Елена Коровина - Великие авантюры и приключения в мире искусств. 100 историй, поразивших мир Страница 20

Наваждение Караваджо

Жизнь великого итальянского живописца, реформатора европейской живописи Микеланджело Меризи да Караваджо (1571–1610) полна яростных противоречий, борьбы за место под солнцем и далеко не безгрешных поступков. Общаясь с самыми сильными мира сего, он жил на самом дне римских улиц. Воспринимая живопись как самую большую страсть своей жизни, он ухитрился выстроить собственную судьбу как беспрерывную цепь самых смелых, бесшабашных, а иногда и глупейших авантюр. Тех авантюр, что ведут ввысь. Но приводят к обрыву.

Авантюры Принца Юности

Ночь была темной, хоть глаз выколи. Самое бандитское время. Недаром старый живописец Симоне Петерцано предупреждал юного ученика: «Ты, парень, из тихой деревни Караваджо, и потому городских законов не знаешь. А в нашем Милане один закон по ночам — бандитская поножовщина. Так что луна — на небо, а ты — в свою каморку. И сиди до утра!»

Но как усидишь? Ночной город полон соблазнов. Конечно, выпить и покутить 13-летний парнишка не рвется, но у него есть другие центры притяжения — картины и фрески. А их, находящихся в церквях Милана, только по ночам и рассмотришь — днем-то вокруг толпы молящихся. Вот и сейчас парнишка вышел из дверей церкви Сан-Франческо Гранде, где несколько часов рассматривал «Мадонну в скалах» великого Леонардо да Винчи. И только завернул за угол, как его грубо схватила чья-то рука, а в горло уперся острый нож.

«Пустите! — взвизгнул парнишка. — У меня нечего взять!» — «Врешь, небось поживился из соборной кружки! — прохрипел головорез. — А ну, выворачивай карманы, служка церковная!» — «Вы ошиблись. — прошипел мальчишка. — Я ученик живописца…» — «Стой, Паскуале!» Рядом появился второй бандит. Извлек из объемных складок грязного плаща потайной фонарь, осветил нищий наряд пленника и скомандовал: «Брось его! С такого ничего не возьмешь…»

Оттавио Леони. Портрет Караваджо

Головорез разжал руку. Парнишка рухнул в жирную уличную грязь. Бандиты исчезли. Парнишка, поскальзываясь, тяжело поднялся. А он-то, дурачок, еще завидовал мальчишкам, ходившим в церковных служках! Те всегда такие чистенькие, хорошо одетые. А он, ученик живописца, вечно вымазан красками, да и одет в лохмотья. Конечно, все сложилось бы иначе, если бы был жив его отец, Фермо Меризи, служивший декоратором и архитектором у Франческо Сфорцы, владетельного синьора деревушки Караваджо. Но, увы, отец скончался во время эпидемии чумы, когда его сыну, крещенному Микеланджело, было всего-то шесть лет. А потом умерла и мать. Вот тогда-то и встал вопрос: куда девать пятерых детей-сирот? Хорошо, что у Микеле обнаружился талант к рисованию, и родственники Сфорцы пристроили его в миланскую мастерскую маэстро Петерцано. Однако в Милане оказалось не сладко. Городские мальчишки дразнили приезжего за деревенский выговор, прозвали Караваджо и попрекали рваной одежкой. И вот надо же, эта «рвань» спасла Микеле жизнь! Но ведь в другой раз может и не повезти. Надо что-то придумать.

Наутро, когда вся ватага учеников Петерцано, нагруженная картонами, красками и кистями, отправилась к дому очередного заказчика, Микеле отстал от приятелей. Осторожно оглядываясь по сторонам, пробрался в один из нищих кварталов Милана. Говорили, что именно здесь живет легендарный Луиджи — вор, способный не только на бегу срезать кошелек, но и отбиться от целой ватаги нападающих. Рассказывали, как однажды Луиджи выкрал у какого-то богача роскошную мантию, подбитую собольим мехом, а в это время пошел дождь. Так искусный фехтовальщик выхватил шпагу и вертел ею над головой столь быстро, что ни одна капля не упала на его роскошное «приобретение». Что ж, если учиться — то у лучшего учителя.

Юный Караваджо долго сидел у траттории. Наконец вышел Луиджи, глянул на маленького оборванца — с такого поживиться нечем. И тут мальчишка кинулся к нему: «Синьор, у меня для вас подарок! Замрите на минуту!»

Мальчишка не представлял никакой угрозы, и Луиджи остановился. Вмиг парнишка выхватил из-за пазухи угольный карандаш и нацарапал что-то на четвертушке картона. Луиджи взглянул и удивленно крякнул: «Смотри-ка, портрет. А ведь похоже!»

Они подружились, и Микеле стал своим в бандитских кругах Милана. Пришлось, правда, вести двойную жизнь — выкраивать часы для тренировок за счет занятий живописью. Однако выбора не было — либо Караваджо овладеет оружием столь же виртуозно, сколь и кистью, либо сгниет после очередной драки в мусорном рву, куда городские бандиты скидывали убитых после поножовщины. Словом, в Милане Караваджо научился двум вещам — фехтовать и орудовать ножом с ловкостью наемного убийцы и рисовать быстро и сразу «набело», без каких-либо предварительных эскизов. С этим жизненным багажом 20-летний художник и отправился в 1591 году покорять Рим, благо Вечный город принимал всех — и живописцев, и головорезов.

И вот, недоуменно озираясь, Караваджо стоял посреди капеллы Контарелли в церкви Сан-Луиджи деи Франчези. А еще говорят: в Риме лучшие настенные росписи! Да на правой стене — просто мазня, не поймешь, что изображено. Конечно, Рим обладает и шедеврами, созданными Рафаэлем, Микеланджело и другими гениями. Но встречается, увы, и такое безобразие. Ничего, как только Караваджо освоится в столице, он покроет стены церквей лучшей живописью! Правда, пока что это мечты. Уже полгода молодой художник обивает пороги заказчиков, но везде ему дают от ворот поворот. Он ютится в нищем домишке на окраине города, где мыкаются такие же, как он, безработные художники, приехавшие в Рим ради будущей призрачной славы. Но пока слава в будущем, кушать хочется сейчас. Волей-неволей Караваджо пришлось пойти в лавку ростовщика Негретти, который не только ссужал деньги, но и скупал краденое. Миланский вор Луиджи предусмотрительно снабдил своего ученика особой воровской рекомендацией — перстнем с топазом. Так что теперь Караваджо тайком работает на Негретти — ходит с его парнями выбивать долги. Работенка опасная — задолжавшие римляне, не желая платить, нанимают телохранителей. Так что уже пару раз после «обхода» парни Негретти возвращались истекая кровью.

По привычке осмотревшись по сторонам, художник вышел из церкви. Два щеголя преградили ему дорогу: «Эй, приезжий! Ты такой молоденький и хорошенький. Пойдем, пропустим бутылочку!»

Чего надо этим аристократам в кружевах и бантах, завитым и надушенным по последней моде, от него, одетого чуть ли не в лохмотья? Странный народ, странный город. Но почему бы не пойти, коль зовут?

Однако едва Караваджо с новоприобретенными друзьями завернул за угол, оба щеголя полетели в грязь, а в его спину уперлась холодная сталь. Неужто опять как в Милане?! Да только Караваджо теперь не беззащитный мальчишка! Через минуту один из головорезов уже хрипел в пыли, прикрывая руку, располосованную ножом Караваджо, а второй удирал быстрее зайца. Караваджо поднял беспомощных щеголей. Те, всхлипывая, начали бормотать благодарности.

«Но мы не можем разгуливать в таком виде! Одежда в грязи, банты разорваны!» — тут же захныкал один. «Пойдем к синьору Форсаче! — предложил другой. — Там нечего стесняться!»

И точно — стесняться оказалось нечего. Форсаче владел тайным «островом Амура», а проще говоря, публичным домом. Но каким?! Мужским! От такого непотребства у Караваджо аж дух перехватило. «Это же грех, осуждаемый церковью!» — возопил он. «Весьма сомневаюсь! — отрезал один из его новых знакомых. — И духовенство, и аристократы часто просят прислать к ним мальчиков. Все самые именитые римляне подвержены этой моде».

Караваджо поскреб в затылке, и тут его осенило. Вот выход из его безденежья, возможность познакомиться с потенциальными заказчиками! Надо просто написать портреты самых красивых мальчиков и предложить их богатеньким покровителям.

И вот уже Караваджо днюет и ночует на «острове Амура». Он нарисовал «Мальчика с розами в вазе», «Юношу с корзиной фруктов» и многих других. Синьор Форсаче присоветовал: «Покажи свои картины монсеньору Пандольфо Пуччи. Он прелат папского двора, тонкий ценитель искусства».

Взяв напрокат приличную одежду, завившись и надушившись, Караваджо явился в римский дом Пуччи. Показал несколько работ, в том числе и «Музицирующих мальчиков», где на заднем плане написал свой портрет. Монсеньор слащаво улыбнулся: «А мне сказали, ты пишешь на темы, любезные амурным радостям. Но эти мальчики просто поют…»

На другой день Караваджо принес подправленную картину. Юные певцы закатили глаза в экстазе. А чтобы уже не возникало никаких сомнений, художник пририсовал одному из героев крылья. Пусть никто не усомнится в амурных делах этих мальчишек!

Монсеньор Пуччи расплылся в улыбке: «Это другое дело! Я вижу, ты — умелый юноша. Я дам тебе кров и стол, а ты напишешь копии с благочестивых картин, которые я отошлю в городок, где родился. Но в перерывах между копиями ты изобразишь для меня еще несколько таких музицирующих».