Сергей Ткаченко - Информационная война против России Страница 20

Чтобы придать России «европейский облик», отечественные исследователи пытаются нащупать корни западного по своей сути федерализма в российской истории: «Вечевой быт в России имеет определенные зачатки традиций федерализма»[240]; «федерализм был в генах российского государственного организма, которые нет-нет да давали о себе знать в форме автономного Касимовского ханства, самоуправляющейся Польши и Финляндии, кантонного управления в Башкирском крае, способах формирования империи»[241]. Ю. П. Бойко убежден, что российский федерализм «берет истоки в глубинных пластах истории страны»[242]. Ему вторит Ф. Ф. Конев: «Элементы федерализма имели место в процессе становления и развития российского государства»[243].

Конституция РФ 1993 года (гл. 4) утвердила в нашей стране модель федерализма, которая стала следствием мировой «федералистской революции». В результате большинство федераций, созданных по западной модели, фактически развалились. Только во второй половине XX века таких примеров насчитывается более десятка: Соединенные Штаты Индонезии (1949–1950), Соединенное Королевство Ливия — конституционная федеративная монархия (1951–1963), Федерация Родезии и Ньясаленда (1953–1963), Объединенная Арабская Республика (1958–1961), Федерация Южной Аравии (1962–1967), Конго (Леопольдвиль) (1965–1967), Сенегамбия — конфедерация, включавшая в себя Сенегал и Гамбию (1982–1989), Федерация Сент-Киттс и Невис в Карибском море (1983–1998) и т. д. Не так давно распались три социалистические федерации — СССР, ЧССР, СФРЮ (в последнем случае распад продолжается: вслед за фактически отделившимся Косово состав Югославии покинула и Черногория). По сути, только две попытки оказались удачными: создание Объединенной Республики Танзания в 1964 году и Объединенных Арабских Эмиратов в 1971 году[244].

Однако столь печальный опыт мирового федерализма российскими исследователями полностью игнорируется: «готовые рецепты» построения Российской Федерации черпались из тех же западных источников и у тех же западных экспертов[245]. Предпринимаются попытки привить к дереву российской государственности целый ряд идей и принципов, механически скопированных с западной модели федерализма. В числе самых вредных из них следует упомянуть ослабление властной вертикали, отрицание культурного многообразия и даже попытку стереть его путем введения бессодержательного термина «россиянин». Эти действия поставили государство на грань правовой катастрофы[246].

Типичным примером возможного сценария развития событий в России служит Нигерия. В этой стране в 1963 году четыре региона и федеральный округ Лагос были преобразованы в 12 штатов. В 1976 году к ним добавились 7 новых штатов, в 1989 году их число возросло до 21, в 1991 году — до 30, в 1997 году — до 36. Рассматривая события, произошедшие затем в Нигерии, А. Захаров делает такой вывод: «Наличие федераций-«неудачниц», а также многочисленные случаи хронического отторжения одними и теми же территориями федералистских экспериментов позволяют предположить, что в практике федерализма значим не столько институционально-правовой каркас, сколько культурное его наполнение»[247].

Показательно, что именно демократический режим разрушил некогда целостное государство. Инструментом послужили реформы, основанные на подражании западному праву. Л. В. Гевелинг отмечает, что данный процесс, искусственно вызванный правящими группами Нигерии, был лишен в Западной Африке своей естественной среды — современной политической культуры. Это серьезно препятствовало, а фактически делало невозможным распространение в этом регионе буржуазной демократии.

Многие исследователи данной проблемы справедливо отмечали «моральную дезориентацию» африканцев, их колебания между несовместимыми моделями политического поведения, а также процесс разрушения «старой этики и национальной солидарности». Даже профессиональные африканские политики, писал профессор И. Кабонго, нередко оценивают привносимую с Запада политическую культуру как «игру без выигрыша». Более того: ее внутренний механизм и принципы они зачастую сами не понимают. Что тогда говорить о простых крестьянах и других категориях «политически неграмотного» населения, которые рассматривают идеологическую борьбу как «занятие элиты»[248].

Параллели с российской ситуацией возникают сами собой. Построение демократии по западным рецептам, слепой перенос либеральной политической и правовой культуры на местную почву закономерно привели Нигерию к разрушению основ государственности. В выигрыше остались лишь коррумпированные политики. Как справедливо подытоживает А. Захаров, «нельзя исключать, что в иных ситуациях и иным народам федеративные рецепты просто противопоказаны»[249], особенно в условиях такой демократии.

Существующая идеология федерализма утверждает, что демократия и федерализм неразлучны, как некогда Ленин и партия. «Федерализм и демократия фактически представляют собой две стороны одной и той же медали». «Будучи федералистом, нельзя не быть демократом, причем обратное столь же верно. Именно поэтому готовность того или иного общества к реализации федеративных рецептов можно считать довольно точным индикатором его демократической зрелости. И наоборот, государства, демократически еще не состоявшиеся, не в силах реализовать федералистские проекты даже в тех случаях, когда последние сулят им немалые выгоды. Дефицит демократии влечет за собой нехватку федерализма»[250]. Выводится даже некое универсальное правило: «Чем меньше демократии в государстве, строящем федерализм, тем больше конфликтов и столкновений вызывает его строительство»[251].

Федеративная модель, закрепленная в российском законодательстве, постоянно демонстрирует свою несостоятельность. На это указывают:

— отсутствие единой конструктивной идеологии, которая сплачивала бы население;

— экономическая неэффективность;

— закономерный рост национализма в отдельных субъектах федерации и постоянные угрозы выхода из ее состава, направленные на получение различных льгот и привилегий.

Введение такой «сомнительной» модели в российскую политическую жизнь было очень рискованным шагом, который может повлечь за собой гибель федерации и создание на ее обломках независимых государств.

Полный отказ от федерализма западного образца и возврат к исторически обоснованным традициям помог бы решить многие наболевшие проблемы. Как справедливо отмечает А. Н. Кольев, сегодняшняя форма государственного устройства в Российской Федерации направлена на ее разложение, она стимулирует сепаратизм и внешнюю агрессию. Нынешний российский федерализм стал идеологией государственной измены и паразитического существования целого ряда региональных политиков. Он во всем противоречит русской правовой традиции, в которой главнейшей и важнейшей задачей власти всегда являлось обеспечение единства и неделимости страны[252].

В России никогда не было исторической основы для возникновения федерализма западного типа. Поэтому федерализм в России — один из самых грандиозных исторических курьезов, который между тем может иметь весьма печальные последствия. Появление федерализма всегда и везде было связано либо с большой скученностью населения, из-за которой между регионами начиналось жесткое трение, либо с явной нуждой малых земель, штатов, кантонов в объединении перед лицом внешней угрозы. У нас все было ровным счетом наоборот: в своей империи русские, вдохновляемые обилием пространств, смогли стать скрепляющим этносом, заселяющим пустоты между племенами[253].

Вплоть до последних президентских выборов «обвальное» развитие современного российского федерализма выражалось преимущественно в раздаче правовых «авансов» региональным лидерам, направленной на достижение сиюминутных политических выгод. В дальнейшем оно означало бы для России даже не тупиковый, а гибельный вариант[254]. В этом ключе достаточно показательна позиция Р. Хакимова, который «предсказал», что «недалеко то время, когда коренные народы предъявят счет России, и тогда ее «исконная» территория начнет сжиматься, как шагреневая кожа»[255].

Чтобы не допустить такого сценария развития российской государственности, исследователи считают необходимым срочно «пересмотреть нормы конституций Чеченской республики, Татарстана и Башкирии, которые предусматривают непропорционально широкий суверенитет данных регионов в сравнении с другими регионами Российской Федерации»[256].