Федор Крюков - В глубине Страница 20

Тут можно читать бесплатно Федор Крюков - В глубине. Жанр: Документальные книги / Публицистика, год неизвестен. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Федор Крюков - В глубине

Федор Крюков - В глубине краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Федор Крюков - В глубине» бесплатно полную версию:
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского в казацкой семье.В 1892 г. окончил Петербургский историко-филологический институт, преподавал в гимназиях Орла и Нижнего Новгорода. Статский советник.Начал печататься в начале 1890-х «Северном Вестнике», долгие годы был членом редколлегии «Русского Богатства» (журнал В.Г. Короленко). Выпустил сборники: «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы» (СПб., 1907), «Рассказы» (СПб., 1910).Его прозу ценили Горький и Короленко, его при жизни называли «Гомером казачества».В 1906 г. избран в Первую Государственную думу от донского казачества, был близок к фракции трудовиков. За подписание Выборгского воззвания отбывал тюремное заключение в «Крестах» (1909).На фронтах Первой мировой войны был санитаром отряда Государственной Думы и фронтовым корреспондентом.В 1917 вернулся на Дон, избран секретарем Войскового Круга (Донского парламента). Один из идеологов Белого движения. Редактор правительственного печатного органа «Донские Ведомости». По официальной, но ничем не подтвержденной версии, весной 1920 умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, схвачен и расстрелян красными.С начала 1910-х работал над романом о казачьей жизни. На сегодняшний день выявлено несколько сотен параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном» Шолохова. См. об этом подробнее:

Федор Крюков - В глубине читать онлайн бесплатно

Федор Крюков - В глубине - читать книгу онлайн бесплатно, автор Федор Крюков

— Ну, и вешали… — ощетинившись бровями, отвечает старый Маштак молодому: — а они сколько нашего народу поварили? Восстание-то началось, брат, они тоже… Я сам один раз в овцах лишь успел схорониться, а то был бы мне ложец…

— Их нужда заставила делать восстание!

— Нужда-а!

— Понятное дело! Ты вот читаешь Пролог… как мучились… И это все мученики, что вы перевешали, — не думай, батюня!..

— Эх, Сергунька! — с горечью восклицает старик: — начитался ты этих самых своих романов… несешь нехинею… мученики!.. Какое слово-то!..

— Да тебе каких слов ни говори, ты все равно не придешь к убеждению… Вот поживите в такой атмосфере! — с отчаянием в голосе говорит, обернувшись в мою сторону, Сергунька Маштак: — сызмальства вколотят нам в голову этакий гнилой гвоздь — военный, религиозный — и всю жизнь он и гниет в каждом!..

Я вижу: усмехаются в ус старики, никто не поддакивает молодому обличителю. Дед с добродушной, снисходительной усмешкой говорит внуку:

— Ну, не волдыряй, не волдыряй… Книжник…

Но книжник не унимается и, обращаясь больше ко мне, чем к противникам, продолжает огорченным тоном:

— Ведь вот… вбивал этот гвоздь самоучка и не мастер, а вынуть хорошему мастеру невозможно, потому что он сгнил и распространил свое зловоние по всему организму… Одно: выжигать!..

— Высокоумец ты, Сергушка! — говорит дед Маштак строгим голосом: — дочитаешься ты своих книг… посадят тебя в черную карету да отвезут в энту емназию… с маленькими окошками…

— Вот… видите, какие суждения! — торжествующим тоном восклицает внук, тыча пальцем через плечо, в сторону деда: — тут уж приходится руководствоваться одним терпением!..

— Терпи и молись! — вздохнул Аким Кузьмич, изображая клюжкой крендель на полу: — как нам батюшка в церкви-то читает?..

— Батюшка?! — вдруг вскипает с неожиданной стремительностью Софрон Ионыч: — они читать-читают, а сами и десятого не исполняют, чего самим-то делать! Ведь они ангелами должны быть, а они — агелы. Все им да им давай!.. Что ж — думаете — так и писано?..

Аким Кузьмич, пользующийся большим вниманием нашего приходского духовенства, предусматривающего заблаговременно приличную мзду за вечное поминовение и сорокоуст, пробует стать на защиту отцов духовных:

— Да, ведь, они — чтецы церковные… Им, небось, видать из книг-то…

— А в книгах, думаешь, и перемены нельзя сделать?

Софрон Ионыч, упершись в бока кулаками, вызывающе смотрит на ветхого нашего офицера.

— Ну, это уж зря… чего зря плетешь! — отмахивается Аким Кузьмич.

— Никак нет, не зря… А потому что знаю! Ныне немного перемены, на другой год еще… Печатают свои же — сват да брат… А вы думаете, в евангелии Христос так писал, как они говорят? Почему Он не велел апостолам по две одежи иметь? и деньги не велел иметь и за исцеления не брать? Один Иуда имел деньги, он и Христа продал!..

— Ныне они все христопродавцы! — спокойно говорит купец Гришин, почесывая живот.

— Все! — горячо подтверждает Софрон Ионыч. — Я говорю своему о. Максиму: — батюшка! вы вот проповеди читаете нам, а сами на эту точку не становитесь… Вы — современные апостолы. Бог вам не велел двух риз иметь, а вы за рупь аршин редко берете, а рубля два да три аршин… Да деньги в кассу тыщами кладете… Это уж не по Писанию!..

Критический взгляд на духовных пастырей нельзя отнести всецело к новым течениям нашего мирного быта, — иереев с удовольствием поругивали и раньше, хотя колеблющийся авторитет их все-таки держался на некоторой высоте и усиленно подкреплялся мероприятиями начальства. Но ныне даже богомольные старички резко стали подчеркивать кричащую разность между церковным словом и делом. И авторитет церковнослужителей пал. Пал безнадежно, на самое дно жизни, смешавшись деловой своей частью в одну кучу с будничными, мелкими житейскими делами, обычно требующими немножко досадных расходов и трат…

— Ни разу — ни одной проповеди вы не прочтете, как попам да чиновникам жить добродетельно, по закону… А все нашему брату, простяку: «повинуйтесь наставникам вашим, давайте им по силе-мочи-возможности»… А придешь с постной молитвой, не спрашиваешь силу, говоришь: — «дай мерку пошаницы да гуська»…

— Да запиши баранчика, — подсказывает насмешливый голос с прилавка.

— Баранчика! За помин родителей? — барана обязательно! — сердито жестикулируя лохматой шапкой, восклицает Софрон Ионыч: — нету мол, батюшка, урожай плохой… ведерко всыплю, а больше — извиняйте… — «Ты сеешь да нету, а батюшка игде ж возьмет? ведь батюшка не сеет, лишь Богу молится за вас, грешных»… Пожмешь плечьми да и всыпишь…

— Да ведь… куда же денешься-то? — отзывается рассудительный голос: — а не дай, он тебя после прижмет, когда сына женить придется… уж он свое возьмет!..

— «А баранчика, мол»? — продолжает Софрон, в котором обличительный зуд все еще требует выхода: — Нету, батюшка! У меня их всех пять овечков — три старых, две молодых. Может, три-то и окотят… Шубенку бабе молодой собираю… — «Ничего, записывай! Бог велит пополам делить… а я — ваш вечный молитвенник»…

Софрон оглядывается кругом, точно спрашивая: каково, мол? Нам всем этот пастырский прием попечения о пастве хорошо известен, и мы лишь улыбаемся молча. Аким Кузьмич, начертив крендель на пыльном, усеянном шелухой подсолнухов полу, деловым тоном говорит:

— Вещь понятная… кто же будет Богу молиться?

— И он тоже говорит, — иронически подтверждает Софрон: — «кто, мол, Богу будет молиться за вас, ежели я отощаю?» Я говорю: — батюшка! ведь вы сами проповеди читаете, что богатому войтить в царство небесное, как верблюду скрозь игольных ушков пролезть… Он говорит: «да поп богатый что ль? Попам надо детей обучать»…

— А нам, стало быть, не надо? — отзывается молодой Маштак.

— Стало быть, так…

В не очень давнее время подобные мысли и непочтительность к сану показались бы в нашем углу слишком вольными. Теперь они вошли в обиход наравне с критическим отношением к власти, по крайней мере к ближайшим ее носителям.

От этого вольнодумства до колебания основ — большое расстояние, однако в наших смирных местах хоть не часто, а возникают и дела «политические». Раньше о них совсем не было слышно, но в последние годы создалась для них и у нас благоприятная обстановка. Политика ли вошла в будничный обиход, или необычайно умножился кадр «сотрудников» правительства, нанятых и добровольных, созидавших карьеру на таких делах, но наш угол заплатил свою дань: некоторое количество молодых и немолодых любознательных людей за недозволенные книжки и листки с воззваниями, или афишки, как их называли у нас, пошли в тюрьмы и в ссылку…

Затем, в свое время наступило успокоение. И уж совсем недавно и совсем неожиданно возник ряд дел, отнесенных тоже к категории политических, хотя обвиняемые — самые рядовые, далекие от политики обыватели, не понимавшие даже, в чем заключается преступность их суждений, — привлекают их, по-видимому, за дерзостные слова о власти… Несколько хозяйственных обывателей, из тех сильных и крепких, на которых и всегда и теперь в особенности идет ставка — захватили у нас часть общественного леса, огородили и начали рубить его для своих хозяйственных надобностей, рассматривая как священную собственность те самые ольхи, которые они заботливо обнесли огорожей. Но у станичного атамана были причины придержать почтенных сограждан и защитить общественные интересы: он конфисковал срубленный лес и составил на хозяйственных мужичков протокол. Вспыхнуло возмущение — не общее, конечно, а этих самых богатеев. Один из них обругал и даже толкнул представителя власти и в порыве негодующего красноречия коснулся и носителей высшей власти… И вот — точно из земли вырос небольшой, угреватый, шустрый человечек, подстриженный ежом, — помощник полицейского пристава из окружной станицы.

— Ты что же старик, кажется, дерешься? — начал он ласково и даже дружелюбно.

— Помилуйте, вашбродь… нитнюдь! — отвечал бородатый патриарх.

— А как же вот — атамана толкнул… Знаешь, что за это?

— Никак нет, не толкал, а добром просил: не трогай, мол, мое собственное…

— Да, кажется, и государя что-то затрагивал? — уже значительно строже продолжал полицейский чин.

— Атаман… атаман — фря большая! — уклоняясь от ответа, закипел хозяйственный наш станичник: — я двадцать лет городил ольхи, да не волен ссечь штуку?

— Городить-то городил, а язык-то за зубами не удержал… Про начальство — да еще про какое — выражался!..

— Господи Боже мой! И начальство неправильно делает: свое доброе нельзя тронуть…

— Вот за такие речи-то мы и не хвалим!

— Вон у Серебряка сколько!.. — Бородач ткнул рукой в ту сторону, где находится дворянская латифундия. — И его не трогают! Наши отцы-деды головы положили за его землю… Он — пан, а мы, значит, его крестьяне?..

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.