Сергей Кремлёв - СССР — Империя Добра Страница 21

1) сползание в хаос;

2) военная диктатура корниловцев в интересах правящей кучки;

3) диктатура пролетариев и беднейших крестьян, способная сломить сопротивление капиталистов и проявить, говоря словами Ленина, «действительно величественную смелость и решительность власти».

В той же статье «Один из коренных вопросов революции» Ленин цитировал видного эсера И. А. Прилежаева, который в эсеровской газете «Дело Народа» «оплакивал», — как писал Ленин, «уход Пешехонова (одного из руководителей партии „народных социалистов“ („энесов“) и министра продовольствия Временного правительства. — С. К.) и крах твёрдых цен, крах хлебной монополии».

Прилежаев сокрушался:

«Смелости и решительности — вот чего не хватало нашим правительствам всех составов (имелись в виду разные составы Временного правительства. — С. К.)… Революционная демократия не должна ждать, она должна сама проявить инициативу и планомерно вмешаться в экономический хаос… Если где, так именно здесь нужны твёрдый курс и решительная власть».

Ленин этот плач «слуги народа» прокомментировал так:

«Вот что правда, то правда. Золотые слова. Автор не подумал только, что вопрос о твёрдом курсе, о смелости и решительности не есть личный вопрос, а есть вопрос о том классе, который способен проявить смелость и решительность. Единственный такой класс — пролетариат. Смелость и решительность власти, твёрдый курс её, — не что иное, как диктатура пролетариата и беднейших крестьян. И. Прилежаев, сам того не сознавая, вздыхает по этой диктатуре…»

И где же здесь, спрашиваю ещё раз, «молочные реки»? Где «кисельные берега»? В случае прихода к власти Ленин обещал России не «царство свободы», а предельно жёсткую, твёрдую власть, которая национализирует банки, установит в стране рабочий контроль за экономикой и распределением, подавит спекуляцию, отменит помещичью собственность на землю, полностью сменит прогнивший чиновничий аппарат…

Какое там «царство свободы»! Перед Октябрём Россия была накануне полного развала общества. Без твёрдой власти страна в считаные месяцы превратилась бы в одно «всерасейское» Гуляй-поле, по которому для начала прогулялись бы не один «батька» Махно со своими «хлопцами», а сотни разного рода «батек» и «атаманов»…

А потом?

А потом уж, когда российская государственность рухнула бы необратимо, в Россию были бы введены «международные силы ООН» с белозубыми и черномазыми «миротвор…»

Впрочем, пардон! Это уже из другой «оперы»! Это России ещё предстоит, если обитатели Русской Вселенной так ничему и не научатся и будут по-прежнему верить тем, кому уже давно верить нельзя.

«Миротворцы ООН» — это не исключённая перспектива для нынешней России. А в ту, «гуляйпольскую», — не управляемую большевиками — Россию после разрыва в ней всех значимых общественных связей были бы попросту введены интервенционистские полицейские силы Антанты. И в той России не нашлось бы сил организовать противодействие интервенции, со всеми, как говорится, вытекающими из этого последствиями. Для иллюстрации сказанного приведу всё же одну показательную цитату, которую предлагал вниманию читателей своих книг уже не раз — цитата того стоит.

4 января 1920 года один из лидеров кадетской партии профессор П. Н. Милюков писал из Лондона в Россию графине Паниной:

«Теперь выдвигается (на Западе. — С. К.) в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии (выделение Милюкова. — С. К.) ради её богатств и необходимости для Европы сырых материалов…»

От комментариев воздержусь — параллели и так напрашиваются сами собой. Не так ли?

Отвернуть Россию от таких перспектив могли лишь Ленин и партия Ленина. Вот ещё одна, тоже уже не раз приводившаяся мной ранее, убийственная для антикоммунистов и антисоветчиков цитата:

«…Инспирируемое сэром Генрихом Детердингом (международный „нефтяной“ король, лишившийся в Баку немалого количества нефтяных скважин. — С. К.) или же следуя просто старой программе Дизраэли-Биконсфильда (британский лорд из евреев, самый деятельный ненавистник России во второй половине XIX века. — С. К.), британское министерство иностранных дел обнаружило дерзкое намерение нанести России смертельный удар…

Вершители европейских судеб <…> надеялись одним ударом убить <…> возможность возрождения сильной России <…> С <…> другой стороны — на страже русских интересов стоял не кто иной, как… Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи».

Так ретроспективно оценил роль большевика Ленина в отстаивании национальных интересов России дядя последнего русского императора, великий князь Александр Михайлович, в своей «Книге воспоминаний», изданной в Париже в 1933 году незадолго до кончины «дяди Сандро».

ВСЕ перипетии революции и Гражданской войны тогда были уже позади, все результаты были давно известны, и великий князь вполне мог бы просто посетовать на то, что, мол, проклятые большевики так, мол, развалили Россию, что уже никакие усилия «рыцарей Белого движения» не смогли ничего исправить. Однако Александр Михайлович не захотел под конец жизни лгать и предпочёл сказать правду: только Ленин и его партия проводили в период второй русской Смуты национальную политику.

Да и могло ли быть иначе? Ведь только РСДРП(б) была партией народа, а ещё более точно — наиболее развитой в политическом и интеллектуальном отношении части трудящихся России.

Чуть позднее я приведу в этой книге ныне подзабытые свидетельства на сей счёт английского писателя Герберта Уэллса, я в своё время и в своём месте дополню их очень неожиданными оценками Александра Блока.

Пока же сообщу, что в сентябре 1917 года Ленин пишет работу с названием, которое говорит само за себя: «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». Пожалуй, будет нелишним привести ее содержание. Итак, разделы «Катастрофы…» имели следующие названия: «Голод надвигается»; «Полная бездеятельность правительства»; «Общеизвестность и лёгкость мер контроля»; «Национализация банков»; «Национализация синдикатов»; «Отмена коммерческой тайны»; «Регулирование потребления»; «Финансовый крах и меры против него»; «Можно ли идти вперёд, боясь идти к социализму?».

Последний вопрос, безусловно, будет становиться всё более насущным и для нынешней России — почти через сто лет после того, как он был поставлен впервые!

Ленин писал (все отточия на месте пропусков мной убраны для удобства читателя, но он сам может при желании познакомиться с мыслями Ленина, прочтя страницы 151–199 тома 34-го пятого издания Полного собрания сочинений):

«России грозит неминуемая катастрофа. Об этом уже говорилось во всех газетах бесчисленное количество раз.

Все это говорят. Все это признают. Все это решили.

И ничего не делается.

Прошло полгода революции. Катастрофа надвинулась ещё ближе. Дошло до массовой безработицы. Подумать только: в стране бестоварье, страна гибнет от недостатка продуктов, от недостатка рабочих рук, при достаточном количестве хлеба и сырья, — и в такой стране, в такой критический момент выросла массовая безработица! Какое ещё нужно доказательство того, что за полгода революции (которую иногда называют великой, но которую пока что справедливее, было бы, пожалуй, назвать гнилой), при демократической республике, при обилии союзов, органов, учреждений, горделиво именующих себя „революционно-демократическими“, на деле ровнёхонько ничего серьёзного против катастрофы не сделано.

А между тем достаточно самого небольшого внимания и размышления, чтобы убедиться в том, что способы борьбы с катастрофой имеются, что меры борьбы вполне ясны, просты, вполне осуществимы, вполне доступны народным силам и что меры эти не принимаются только потому, исключительно потому, что осуществление их затронет неслыханные прибыли горстки помещиков и капиталистов…»

Эти слова написаны как будто сегодня, а скорее даже — как будто завтра. Лишь «помещиков» (до этого «Россияния» ещё не дожила) надо заменить на «олигархов».

А далее Ленин писал не менее актуальные сегодня (и завтра) вещи:

«Можно ручаться, что вы не найдёте ни одной речи, ни одной статьи в газете любого направления, ни одной резолюции любого собрания или учреждения, где бы не признавалась совершенно ясно и определённо основная и главная мера борьбы, мера предотвращения катастрофы и голода. Эта мера: контроль, учёт, регулирование со стороны государства, установление правильного распределения рабочих сил в производстве и распределении продуктов, сбережение народных сил, экономия их. <…> Контроль, надзор, учёт — вот первое слово в борьбе с катастрофой. Вот что бесспорно и общепризнанно. И вот чего не делают из боязни посягнуть на всевластие помещиков и капиталистов, на их безмерные, неслыханные, скандальные прибыли, прибыли, которые все знают, все наблюдают, по поводу которых все ахают и охают».