Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6268 ( № 13 2010) Страница 21

Анна КУЗНЕЦОВА, ТУЛА–РОСТОВ–НИЖНИЙ НОВГОРОД

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Уроки французского

Искусство

Уроки французского

ВЕРНИСАЖ

В галерее «Школа» проходит выставка «Художники, которые жили и работали в Париже». В небольшом зале представлены 13 произведений живописи столь разных мастеров, как Морис де Вламинк, Марк Шагал, Кес ван Донген, Надежда Удальцова, Моисей Кислинг, Давид Штеренберг.

Одна из интриг этой камерной выставки – Парижа вы здесь не увидите. Название отнюдь не означает, что простодушного зрителя откровенно обманывают – лишь бы пришёл, оно определяет культурный ареал, в границы которого вошли представленные живописцы. Чтобы из него выйти. Сами по себе эти художники заслуживают внимания вне зависимости от того, жили-работали они в Париже или нет. Как бы ни притягивала сто лет назад столица искусств тех, кто стремился оказаться в эпицентре бурной творческой жизни, но многие художники, попав под влияние и переболев общей модой, возвращались на круги своя. Идея выставки – уловить именно тот момент, когда художник всё ещё находится под влиянием парижских веяний в искусстве начала ХХ века.

И прослеживается в этих работах удивительная связь, объединяющая авторов не только по категориям «время» и «место». Неожиданно у представителей различных национальных школ и выразителей индивидуальных творческих кредо выявляются элементы единого художественного стиля. Концептуально в этом случае галерея проводит интереснейший сравнительный анализ – очередная интрига. Если убрать подписи под картинами, может показаться, что писал все эти холсты один художник – настолько сходны язык, настроение и палитра в экспонируемых работах. Впрочем, сама галерея не претендует на вынесение искусствоведческого заключения, но удержаться от обобщений непросто. Сдержанный, приглушённый колорит, бытописательный характер выбранных тем, лирические мотивы, размашистые крупные мазки, ритм структурных нагромождений в тесном пространстве, динамичные композиции, кубофутуристические элементы…

Заметим, что француз в этой славной группе только один – фовист Морис де Вламинк. Его урбанистический пейзаж 1919 года «Крыши домов» – шатающийся геометрическими разноугольниками город, хаос, надвигающийся на порядок: городу тяжело, душно, и люди ему не нужны – на холсте их просто нет… Нет людей ни в маленьком городке Шагала – «Улица в Витебске», ни у Кислинга – «Порт Сен-Тропе», ни у Штеренберга – «Окраина. Житомир». Но образная трактовка этой унылой провинциальности по-разному характеризует отношение художников к их родным местам: если на безнадёжно серой окраине покосившийся забор криво подпёрт бревном, то улица в тёпло-коричневых тонах таит уют, покой, и дровница по-хозяйски набита дровами-кудрями, а рядом – крепкие лапти, наверное, их кто-то забыл и скоро вернётся... Люди являются поодиночке. «Старик» Штеренберга внимательно всматривается в нас: он аккуратен и прост, стройно изогнут, как древнее, нерушимое дерево. «Дворник» Шагала пьян, лохмат, безволен и беззащитен. Он и пугает, и жалок одновременно. Кстати, это произведение Шагала, равно как «Бойня» и «Парикмахерская», выставляется в России впервые. В ряду интриг также «амазонка авангарда» Надежда Удальцова с полотном 1930-х годов «Армения. Сбор урожая». Не видя подпись, невозможно и предположить, что работа её. Это другая, неизвестная Удальцова: жизнеутверждающая, энергетически сильная. Этот холст словно венчает экспозицию на идейном уровне.

Безусловно, Париж эстетически обогатил и творчески просветил многих талантливых гостей. Но так или иначе эта живопись замешена на ностальгии, и Париж стал для художников прежде всего катализатором, научив их ценить свой мир, свой язык, свою жизнь…

Арина АБРОСИМОВА

Выставка работает до 30 мая

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Полёты мысли

Искусство

Полёты мысли

КНИЖНЫЙ РЯД

А.К. Якимович. «Полёты над бездной». Искусство, культура, картина мира 1930–1990. – М.: Искусство XXI век, 2009. – 464 с.

Александр Якимович написал большую книгу. Не только по количеству страниц и формату, по энциклопедичности охвата художественных явлений, стран и континентов, стилей и течений, но и по тем глобальным выводам, которые делает автор, обозревая человеческую культуру минувшего столетия с кажущейся невозмутимостью, словно с неких «философических» высот. В глобальности охвата – и сила, и слабость. Нам прочерчивают параллельные и пересекающиеся явления в искусстве Европы, Америки и России. Но автор ориентирован на «масштабные» полотна, непосредственно отражающие социально-политический контекст эпохи, а за ними порой теряются, а иногда и несколько третируются отдельные замечательные художники.

Американский художник Эндрю Уайет трактуется как «анахорет», боящийся «большой жизни», грустно-отрадный Федерико Феллини попадает в один ряд с безнадёжно отчаявшимися авторами типа Фрэнсиса Бэкона, мощный и самобытный Михаил Шварцман кажется вторичным на фоне открытий западного модернизма, глубочайшего и лиричнейшего Роберта Фалька автор мимоходом называет «кабинетным»… Однако отдельные творческие личности всегда больше каких-либо «глобальных» течений и интеллектуальных построений. А «малое» и «камерное» в искусстве нередко весомее и значительнее того, что выражает «магистральные» линии эпохи. Всё это издержки большого, крупными мазками написанного полотна.

Наш автор – сторонник «антропологии недоверия», которую он прослеживает в искусстве и философской мысли начиная с эпохи Возрождения. Заявлена позиция «постановки диагноза», то есть перед нами вроде бы некий космический «спинозизм», когда главное – «понимать», а не плакать или смеяться: «Лично я не желаю быть ни за кого, в том числе ни за авангардистов, ни за постмодернистов, ни за либералов, ни за кого другого… Чума их всех побери». Но то, что тон столь запальчив, заставляет читателя сомневаться в авторской беспристрастности. 

Многие из нас хорошо подумают, прежде чем пойти на современную выставку, новейший фильм или спектакль. Можно впустить в себя смертельную дозу яда.  Александр Якимович во всеоружии искусствоведческой и культурологической эрудиции многое в этой ситуации проясняет. Мне здесь видятся уроки опять-таки походя задетого автором Чернышевского, который некогда высказал мысль о приоритете жизни перед искусством. Во многом продолжая эту замечательную традицию, автор видит безжизненность, античеловечность тех философских позиций, которые породили современное искусство. Тут подорваны связи с жизнью – искусство превращается в систему знаков, только «сигнализирует о событиях, процессах и явлениях, а не моделирует их». Становится страшно, что при таком разрыве с традицией современный зритель скоро и «Трёх богатырей» перестанет воспринимать!

По мнению автора, культурологическая мысль «жрецов» новейшего искусства, как и само это искусство, утратила центр, задевает «парадоксы эпохи по касательной». Сартр, Камю, Беньямин говорили о «поражении человека», но это была позиция стоицизма, гордого и героического отчаяния. Им на смену пришли мыслители, не готовые «отчаиваться», объявившие, что всё «невсерьёз», все смыслы, все ценности, все табу отменяются. Автор остроумно называет эту позицию «философией обезболивания». Авторский «диагноз» неутешителен: «саморазрушительная мысль с резко выраженным садомазохистским уклоном в сторону «забавного апокалипсиса». «Антропология недоверия» –  безнадёжно пессимистичное понимание положения человека в мире, однако  в русской традиции всегда было «два голоса», две возможности – вспомним «две доли» Баратынского или «два голоса» Тютчева. И – о чудо! – в конце книги в разговоре о советском искусстве 80-х годов автор каким-то своим «хитрым» образом вышел на идею «двух голосов». Он пишет об «апокалиптической» (вполне безнадёжной) и эсхатологической традиции, дающей надежду на преображение и свет. Возникают имена Высоцкого и Андрея Тарковского, художницы Старженецкой и скульптора Комелина…

Неожиданно возникший на довольно мрачном фоне политики, философии, искусства минувшего столетия, этот «свет надежды» словно бы намекает, что задача «превращения падения в полёт», выдвинутая Карлом Ясперсом, вовсе не столь безнадёжно утопична. Во всяком случае, наш ироничный, скептичный и многоумный автор этой возможности не исключает…