Петр Романов - Преемники: от царей до президентов Страница 21

В своих письмах арестованный Петр поначалу просил жену о немногом: вернуть слугу-негритенка, скрипку, мопса и любовницу. (Все, кроме любовницы, арестованному тут же доставили.) Но чуть позже одно за другим идут письма с просьбой "отпустить в чужие края" и еще конкретнее — "отпустить меня скорее с назначенными лицами в Германию". Это уже не мопс и негритенок, это серьезная политическая проблема.

Странная ссора Петра с охранявшими его дворянами, неожиданно закончившаяся убийством, избавила Екатерину от одной головной боли, зато принесла другую. Вся Европа задавалась двумя вопросами: причастна ли к убийству новая императрица и почему за преступление никого не наказали? Сам факт убийства был для всех очевидным. Официальная версия о внезапной кончине бывшего императора от "геморроидальных колик" не могла убедить даже самого простодушного.

Шокировало Европу и то, что Екатерина взошла на престол, обойдя законного наследника. Регентство при малолетнем сыне мать не устроило, поскольку, как свидетельствовала русская история, это дело непрочное. Судьбы регента Меншикова, затем регента Бирона и правительницы Анны Леопольдовны говорили сами за себя. Екатерина хотела иметь твердые гарантии. Именно этот факт узурпации власти отбрасывал ту черную тень, что долгие годы омрачала отношения императрицы с Павлом. Сын не мог не думать о том, что мать занимает трон не по праву. Мать не могла, глядя на сына, не подозревать Павла и его ближайшее окружение в желании поменять статус-кво.

О том, какие настроения в связи со смертью Петра III царили в это время в Европе, можно судить по воспоминаниям датского дипломата Андреаса Шумахера. Это свидетельство особенно показательно, если учесть, что не было в это время в Европе страны более заинтересованной в устранении с русского престола Петра III, чем Дания, ведь именно с датчанами российский император собирался воевать ради интересов родной ему Голштинии, Дипломат пишет:

Таков был конец несчастного внука Петра I. Он [Петр I] учинил расправу над собственным сыном, и вот Бог наказал его в этом потомке. Это новый, хотя и печальный пример того, что никогда иностранному принцу не удастся безнаказанно вступить в Россию.

Обращает на себя внимание многозначительная оговорка — Петр III, конечно, был наследником и шведского престола, но назвать "иностранным принцем" внука Петра Великого можно разве лишь потому, что сам потомок реформатора считал себя в России иностранцем. В этом смысле с датским дипломатом можно согласиться: Россия отторгла от себя чужого ей не столько по крови, сколько по духу Петра Ульриха, зато как свою приняла немку Екатерину.

Первый блестящий ход на внешнеполитической арене императрице удалось сделать уже через два месяца после вступления на престол. Узнав, что знаменитая французская "Энциклопедия" осуждена Парижским парламентом за безбожие и что продолжение издания запрещено, Екатерина немедленно предложила Вольтеру и Дидро напечатать этот фундаментальный труд в России. Успех был ошеломляющим. Вольтера это неожиданное предложение привело в неописуемый восторг. Он пишет Дидро:

Ну, славный философ, что скажете о русской императрице? В какое время мы живем! Франция преследует философию, а скифы ей покровительствуют.

Екатерина, еще вчера "дама с сомнительной репутацией", стала любимицей лучших умов Европы, европейское общественное мнение повернулось на 180 градусов. Это была одна из самых блестящих рекламных акций за всю историю политических технологий. Редко кому удается так быстро" кардинально да к тому же в масштабах целой Европы поменять свой политический имидж. Заснув "узурпатором", Екатерина проснулась едва ли не самой просвещенной, либеральной и передовой государыней мира. Придумать подобный театральный ход действительно мог только политик с мольеровским даром. По сути, это классический "Deus ex machina" — "Бог из машины", драматургический прием, известный с античных времен, когда ход событий коренным образом меняется, причем из трудной ситуации автор пьесы выходит разом, нелогичным, неожиданным и откровенно искусственным путем. Екатерина, автор многих театральных постановок, самую первую и наиболее эффектную свою пьесу поставила на политической сцене.

Через пару лет императрица продолжила пропагандистское наступление. Сначала она предложила пост воспитателя своего сына философу Даламберу, а когда тот отказался, формально сославшись на российский климат, Екатерина выручила из материальных затруднений Дидро, купив его библиотеку. Впрочем, то, что сделала русская императрица, нельзя назвать в полном смысле покупкой. Речь снова шла о талантливой рекламной акции, привлекшей очень многих. Екатерина выплатила Дидро все положенные за библиотеку деньги, а затем оставила книги в его пожизненное пользование. Мало того, императрица назначила философу щедрое ежегодное жалованье в качестве "библиотекаря", а затем даже выплатила это жалованье за 50 лет вперед!

Естественно, заставить всю просвещенную Европу забыть о том, как Екатерина пришла к власти, было невозможно. Неприятными для государыни реминисценциями заполнены даже письма ее новых друзей. Даламбер в послании к Вольтеру отпускает весьма недвусмысленную шутку:

Кстати, вы знаете, что мне предложили заняться воспитанием великого князя, хотя я и не имею чести быть иезуитом? Но я страдаю от геморроя, а он слишком опасен в этих краях, мне хочется, чтобы зад болел в полной безопасности.

Намек на смерть Петра III очевиден.

Можно найти и более жесткие высказывания. Гораций Уолпол пишет:

Вольтер со своей Екатериной внушает мне ужас. Хорошенький повод для шуток — убийство мужа и узурпация престола. Говорят, совсем неплохо, когда заглаживают вину. А как заглаживают убийство? Держа наемных поэтов? Оплачивая продажных историков и подкупая дурацких философов за тысячу миль от своей страны? Честолюбие толкает на преступления, а алчность канонизирует их!

Императрица знала о подобных настроениях, а потому через какое-то время предприняла еще одну пиар-кампанию. Екатерина начинает скупать для Эрмитажа работы великих мастеров, демонстрируя миру свой вкус и заботу о развитии искусств у себя дома. И этот шаг не остается незамеченным. Дидро пишет скульптору Фальконе, которого Екатерина вскоре пригласит в Россию ваять знаменитого Медного всадника:

Ах, мой друг, как мы изменились! Среди полного мира мы продаем наши картины и статуи, а Екатерина скупает их в разгар войны. Науки, искусства, вкус, мудрость восходят к северу, а варварство со своими спутниками нисходит на юг.

Отблеск сияния от нимба, внезапно вспыхнувшего над головой Екатерины, упал и на ее империю. Россией вновь, как в петровские времена, заинтересовались на Западе, в нее вновь поверили, именно на русской почве многие европейские мечтатели решили посеять семена "доброго" и "вечного". В этом была своя логика: где же еще культивировать столь легко ранимые ростки, как не под благодатной сенью самой просвещенной из императриц.

Поначалу и сама Екатерина искренне представляла себе российское общество девственно нетронутой почвой. Ей казалось, что русскую целину вспахать реформами легче, чем неподатливую консервативную Европу. Прозрение, впрочем, пришло к ней довольно быстро, она убедилась, что "и у России есть свое прошлое, по крайней мере, есть свои исторические привычки и предрассудки, с которыми надобно считаться".

Екатерининская эпоха отличается тем, что именно в этот период преемник не диктовал России свою волю, а искренне пытался уловить ответное эхо снизу и, насколько это возможно, учесть пожелание народа. В этом смысле других таких примеров в истории нашего отечества вы не найдете, как бы ни искали.

Кстати, сразу же отвечу на неизбежный вопрос: "А Пугачев?" Бывало и так, что русский бунт вспыхивал как ответ на неумелые действия власти, но чаще всего каждый такой взрыв лишь свидетельствовал о том, что в очередной раз проснулся постоянно дымящийся вулкан застарелых противоречий российского общества. Бунтовали в России по самым разным поводам, при самых разных правителях и режимах: при Алексее Михайловиче Тишайшем, при Петре Великом (Антихристе), при Царе-освободителе, во времена Ленина и Сталина, в годы хрущевской оттепели, в пору брежневского застоя и реформатора Горбачева, при Ельцине. Понимание и даже сочувствие к проблемам низов со стороны правителя вовсе не означает реальную возможность пожелания низов удовлетворить. Во всяком случае, полностью и сейчас. Даже "помазанник Божий" и тот все-таки не Господь.

Если иметь в виду самостоятельность ума, то Екатерину, как и Петра Великого, можно назвать самоучкой. Конечно, у нее и в детстве, и в зрелости хватало учителей, но, выслушав их, она принимала свое решение, и это решение не часто совпадало с выводами и наставлениями преподавателей. По-видимому, иначе и быть не могло, этого требовала от Екатерины сама жизнь. К тому же, в отличие от Петра I, будущей российской императрице давали не практические знания, а теорию. Ее задачей (на трудном пути к власти, и тем более когда она этой властью уже пользовалась) было перекинуть мостик от теории к практике.