Михаил Веллер - Гражданская история безумной войны Страница 21

Еще летом и осенью 1917 года все россияне, кроме большевиков, договариваются, Гражданской войны не хочется никому. Большевики пишут о гражданской войне открыто и четко, называя вещи вполне своими именами. Никаких неясностей!

Глава 4. Когда началась Гражданская война?

Первые попытки захватить власть большевики предприняли еще 9 июня 1917 года. Они призвали «народные массы» выйти на демонстрацию с лозунгом «Вся власть Советам!». Большевики планировали 10 июня выйти большой демонстрацией к Мариинскому дворцу — там заседало Временное правительство. Предполагалось вызвать министров из здания для «общения с народом», а специальные группы людей должны были орать и свистеть, выражая «народный гнев» и подогревая толпу.

При благоприятном развитии событий предполагалось тут же арестовать Временное правительство. Конечно, «Столица должна была немедленно на это отреагировать. И в зависимости от этой реакции ЦК большевиков… должен был объявить себя властью».

А если начнется сопротивление? Временное правительство арестовано, а идут манифестации с требованием «отпустить!». Что, если верные правительству военные части выступят в защиту правительства с оружием в руках? Такое сопротивление предполагалось «подавить силой большевистских полков и орудий».

Вот она и Гражданская война…

Меньшевик Церетели писал: «Ни у кого из нас нет сомнений, что мы стояли перед возможностью кровавых столкновений на улицах Петрограда, подготовлявшихся большевистской партией, чтобы в случае недостаточного отпора со стороны демократии захватить власть и установить свою диктатуру. Нет никакого сомнения, что большевики держат в готовности свои силы, чтобы при более благоприятных условиях предпринять новую авантюру».

Демонстрация 18 июня 1917 года прошла под лозунгами большевиков. «Долой десять министров-капиталистов!» «Долой войну!» «Вся власть Советам!» На их фоне полностью терялись плакаты «Полная поддержка Временному правительству!».

Реально это был вотум недоверия коалиционному правительству, и от отставки его спасло только одно: 18 июня началось наступление на фронте. Все внимание было приковано к наступлению, в Петрограде прошли демонстрации под лозунгами: «Война до победного конца!»

Это широкомасштабное наступление в Галиции провалилось с огромными потерями, и армия возненавидела Временное правительство.

2 июля 1917 года опять выступили солдаты Петроградского гарнизона: они узнали, что 1-й пулеметный полк, а потом и другие полки собираются расформировать и маршевыми ротами отправить на фронт. Армия в очередной раз показала, что хочет чего угодно, только не воевать: солдаты уже 2 июля устроили несколько митингов, требуя от Временного правительства «прекратить насилия над революционными войсками».

3 июля по всему Петрограду шли митинги и демонстрации вооруженных людей: солдат и Красной Гвардии. В ответ на приказ сдать оружие на склад солдаты постановили (на митинге) — оружие не сдавать, а использовать его, чтобы заставить правительство никого не отправлять на фронт.

Командующий Петроградским военным округом генерал П.А. Половцев развесил объявления, запрещающие любые вооруженные демонстрации и выступления. Он предлагал войскам сохранять дисциплину и «приступить к восстановлению порядка». Он договорился с представителями офицерских организаций, выступавших против большевиков — и тем самым против развала фронта и перехода «войны империалистической в войну гражданскую».

Члены этих организаций засели на верхних этажах и чердаках зданий на предполагаемом пути «мирной демонстрации», приготовили пулеметные гнезда.

С утра 4 июля улицы начали заполняться «мирными демонстрантами» — почему-то с винтовками. По официальным данным того времени, на улицы вышли до 300 тысяч человек. Советские историки сообщали о 500 тысячах.

Около полудня в разных частях города началась стрельба: на Васильевском острове, на Суворовском проспекте, на Каменноостровском, но особенно интенсивно — на Невском, у Садовой и Литейного. Стрельбу открыли засевшие на чердаках офицеры. «Мирные демонстранты» отвечали из винтовок и привезенных на автомобилях пулеметов.

Конные разъезды юнкеров, казаков, павловцев остались верными правительству и пытались сдержать «демонстрацию». По ним открывали огонь из револьверов и винтовок, всадники огрызались огнем.

На Невском, по официальным данным, погибло 56 человек и было ранено 650. Цифры очень примерные, потому что не учитывались ни потери офицеров, ни трупы случайных прохожих. «Революционный народ» считал только «своих».

Правительство официально назвало события 3–4 июля «заговором большевиков с целью вооруженного захвата власти».

Поход генерала Корнилова на Петроград 28–31 августа 1917 года: еще несколько десятков покойников.

События в Петрограде 24–26 октября 1917 года… Стрельба из пушек по Зимнему дворцу, захват всего города, арест Правительства.

Поход на Петроград командира 3-го конного корпуса П.Н. Краснова (он уже однажды шел на Петроград в составе армии Корнилова).

Восстание юнкеров в Петрограде 28–29 октября 1917 года. Юнкера ожидали Краснова. Они захватили Госбанк, гостиницу «Астория» и телефонный узел. На этом их силы иссякли. Уже днем 29 октября юнкеров отбили и изолировали в окруженных зданиях военных училищ. По зданиям стреляли из пушек и пулеметов. Юнкерам предложили сдаться и обещали распустить по домам. Юнкера поверили. Большевики перестреляли сдавшихся юнкеров; было убито до 800 человек. Мало кому из них было больше 19 лет.

30 октября на Пулковских высотах армии встретились: около 700 казаков Краснова, больше 10 тысяч солдат Петроградского гарнизона, балтийских моряков, красногвардейцев. К вечеру Краснов начал отступать на Гатчину. Удивляет не это, а удивляет, что при десятикратном превосходстве большевики так долго с ним возились.

На 27 октября — 3 ноября 1917 года приходится «Московская неделя».

27 октября 1917 года московский ВРК сделал то же, что и Питерский: захватил Кремль и объявил все остальные власти, кроме самого себя, низложенными. Тогда городская Дума, опираясь на юнкеров, студентов и кадетов, создает «Комитет общественной безопасности» (КОБ) и объявляет, что принимает на себя власть в городе.

Юнкера и казаки сами осадили занявших Кремль большевиков, и те 28 октября сдались, не найдя поддержки у гарнизона. Но очаг большевистского восстания был сохранен. 29 октября ВРК выпускает воззвание: «К оружию» и переходит в наступление. Два дня идут уличные бои, а с 12 часов 30 октября начинается артиллерийский обстрел Московского Кремля.

Луначарский, узнав об обстреле Кремля, плакал и кричал, что не может этого вынести, «такое разрушение истории и традиции, что жертв тысячи. Борьба ожесточается до звериной злобы». И достойный интеллигентский вывод: «Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен». И подал в отставку из большевистского правительства.

2 ноября, «видя, как Кремль превращается в руины, КОБ запросил условия ВРК для перемирия».

В пять часов вечера 2 ноября В.М. Смирнов, П.Г. Смидович со стороны ВРК и В. Руднев, Сорокин и Студенецкий со стороны КОБ подписали перемирие.

Число жертв «московской недели» называют очень разное. От «до тысячи человек» до очень точных цифр: «белые потеряли убитыми 55, красные — 238 человек».

Пожалуй, первая цифра ближе к истине: многие свидетели описывали гибель большого числа мирных жителей, особенно из тех, кто неосторожно появлялся на улицах.

Порой командиры командовали примерно так: «А вон еще люди… Огонь!»

Гражданская война началась еще в июне 1917 года.

К декабрю 1917 счет ее прямых жертв перевалил за десяток тысяч человек.

Но приди к власти генерал Корнилов, установись в стране жесткая «диктатура порядка» — и огоньки Гражданской войны не слились бы в единый страшный пожар. Да, пришлось бы ввести диктатуру, расстреливать агитаторов и отправлять на фронт тех, кто митингует вместо того, чтобы работать. Да, пришлось бы наводить порядок самыми крутыми мерами, чтобы остановить сползание страны в пропасть.

Наверняка это совершенно не понравилось бы прекраснодушным интеллигентам. Умные дураки стонали бы об ужасах диктатуры и осуждали казарменную тупость офицеров Корнилова. Они не подавали бы руки тем, кто вешал бы коммунистов, печатали бы истерические статьи про ужасы «корниловщины». А Корнилов, скорее всего, стоически терпел бы и продолжал бы делать за интеллигентиков грязную работу, подвергаясь печатным издевательствам и унижениям. Истеричные «гуманисты» устраивали бы истерики на паперти церквей, в которых стоит службу Корнилов. Невротичные гимназистки пили бы мышьяк уже не от несчастной любви, а от сострадания судьбам России.