Мэлор Стуруа - С Потомака на Миссисипи: несентиментальное путешествие по Америке Страница 21

Борьба индейцев в защиту своих земель и водоемов пользуется все более растущей симпатией у американской общественности, в особенности среди студенческой молодежи. Конечно, она ведется давно. Но раньше ее как-то «не замечали». Однако сейчас, когда загрязнение окружающей среды приняло в Соединенных Штатах грандиозные масштабы и стало одной из главных проблем, причем не только экономических, но и политических, белые американцы начали заново «открывать» американцев-краснокожих, начали учиться у них любви к природе, умению жить в гармонии с ней. В Билле о правах свободной территории Алькатраз можно прочесть следующие строки: «Каждый день, выходя в море на лодках, мы видим воду, замутненную мусором и отбросами. И наши сердца наполняются печалью. Воздух, окружающий нас, загрязнен. За ним не видно солнца. А ведь солнце дарует нам жизнь. Без солнца земле грозит смерть. Разрушение природы означает разрушение человека».

— Когда мы впервые высадились на Алькатраз, остров напоминал гигантский мусорный ящик, — говорит Джон Труделл. — Кругом все было загажено. Растительность вытоптана. Ни один из тридцати пяти туалетов не действовал. Мы драили «Скалу», как корабль. Но возникла проблема: куда девать мусор, железный лом, отходы? Тюремные власти поступали просто — сбрасывали все в океан. Но мы не можем так делать. Запросили береговую службу, чтобы присылала регулярно баржу-мусоропровод. В ответ получили издевательский отказ. Захотели провезти на остров мусороуборочный «пикап», не разрешили. Ведь мы для них не люди, а человеческие отбросы.

И тем не менее новые хозяева Алькатраза кое-как управлялись. Женщины привели в божеский вид тюремную кухню и столовую, отделенные друг от друга железной решеткой. Снова заработали огромные медные чаны, в которых когда-то варили баланду для гангстеров. На покрытом цементом дворе, где прогуливали заключенных, устроили детскую площадку — загончик с песком, качели. Правда, для этого пришлось убрать колючую проволоку, что стоило неимоверных трудов. Тюремный госпиталь, как наиболее приспособленный для жилья, отписали пожилым. Им же достался блок для особо опасных преступников — в нем сохранились нары, железные, с дырочками, выкрашенные в веселый зеленый цвет.

— Мы отвели этот блок старикам еще и потому, что они безграмотные и надписи на стенах не будут оскорблять их, — сказал мне Алвин, когда мы путешествовали вместе с ним по Алькатразу.

Алвин был прав. Образцы тюремного фольклора, запечатленные на века для будущих поколений на стенах блока, выглядели настолько смачно, несмотря на выцветшие краску и чернила, что спать под их сенью человеку грамотному было бы и впрямь невтерпеж.

Молодоженам достались карцеры, или «холлы», как они именовались на жаргоне их бывших обитателей. В этой разнарядке тоже был свой резон. Молодоженам свойственно уединяться, они еще не готовы делить свое счастье с другими. А в Алькатразе все камеры, хотя и на замке, но нараспашку. Они не имеют четвертой стены. Их заменяет решетка. Исключение составляют карцеры. Кроме того, молодожены, еще не обремененные семьей и семейным скарбом, вполне могли обходиться «однокомнатными квартирами» с минимумом удобств — умывальник, параша, вделанные в стены стол, стулья, нары.

Наконец, новые обитатели Алькатраза объединили в лучших традициях Сесиля де Милля часовню и кинозал и устроили на их месте нечто вроде парламента, Я, правда, не знаю, по какому принципу они рассаживались. Но можно предположить, что «правые» занимали церковные скамьи, а «левые» — кинематографические.

И лишь обшитый дубом роскошный офис начальника тюрьмы остался неиспользованным. Члены совета — руководящая семерка — категорически отказались занять его. Во-первых, давила символика, чувство, которое столь сильно развито у индейцев. А во-вторых, советники хотели жить как все, без привилегий и помпы.

Обо всем этом мне поведал мой островной Вергилий — Алвин, с которым я плутал по семи кругам тюремного ада. Я уже не застал преображенный Алькатраз. Меня встретила мрачная, пустая, ветшающая суперкаталажка. Не дымились медные чаны на кухне. Не копались в загончике с песком дети. Вместо качелей висели обрывки веревки. Не судачили старики в блоке для особо опасных преступников. Не ворковали по карцерам молодожены. Не заседал парламент под сенью креста и экрана. Длинная рука «Великого хонки» и здесь достала индейцев. Лишив остров воды, власти спустя некоторое время прекратили подачу электроэнергии. Тьма и холод завладели Алькатразом.

Защитники острова не сдавались. Они медленно отступали, ведя тяжелые арьергардные бои. С материка были привезены работающие на бутановом газе «печи Колемана» — для отопления и керосиновые лампы — для освещения. Несколько позже на пожертвования индейских племен, живущих в районе Сан-Франциско, были куплены два небольших генератора. Однако сражаться с холодом и мраком гигантской тюрьмы эти генераторы, печи и лампы, конечно, не могли. Тем более что на Алькатразе почти все время дуют пронизывающие ветры.

И вот обитатели острова, покинув тюрьму, переселились в двухэтажное черное и неказистое здание, где раньше помещалась тюремная стража. Его назвали «Аира Хэйес-хаузом», то есть «Домом Аиры Хэйеса», в честь индейца, морского пехотинца, легендарного героя второй мировой войны, водрузившего американский флаг над Иво-Джимой.

— Сейчас наше положение значительно осложнилось, — говорит Чарли. — Дело не в отсутствии электричества как такового. Его нет и в большинстве резерваций. Так что мы к этому уже давно привыкли. Но без электричества нет рефрижераторов, а без рефрижераторов — свежей пищи. Остров сидит на одних консервах. Здесь негде охотиться, и рыба ловится плохо. Стариков мы уже отправили на берег. Осталась одна молодежь. Но у многих дети. Сейчас на Алькатразе около тридцати ребятишек. Месяц назад у одного из наших советников родилась двойня — мальчики. Мы отметили это событие как большой праздник. Ведь они не только первые индейцы, родившиеся на Алькатразе, но и первые за многие века индейцы, родившиеся свободными на свободной земле. Однако детям нужен не только воздух свободы. Нужны вода, витамины, молоко, свежие фрукты, овощи.

— Главное, вода. Без электричества мы еще как-нибудь обойдемся. Но отсутствие воды в определенных условиях равносильно смерти, — добавляет Джон Труделл.

Эти «определенные условия» однажды чуть было не погубили остров. В начале июня под покровом ночи на Алькатраз высадилась группа неизвестных. Пронзенный Стрелой до сих пор не может простить себе эту оплошность. Неизвестные подожгли маяк, дом начальника тюрьмы и тюремный флигель, в котором индейцы оборудовали свой госпиталь. Остров стоял посреди океана, а тушить пожар было нечем. Ценою огромных усилий колонисты изолировали очаги огня, но сами здания спасти не удалось. Я видел их пепелища. Они служат грозным напоминанием о том, что «Великий хонки» не расстается с надеждой выкурить индейцев с Алькатраза.

— Тень террора непрестанно витает над нами, в особенности над членами совета, — рассказывает Чарли, — наши семьи, живущие на материке, стали мишенью постоянных угроз и даже прямого насилия. А что они сделали с Ричардом Оксом?!

Ричард Окс, герой штурма Алькатраза, автор его Декларации независимости и Билля о правах, несколько месяцев провалялся в одной из больниц Сан-Франциско. Он был зверски избит опять-таки «группой неизвестных». Окса доставили в госпиталь в безнадежном состоянии. На нем не было ни одного живого места. Лицо — кровавое месиво, отбитые внутренности, переломанные конечности. Как он выжил, одному богу известно. А его медленное исцеление — тоже чудо.

Но беда не ходит в одиночку. Расисты привели в исполнение одну из своих самых мерзких угроз — убили дочь Окса, маленькую Ивонну. Память о ней, об этой невинной жертве «Великого хонки», бережно хранится жителями Алькатраза. И невозможно без слез наблюдать за детьми острова, когда они, взявшись за руки, водят хороводы и поют песню об Ивонне, написанную индейским поэтом:

Мы скорбим о гибели девочкиИ бьем в барабаны из радуги,И наши голоса доходят до солнца,Доходят и ночью и днем.Наши руки замкнуты неразрывной цепью,И наш танец будет длиться вечно,И вечно мы будем оплакивать тебя —Девочка, ребенок, сестра, песня.Мы плачем по тебе,И по тебе скорбятЗемля, птицы, цветы и люди...

Под постоянным страхом смерти живут и родные Чарли — мать и шестеро сестер, родные и близкие других членов совета острова.

— С ними обращаются как с заложниками, — Говорит Чарли. — Мы не напрашиваемся на индейское Сонгми, но и отступать тоже не собираемся. Рано или поздно они придут на остров. Мои предчувствия никогда меня не обманывали. Нас уже объявили преступниками и заговорщиками. Мы вне закона.