и тех принципов, в соответствии с которыми следует распределять ресурсы. Иными словами, дискуссии о гендерном равенстве могут быть способом обсуждения предпочитаемого общественного устройства: «социализма» или «капитализма».

Эти дебаты лежат в русле общемировой дискуссии о гендерном равенстве, в фокусе которой в разные периоды оказываются различные проблемы. В США, например, в последние годы много писалось о том, что успешные руководительницы фирм и отделов в крупных компаниях нередко бросают карьеру, чтобы иметь возможность больше времени посвящать детям и семье, и авторы материалов часто задавались вопросом, возможно ли в принципе реализовать феминистскую мечту совмещения семьи и работы. В это же время президент Обама заговорил о необходимости расширения сети государственных детских садов, помещая, однако, эту проблему в контекст детского «раннего развития», а не гендерного равенства[157]. Очевидно, в основании обеих этих тем лежит проблема равенства и различия: речь идет том, могут ли женщины быть успешны (т. е. «равны») в капиталистической системе, выполняя женские «обязанности», или же система должна быть трансформирована для обеспечения как равенства, так и поддержки биологического воспроизводства.

Постсоциализм дает возможность изучать указанную проблему «в реальном времени» и показать, что проблема гендерного равенства не может быть отделена от вопроса классовой стратификации и социального порядка. Опираясь на существующие работы о соотношении гендера и класса в регионе[158], я намереваюсь продемонстрировать, что дебаты относительно гендера становятся способом выражения классового беспокойства и аргументом в споре между приверженцами и противниками «капитализма». Гендерные дискуссии не могут обойти вопрос класса, так как сам концепт гендерного равенства исторически исходил из необходимости уравнять женщин, изначально «противопоставленных» работающему человеку и гражданину, с мужчинами того класса, который обладает ресурсами.

Текст структурирован следующим образом. В первой части излагаются некоторые теоретические основания концепта женского гражданства и прослеживается логика исторических «колебаний» между равенством и различием, после чего конкретизируются исследовательские вопросы. Далее обсуждение переходит к рассмотрению конкретного кейса: дела Светланы Бахминой, которая забеременела, находясь в тюрьме. Развернувшиеся в публичной сфере дискуссии относительно того, следует ли ее освободить как мать и беременную женщину или оставить отбывать срок как равную с мужчинами гражданку, разделили российское общество. Так как Бахмина являлась состоятельной женщиной, разделение в отношении равенства и различия превратилось в референдум относительно классового неравенства, рыночной экономики, справедливости и социального государства. Таким образом, дело Бахминой стало своеобразной «линзой», которая помогает увидеть, как равенство и различие соотносятся с капитализмом и социализмом, что и становится темой дальнейшего обсуждения в тексте.

Гражданство и концепт «женщина»

В основании дискуссии о равенстве и различии находится не до конца разрешенная дилемма вписывания различных биологических тел в социальную систему на равных основаниях. Исторически определяющим признаком «женщин» была их роль в репродукции, а онтологической основой этой роли являлось материнство (как биологическая функция). Это явилось одним из конституирующих факторов категории политического[159], так как женские репродуктивные «обязанности» должны быть включены в общую социальную систему, в рамках которой они рассматриваются либо как естественная функция, либо как репродуктивный труд и, соответственно, вознаграждаются при помощи льгот (при социализме) или считаются частным делом (в идеальной рыночной системе). В контексте этой статьи важно проследить, при каких условиях женщины могли наделяться правом на автономию, т. е. гражданством, или, наоборот, лишаться его.

Попытки теоретизировать женское «отличие» (т. е. репродуктивную роль) как причину невключения в гражданство (признания автономными субъектами) берут начало в ранних европейских демократиях. Категория «гражданства», предполагающая автономию и право на принятие самостоятельных решений, означает статус в сообществе: человек может быть гражданином, автономным индивидом (носителем прав и обязанностей) только в том случае, когда его признают таковым другие. Аристотель считал гражданство привилегией, основой которой является «дружба, основанная на добродетели» (virtus), т. е. способность к особой связи. Ее начала он видел в человеческой природе и отказывал в гражданстве на основании неспособности к проявлению такой дружбы двум категориям людей: женщинам и рабам[160]. Женщины и рабы действительно имели нечто общее: они не были хозяевами самих себя и, таким образом, не имели ресурсов и возможностей для участия в общественной жизни и зависели от внешнего подтверждения личной автономии: «В отличие от мужчин, репутации женщин всегда зависят от того, что о них думают другие»[161].

В очередной раз женское невключение в гражданство на основании их «особых качеств» было теоретизировано в предреволюционной Франции XVIII века. Как и Аристотель, мыслители эпохи Просвещения полагали, что женщины не обладают качествами автономных субъектов, являясь по своей природе нерациональными, неспособными к независимым суждениям и постижению концепта объективности, приоритета общего блага над личным интересом, к ответственности за себя и к саморепрезентации. Ж-Ж. Руссо при формулировании общественного договора указывал, что «женщин следует исключить из публичной сферы гражданства, так как они принадлежат к сфере частного, являясь носительницами эмоционального, телесного и относящегося к сфере желания»[162]. Д. Дидро также приписывал женщинам пассивность и полагал, что «женская природа» коренится в биологии. В послереволюционный период женский зависимый статус был закреплен Кодексом Наполеона, в рамках которого женщины были определены как «неполноценные» («incapacitated»)[163].