Петр Авен - Время Березовского Страница 21

А: И он проводил тебя до машины и вернулся.

Б: Да. И для меня это, конечно, был поступок. В тот момент ведь можно же было как угодно отреагировать. Но он это сделал совершенно осознанно. Вот это и есть пример какой-то бесшабашности, смелости, отваги.

А: Борис рассказывал, что вы жили очень скромно, с мамой, с папой. Как он к этому относился? Он вообще этого не замечал?

Б: Комната у нас была 12 метров, мы жили втроем. Маленькая трехкомнатная квартира – мои родители и мы, нас было пять человек. Мы весело и дружно зажили, и жили достаточно долго – четыре года. Уже был ЛогоВАЗ, уже были какие-то деньги, и мы могли позволить себе купить квартиру. Но Борису нравилось жить в семье – и что ребенок, что есть бабушка и дедушка. Было здорово, несмотря на то, что это была очень маленькая квартира и было тесновато. Его это не смущало. Для него было совершенно неважно, какие стены, какие полы.

А: Он же очень мало спал…

Б: Он спал пять часов. Я его видела крайне редко. Практически каждый день в 9 утра он уходил и в 11 возвращался.

А: И тогда же появились деньги?

Б: Я ничего про это не знаю. Мы даже про это не думали, Петя, для нас это было не самое главное. Вообще, мне кажется, в то время это было совсем не главное. Это уже позже пришло – и власть, и деньги, и возможности. А в тот момент была интересная жизнь, нужно было все начинать сначала, все выстраивать – отношения, бизнес. Это огромная работа. И это занимало большую часть жизни. Я так понимаю, что это была его жизнь, и моя жизнь… Все было в работе.

Деньги были просто инструментом

А: Когда вы познакомились, Борис был ученый, занимался наукой. Потом стал заниматься бизнесом. Потом стал заниматься политикой. Для тебя были удивительны такие переходы? И как он сам менялся вместе с переходами?

Б: Сильно изменился. Очень сильно изменился.

А: Когда в конце 1980-х Березовский начинал заниматься бизнесом, ты была с ним. Что с ним происходило, как тебе кажется?

Б: ЛогоВАЗ – день и год рождения нашего сына Артёма. Именно в этот день в 1989 году было официально зарегистрировано совместное предприятие, которое называлось ЛогоВАЗ. Конечно, я все это видела и наблюдала. Он жил этой работой, ему это было настолько важно, и он был настолько увлечен, что ничего больше его в жизни на тот момент не интересовало.

А: Какие у него были цели? Он же был совершенно не жадный, в общем, человек.

Б: Он был вообще не жадный. Для него деньги всегда были просто инструментом.

А: Но тогда как он объяснял тебе, что начинает заниматься бизнесом и перестает заниматься наукой?

Б: Мы говорили с ним на эту тему. Дилемма возникла еще до того, как началась вся эта перестройка. Он очень сильно сомневался, остаться в науке или все-таки заняться бизнесом. Но в результате все как-то просто разрешилось. Мы решили, что наука никуда не денется, если в бизнесе что-то пойдет не так, всегда можно вернуться.

А: Когда ты заметила, что у вас появились большие деньги? Или это был постепенный процесс?

Б: Я ничего этого не замечала, потому что вообще была далека от этого. Если честно, меня это даже почему-то не интересовало. Я знала, что есть человек, мой муж, который этим занимается и которому я верю безгранично. Я знаю, что он не сделает никаких глупостей и никогда не станет рисковать собой, нами. Конечно же, это все постепенно было, по нарастающей. Сначала это был ЛогоВАЗ, потом “Сибнефть”, и телевидение, и газеты. В общем, Борис стал достаточно могущественным олигархом. Наверное, чем богаче он становился, тем больше менялся. Это было заметно в его поведении, в манерах.

А: Стал более уверенным в себе?

Б: Абсолютно. Вообще даже тени сомнения уже не было на лице и в мыслях.

А: Борис и до этого был человек самоуверенный.

Б: Да нет, Петя… Когда мы с ним познакомились, ему было 35 лет. В 35 лет мужчина уже понимает, что ему в жизни надо. А он-то был с кучей комплексов. И, в частности, в нем была неуверенность: “Защищать докторскую? Не защищать докторскую? А вдруг меня не пропустят? А вдруг это? А вдруг то?” Он мучился, и мне пришлось сильно поработать, чтобы переубедить его. После того, как он получил степень доктора наук, поверил в свои способности, – вот с этого и начался его рост как мужчины и как личности.

А: Березовский достаточно рано стал доктором – лет в 37, наверное. Для меня он всегда был старшим товарищем, мне-то он казался уверенным в себе человеком. Причем он был человеком очень счастливым. Не помню, чтобы у него было плохое настроение. А дома он бывал подавленным?

Б: Никогда. Никогда он себе не позволял раскиснуть или испортить кому-то настроение. Всегда все оптимистично, всегда все нормально, надо жить и радоваться. Мы с ним не ругались, никогда плохого слова в мой адрес не было сказано, у нас это вообще было не принято. Если были недоразумения, мы с ним совершенно спокойно садились и все решали. А если он чувствовал свою вину, всегда звонил или приходил и извинялся, тут же.

Это было, конечно, уникальное его качество. Очень достойно, я считаю, когда мужчина может прийти, извиниться и сказать: “Я был не прав”. Это большая редкость в наши дни.

А: Ну, это я не знаю… Я тоже легко извиняюсь. Если я считаю, что я не прав, почему же не извиниться?

Б: Петя, зачем мы будем всю свою жизнь тратить на обиды и на выяснение отношений? Эта жизнь и так короткая. Наоборот, вокруг него всегда было веселье, дети и друзья, вокруг него крутилось, он всегда мог в компании соединить каких-то людей, которые никак не соединялись.

А: У него была, конечно, потрясающая харизма. Он при мне мог заставить человека совершенно поменять позицию с помощью феноменального дара убеждения.

Б: Да. Он меня всегда мог убедить, переубедить, заставить поверить, и я на это покупалась всегда, это вся моя жизнь с ним. Если приводить примеры – тогда мне нужно будет рассказывать про всю свою жизнь, понимаешь?

А: Мне кажется, для того, чтобы человека убедить, надо самому верить в то, что говоришь. Если ты человеку не доверяешь, он не будет доверять тебе. У Бори была фантастическая доверчивость. Такое качество имеет две стороны: с одной стороны, это помогает тебе строить отношения, с другой – тебя могут просто кинуть. Что в его случае и произошло. Во многом личная трагедия Бориса в том, что он доверял людям, которым не стоило бы доверять. Ты понимала, что он излишне доверчивый, излишне наивный?

Б: Безусловно. Я все это знала. Он всегда был игрок, романтик. И очень наивный человек. Это качества, которые никак не должны совмещаться, но в Борисе они совмещались.

А: Ты его как-то пыталась отвадить от излишней доверчивости?

Б: Да, конечно. Безусловно. Я, как женщина, всегда это видела и чувствовала, и я думаю, любая женщина это почувствует. Если она искренне любит мужа и не хочет, чтобы он влип в какую-то историю, конечно же, она будет его от этого оберегать.

А: Он же тяжело переубеждался. У него была любимая фраза: “Ты не понимаешь”.

Б: Да, “Ты не понимаешь”… У Бориса была эта фраза, и он мог до конца не поверить, но он всегда мог прислушаться и задуматься. И может быть, поменять свою точку зрения.

А: В частной жизни он совсем не был тираном. Он был человеком очень легким, очень неприхотливым, с ним было легко общаться.

Б: Ну что ты! Он никогда не мог даже муху убить. Никогда. Он очень любил природу, он очень любил детей, музыку, животных – такой человек не может быть жестоким. С одной стороны. А с другой, в семейных делах он иногда был просто демон. Например, если он что-то задумал по-своему сделать в отношении воспитания детей, переубедить его было достаточно сложно.

А: Борис много занимался детьми? У него на это было время?

Б: Тёмой он немножко позанимался, да. Потом, когда мы уже уехали, в 1994 году, то, конечно, я его видела редко. А потом он вернулся к воспитанию, когда уже переехал в Англию жить, это было в 2000-м. Он рьяно кинулся заниматься детьми, всегда ходил в школу на родительские собрания, разговаривал с директором школы, приходил в школу к Насте на концерты. Он был хороший отец, этого у него не отнять. Он любил всех своих детей и очень переживал за них.

А: Еще можно сказать, что он был прекрасным сыном. У него были особые отношения с мамой.

Б: Очень теплые, очень доверительные, очень искренние. Они делились буквально всем – начиная от политики, кончая внуками. Первая, кому он звонил утром, – мать, с которой он все обсуждал. Это редкое качество. Я думаю, он был самый лучший сын. Если мой сын будет таким, я буду самая счастливая в этой жизни.

Часть вторая

В январе 1989 года я уехал в Австрию, предварительно поменяв старую отцовскую “трешку” на шубу (кажется, из аргентинского опоссума) для жены и купив на АвтоВАЗе с помощью Бориса новые “Жигули”.