Владимир Губарев - Зарево над Припятью Страница 21

Несколько секунд мне довелось пробыть под реактором. Наверху, в зале, тихо, там не ощущаешь, что под ногами бушует "атомный огонь". Но внизу, у днища реактора, где по трубопроводам подается к активной зоне вода для охлаждения, впечатление совершенно иное.

Рвется из бетонных объятий реактор, гудит. И в этих звуках чувствуется огромная мощь укрощенного ядерного пламени.

Рядом со зданием реактора выросли два других: материаловедческая и радиохимическая лаборатории. В первой исследуются образцы, которые облучаются в каналах отражателя. Радиохимиков же интересует центральный канал, где работают тепловые нейтроны. Там рождаются трансурановые элементы.

В распоряжении еще одной группы ученых находятся и горизонтальные каналы с нейтронными пучками, и сам реактор. Это не кто иные, как «чистые» физики.

Материаловедческая лаборатория – гордость института, одна из крупных в мире. Первое, что бросается в глаза, когда переступаешь ее порог, кумачовое знамя.

Это награда за труд.

Первое место в соревновании, самая высокая культура производства, самое большое число изобретений и рационализаторских предложений, оригинальные доклады па конференциях молодых специалистов принадлежат материаловедческой лаборатории. Даже когда проводятся месяц здоровья, спортивные мероприятия или смотр художественной самодеятельности, все равно сотрудники лаборатории не могут уступить первенство. Что ж, отличная традиция!

– Наша лаборатория возникла 16 февраля 1964 года, – рассказывает ее начальник Михаил Антонович Демьянович, – для изучения конструкционных и расщепляющихся материалов, используемых в ядерных реакторах. Это новая область науки. Раньше, когда проектировались реакторы, не знали, какими же будут свойства материалов, подвергшихся облучению. Их изучали в "естественном виде". Однако вскоре ученые убедились, что этих данных явно не хватает, более того, они могут привести к серьезным ошибкам. На самой заре атомного века, например, широко применяли "молибденовые стали", то есть углеродистые стали, легированные молибденом. Из них изготовляли различные конструкции внутри реактора. И хотя эти стали обладали как будто бы подходящими характеристиками, через три-четыре года конструкции выбывали из строя. Из-за облучения сплав становился хрупким, резко усиливалась коррозия, и он разрушался. Пришлось заменить его цирконием и нержавеющими сталями, которые лишены этих недостатков.

Сейчас хорошо известно, что некоторые виды стали под действием излучения, высокой температуры и агрессивной среды делаются ломкими, изменяют свои механические свойства. Чтобы четко ориентироваться, как станут вести себя пластмассы, большинство чистых металлов, сплавов и других соединений в условиях реактора, нужна такая лаборатория, как наша.

Она разделена на две части: «холодную» и "горячую".

В первой материалы проходят проверку до облучения.

Их подвергают растяжению в широком диапазоне температур, пробуют на изгиб и т. д. Но это только механические испытания, кроме того, осуществляется весь комплекс физических исследований. Благодаря этому мы знаем все достоинства и недостатки «объекта» наблюдений.

"Горячая" часть лаборатории занята тем же, только она имеет дело с облученными в реакторе образцами. Поскольку они радиоактивны, чтобы изолировать человека, пришлось возвести стенд из тяжелого бетона. Толщина бетонной защиты колеблется от 400 до 800 миллиметров, в зависимости от дозы излучения.

Весь «горячий» цех состоит из трех зон. Первая – 36 связанных между собой камер, покрытых изнутри нержавеющей сталью, где находятся образцы. Вторая – ремонтный коридор позади камер, откуда при необходимости можно попасть в любую из них. Третья – операторская, из которой с помощью манипуляторов и системы электрического управления ведутся работы. Через специальное окно оператор видит, что делается в камерах.

В первой зоне максимальное разрежение, во второй давление чуть побольше, в третьей – самое высокое (атмосферное). Это для того, чтобы при разгерметизации воздух не загрязнялся радиоактивными веществами, так как подсос будет идти из операторской.

В камерах предусмотрены специальные фильтры очистки.

Если к такой системе добавить меры предосторожности, принятые в обязательном порядке на всех атомных установках, то нетрудно убедиться, что человек в полной безопасности…

После этой короткой беседы с Демьяновичем отправляемся в «горячий» цех материаловедческой лаборатории. В санпропускнике снимаем ботинки, надеваем тапочки, белые халаты и шапочки, кладем, как положено, в карман индивидуальные дозиметры.

Транспортный зал… Сюда от реактора СМ к центральной камере приходит контейнер поменьше. Он опускается в приемник, а там уже из него извлекаются пакеты с облученным материалом, которые по транспортеру попадают в другие камеры. Несколько из них предназначено для разделки образцов.

Инженер Валерий Прохоров дает пояснения.

– Смотрите, это фрезерный станок, – мы заглядываем в одно из окон, приводы от него в операторской.

Здесь только те части, которые необходимы для обработки. Все механизмы находятся или в операторской, или под камерой. Там своеобразное небольшое машинное отделение – чтобы обеспечить дистанционное управление и облегчить ремонт оборудования.

Сначала образец очищается с помощью ультразвука.

Затем оператор устанавливает его на станке (для этого и нужны манипуляторы). Станок действует так же, как и обычный. Только команды получает на расстоянии – от оператора.

Рядом в камерах – другие станки: для абразивной резки, шлифовки, слесарной доводки и т. п. Обычная механическая мастерская, но… заключенная в бетонную и стальную защиту.

Дальше – установки для испытаний на растяжение, изгиб, сжатие, на ударную вязкость и пр.

– Какие же исследования по сравнению с «холодной» частью здесь не проводятся? – спрашиваю у Валерия Прохорова.

– В том-то весь смысл, чтобы они были одинаковыми, чтобы можно было сравнить результаты до и после облучения…

В соседней лаборатории – физики. Останавливаемся рядом с Альбертом Полуниным.

– Я только что наладил автомат для взвешивания, – охотно объясняет он, – теперь проверяю.

"Механические руки" осторожно приближаются к образцу, аккуратно кладут его в крохотную лодочку. Потом лодочка, цепко зажатая пальцами манипулятора, плывет к автомату и мягко опускается на торчащие рычаги.

– Все, – облегченно вздыхает Полунин. – Понимаете, очень трудно поставить лодочку на рычаги. Иногда минут двадцать уходит. Нужна чрезвычайно точная координация движений. Смотрите, смотрите…

Рычаги поворачиваются, исчезают. Снизу поднимается ванночка.

– В ней находится вода, образец автоматически взвешивается. А вот и результат, – физик показывает на пульт, где ярко вспыхивает цифра, данные, "как в аптеке", до одной десятитысячной грамма. Можно автоматически взвешивать не только в жидкости, но и в возДухе.

За следующий образец берусь я. Но манипулятор отказывается слушаться. Промахиваюсь несколько раз подряд.

– Это не так просто, – улыбается Полунин, – нужно привыкнуть, практика нужна. У нас в лаборатории есть настоящий виртуоз. Он может подбросить лодочку и поймать ее. Я сколько ни пытался, не получается.

А он говорит, что его нервы удлинились и тянутся туда, в камеру. Вот он и «осязает» все, как своими пальцами.

…Еще долго ходим по лаборатории. Чего только здесь нет: аппаратура для тончайших физических опытов, печь для отжига металла, установки для испытания полимеров, миниатюрные станки, устройства, аппараты и приборы.

– Оборудование самое современное, – Михаил Антонович Демьянович доволен, что его «хозяйство» произвело хорошее впечатление, – но и задачи непростые. Предстоит развернуть большой фронт исследований. Да они уже начались, хотя лаборатория совсем юная. И жизнь требует от нас практической отдачи, и сами сотрудники так и рвутся к работе.

…Атомники хорошо помнят историю с "молибденовой сталью". Теперь подобное случиться не может. В Димитровграде действует одна из лучших в мире материаловедческих лабораторий. И без сомнения, пройдет немного времени, и исследования, проведенные здесь, не только помогут творцам реакторов, но и обогатят науку, потому что многое можно познать, вооружившись таким совершенным оружием.

Внешне они не схожи, однако судьбы у них – почти одинаковые. Обоим около тридцати, по кажется, эти два человека уже много лет связаны друг с другом.

Их пути впервые сошлись во время учебы, когда каждый решил стать радиохимиком. Вновь встретились в Димитровграде и подружились: общие интересы, одна и та же работа, общие радости и огорчения: Владислав Николаев – начальник лаборатории хроматографии. Юрий Ефремов – старший инженер.

Оба они с Урала. Владислав закончил еще и аспирантуру в Свердловске, защитил кандидатскую диссертацию и приехал в Димитровград. Юрий – коренной производственник. У него за плечами завод. В НИИАР пришел в 1961 году.