Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6389 ( № 42 2012) Страница 21

Эпизод спора Крымова с Грековым. Разговор придуман сценаристом:

- Лес рубят - щепки летят.

- Да вы под этими щепками всю Россию похоронили!..

Отметим уровень осмысления и глубину проникновения в проблематику сталинизма и то, что у Гроссмана герои не общаются с помощью клише подобного рода. Сценариста не устраивали стилистика романа, витиеватость и многословность? Но разве предложенное упрощение текста чем-то лучше?

Оказывается, Эдуард Володарский вообще относился к фигуре Гроссмана, мягко говоря, неоднозначно. В интервью главреду газеты "Культура" звучит такая оценка:

Елена Ямпольская: По моим субъективным впечатлениям, книга Гроссмана гнилая. Причём эта гнилость очень умело вплетена в ткань повествования. Как вам удалось обойти эти места?

Эдуард Володарский: А я их выкинул. Там есть характеры. Берёзкин - командир полка - очень хороший такой русский характер[?] Но в остальном, я тебе скажу, хотя моя фамилия и стоит в титрах, это действительно гнилой писатель. Писатель, не любящий страну, в которой он родился и жил.

Возникает вопрос: а зачем вообще решили экранизировать Гроссмана, тратить столько денег и творческих сил, если и у сценариста, и у режиссёра (он тоже об этом высказывался) столько претензий к тексту романа?

Книга "Жизнь и cудьба", конечно, знаковое произведение, написанное крупным писателем, но оно слишком противоречиво или, как принято сейчас выражаться, амбивалентно, чтобы на его материале всерьёз говорить со зрителем о Великой войне. И сколько ни называй "Жизнь и cудьбу" "Войной и миром" или "Тихим Доном", книге Гроссмана не стать гениальным фильмом, даже если бы его сняли Бондарчук или Герасимов.

"Жизнь и cудьба" настолько уязвима в своей сердцевине, настолько сомнительны её политические, философские и социальные обобщения, что даже яркие персонажи, мощные образы, отдельные мастерски написанные эпизоды не позволяют роману стать главной книгой о войне.

А в рамках рекламной кампании фильма именно так её и преподносят. Игорь Волгин, например, беседует в студии "Игры в бисер" с литературоведами, и его гости ни слова не говорят о противоречиях произведения. С умилением выявляется основная добродетель писателя - он первый провёл параллели между немецким фашизмом и советским тоталитаризмом. О сходстве твердят как о само собой разумеющемся.

Элемент спора возникает в программе Владимира Соловьёва, который тоже включился в раскрутку сериала. Режиссёр Владимир Бортко плакатно и нервно начинает защищать Сталина, среди его оппонентов - Наталья Солженицына, что в каком-то смысле выглядит бестактностью. Дело в том, что говорить о резко критической оценке романа "Жизнь и cудьба" Александром Исаевичем нельзя (во-первых, по рекламным соображениям, во-вторых, в студии присутствует дочь Гроссмана), но не сказать вообще, по крайней мере, странно[?] Вот программа и получилась странной, с задними мыслями.

Статья Александра Солженицына, опубликованная в "Новом мире" в 2003 году, так и осталась за скобками обсуждения. И если Володарскому, судя по интервью в "Культуре", кажется "гнилым" антисоветский пафос, то Солженицын, наоборот, обвиняет автора, что он не изжил советское. Под раздачу попадает и официально признанная в СССР первая часть дилогии - "Правое дело", и вторая - запрещённая "Жизнь и cудьба". Солженицын бьёт Гроссмана с той неповторимой оттяжечкой, которая свойственна представителям писательского цеха в междоусобных войнах. Особенно если оппоненты разрабатывают одну тему, один жанр, в данном случае - антисоветскую эпопею.

Солженицынская оценка "Правого дела" в какой-то момент может привести читателя к парадоксальной мысли: а не стоило ли экранизировать именно первую часть дилогии, несмотря на все её штампы соцреализма, методично зафиксированные критиком?

Когда-то в конце 80-х советская живопись, реалистические картины со Сталиным и Ворошиловым на фоне Кремля, румяными колхозницами в поле и мускулистыми сталеварами у доменной печи считались дурновкусием. Потомки охотно продавали наследие отцов-художников, а из дворцов культуры и вовсе за магарыч можно было вынести какое-нибудь полотно, которое сейчас стоит серьёзных денег[?]

Борющиеся за рейтинг каналы просто не знают своего счастья. Профессиональный фильм, в котором комиссара будет играть не характерный актёр с отрицательным обаянием, а кто-то масштаба Петра Вельяминова или Бориса Токарева, станет лидером прайм-тайма. А что касается содержательной части будущего телехита, процитируем Солженицына. То, что ему кажется минусом "Правого дела", таковым возможно и не является:

Кроме навязанной войны, проклятых немцев и их бомбёжек - жизнь ни в чём к человеку не груба и не безжалостна. Испытываешь над книгой тоску по полноте правды, а - нет её, только малые раздробышки. От сокрытия стольких болячек и язв советской жизни - мера народного горя далеко-далеко не явлена. Горе распахнуто там, где оно не запрещено: вот - горечь эвакуации, вот - дет[?]ский дом, сироты, всё - от проклятого немца[?]

Дальше мэтр пишет с сарказмом, и хочется поверить классику, но не получается - притягательность советских штампов оказывается сильнее ехидства по отношению к ним:

Открываешь - так и посыпало: "Рабочий и крестьянин стали управителями жизни"; "впервые в истории России рабочие - хозяева заводов и доменных печей"; "партия напутствовала сыновей своих словами правды"; "пусть друзья завидуют ему: он русский коммунист"; и даже прямо из катехизиса: "учение Маркса непобедимо потому, что оно верно"; и "трудовое советское братство", и "наши дети, я думаю, самые лучшие в мире"; "честная кузня трудовой советской демократии[?]".

Тут кстати будет вспомнить, что нынешнее общество проигравшего социализма являет не менее странные словосочетания. Недавно юный ведущий "Эха Москвы", явно продвинутый пользователь, сообщил слушателям новость о "запуске новой дом[?]нной печи"[?]

С не меньшим энтузиазмом ругает Александр Исаевич и вторую часть дилогии, казалось бы, проникнутую антисталинским пафосом, осуждением тоталитаризма, призывами к свободе. Точно подмечает сомнительные моменты: "Единственную весьма верную реплику о приниженности русских в собственной стране, что "во имя дружбы народов всегда мы жертвуем русскими людьми", Гроссман вставляет лукавому и хамоватому партийному бонзе Гетманову[?]" Совершенно правильно А.И. указывает и на исторические несоответствия в романе, например, что атомного проекта в 43-м году ещё не существовало[?]

И всё-таки с главной претензией к Гроссману, что он недостаточно последователен и смел в своём развенчании Советского государства, мы согласиться не можем. Здесь мы, скорее, на стороне Валерии Новодворской, которая в журнале "Медведь" поделилась своим взглядом на писателя и его творчество: "Он содрал с себя советский пух, эту мерзкую шкуру, даже семь шкур. Он пел лебединую песню, он ястребом и соколом долбил своих жалких современников. Хищный лебедь-оборотень, птица Феникс, добровольно сгорающая на собственном костре".

В фильме Сергея Урсуляка антисоветская нота глуше, однако главная мысль книги прозвучала верно. Хоть и не сформулирована она в киноповествовании, не произнесена вслух, но всё-таки средствами кинематографа выражена. Кажется, основное, сокровенное в "Жизни и судьбе" Гроссман передал вот этими размышлениями полковника Новикова, вернее, искусственно присвоил ему собственные:

Человеческие объединения, их смысл определены лишь одной главной целью, - завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете. Чтобы завоевать это право, или отстоять его, или расширить, люди объединяются. И тут рождается ужасный, но могучий предрассудок, что в таком объединении во имя расы, Бога, партии, государства - смысл жизни, а не средство. Нет, нет, нет! В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность - единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь.

Фильм вышел как раз о "скромной особенности человека", о гнёте государства, о праве "чувствовать по-отдельному". Фильм сделан именно с этой задней мыслью, с оглядкой на либеральную общественность, в расчёте на её благосклонность.

Опасна ли концепция "отдельности" для тех, кто до сих пор продолжает осознавать себя общностью? Может ли пропаганда этой концепции изменить ход нашей истории?

У фильма "Жизнь и судьба" был хороший рейтинг, его многие смотрели с интересом. Зритель любит фильмы о Великой Отечественной, предпочитает, правда, старые советские. А в новых он уже научился отделять важное для себя от задних автор[?]ских мыслей. В процессе эволюции, за четверть века, сформировался особый аппарат восприятия. Народное сознание отключается тотчас, когда им пытаются манипулировать. В фильме Урсуляка, одного из самых талантливых современных режиссёров, где-то прекрасно артисты играют, а где-то даже слёзы наворачиваются, а где-то так здорово снято! И в этих лучших моментах фильма, и только в них, чувствуешь себя частью целого.