Елена Гапова - Классы наций. Феминистская критика нациостроительства Страница 22

Дело Светланы Бахминой

На пике своей видимости дело Светланы Бахминой было едва ли не столь же широко известным, что и дело группы Pussy Riot, по причине его связи с делом Михаила Ходорковского, бывшего главы компании ЮКОС. Как известно, в 2004 году М. Ходорковский, российский нефтяной миллиардер, меценат и носитель серьезных политических амбиций, был обвинен в неуплате налогов и других крупных экономических преступлениях и приговорен к десяти годам лишения свободы (во время второго суда в 2011 году он был приговорен к тринадцати годам); в декабре 2013 года он был освобожден по амнистии[175]. С самого начала это дело являлось средоточием острых дискуссий, достигавших в некоторые моменты накала дискурсивной «гражданской войны». Для российской (и западной) либеральной общественности М. Ходорковский воплощает, несмотря на свое комсомольское прошлое, образ свободного предпринимателя и гражданина, бизнесмена-романтика, жестоко наказанного В. Путиным за независимую позицию[176]. Сторонники другой точки зрения полагают, что М. Ходорковский – один из тех олигархов, кто в «лихие девяностые» стал обладателем огромных нефтяных ресурсов, – не платил налоги и, таким образом, обогатился за счет обнищания и страданий народа. Существует мнение, что его нефтяная империя была построена не в последней степени за счет мошенничества и даже насильственных преступлений, а потому он получил по заслугам[177]. Тот факт, считают они, что другие олигархи, возможно, украли не меньше, ничего не меняет: те просто не попались или сумели откупиться. Таким образом, дело Ходорковского стало линией разделения в отношении к экономической либерализации, классовому неравенству и социальной справедливости. Помимо этого, в нем оказалась и мощная гендерная составляющая, связанная с делом Светланы Бахминой, члена совета директоров ЮКОСа.

Арестованная в декабре 2004 года, С. Бахмина была приговорена к шести с половиной годам заключения в колонии строгого режима за участие в присвоении имущества и активов компании «Томскнефть-ВНК» и уклонение от уплаты налогов[178]. Ее двоим малолетним детям, двух и шести лет, было сказано, что мама уехала в командировку. Так как С. Бахмина была осуждена за ненасильственное преступление и имела малолетних детей, в 2007 году ей был предоставлен двухнедельный «отпуск» для подготовки апелляции по своему делу, после которого она забеременела третьим ребенком. Для того чтобы понять дальнейшие события, необходимо иметь представление о некоторых гендерных аспектах российского уголовного законодательства.

Уголовный кодекс Российской Федерации, так же как и кодексы других постсоветских стран, содержит положения, оставшиеся в наследство от советского периода и предусматривающие «особое обращение» с беременными женщинами и матерями малолетних детей. В частности, согласно статье 82 УК России, матери малолетних детей подлежат условно-досрочному освобождению (УДО), если были осуждены за ненасильственное преступление, отбыли более половины своего срока и не имели взысканий[179]. Родившиеся в заключении дети не могут быть разлучены с матерями и остаются с ними в специальной колонии до трехлетнего возраста[180].

Случай С. Бахминой удовлетворял всем условиям, необходимым для досрочного освобождения: она была осуждена за ненасильственное преступление, отбыла более половины срока, имела двоих малолетних детей и была беременна. В сентябре 2008 года ее школьная подруга написала Открытое письмо Президенту России Дмитрию Медведеву с просьбой о помиловании и немедленном освобождении. Письмо вызвало огромный общественный отклик: о «бесчеловечном обращении с матерью» писали в прессе, дело обсуждали в социальных сетях, на работе и дома, по радио и на телевидении. В октябре 2008 года был запушен специальный сайт «Помогите Светлане Бахминой!» и начат сбор подписей в ее поддержку[181].

Плакат в поддержку Светланы Бахминой

К моменту досрочного освобождения С. Бахминой в апреле 2009 года, через пять месяцев после рождения ею в тюремной больнице девочки, под письмом подписались 96 028 человек, что, возможно, является наиболее масштабной кампанией, когда-либо организованной в русскоязычном сегменте Интернета[182]. Помимо россиян и жителей других постсоветских стран, Обращение подписали несколько сотен жителей США и Израиля (очевидно, русскоязычных эмигрантов), которые часто апеллировали к милосердию и «величию русской души». Почти одновременно было запущено второе письмо с требованием оставить Бахмину в тюрьме до окончания срока. Оно собрало около 3 тысяч подписей.

Дело С. Бахминой разделило общество по линии отношения к равенству («не освобождать, так как женщины не должны получать особое обращение») и различию («освободить, так как речь идет о беременной матери маленьких детей»), а также стало референдумом по проблеме экономического неравенства и классового разделения, рынка и роли государства в распределении ресурсов, т. е. социализма и капитализма. Таким образом, на примере этого дела можно проследить, как в произошедшей дискуссии равенство и различие были соотнесены с капитализмом и социализмом.

Казнить нельзя помиловать

В течение нескольких месяцев 2008 года дело Бахминой активно обсуждалось в публичном пространстве: печатных и электронных СМИ и социальных сетях, в том числе в феминистских сообществах. Для анализа были отобраны три культурных свидетельства, которые позволяют получить представление об аргументации различных сторон, участвовавших в обсуждениях. Чтобы понять, как рационализируют свою позицию сторонники освобождения («особого обращения»), были рассмотрены письма поддержки. Для того чтобы получить представление о противоположной позиции, я обращаюсь к телевизионному ток-шоу, где сторонники и противники освобождения имели возможность обосновать свои позиции. И, наконец, чтобы понять, как в контексте этого дела видятся непосредственно женские интересы, я обращусь к дискуссии, имевшей место в сообществе Feministki в Живом Журнале (ЖЖ) – популярной в постсоветском регионе блоговой платформе.

Для того чтобы выкристаллизовать аргументы различных сторон, в рассматриваемых дискуссиях выделялись суждения относительно материнства, родительства, интересов ребенка, социального обеспечения, рынка, льгот и других вопросов, имеющих отношение к обоснованию той или иной точки зрения. Затем суждения, выражающие близкие точки зрения, были сгруппированы вместе, и из них извлекались рационализирующие основания или «гендерно-моральные рационализации» («gendered moral rationalities»). Этот термин был введен британским социологом С. Дунканом при изучении классовых различий во взглядах на материнство. Дункана интересовало, каким образом группы женщин, принадлежащих к различным классам – он использует выражение «class-groups» – т. е. профессионалы, принадлежащие к среднему классу, рабочие, домохозяйки и т. д., – разъясняли свою точку зрения на отношения между матерью и ребенком, как понимали интересы ребенка, а также какую модель присмотра за ребенком (в детском саду, при помощи няни, членов семьи или как-то иначе) считали предпочтительной. Доводы, при помощи которых опрашиваемые обосновывали свой выбор, были названы им gendered moral rationalities (гендерно-моральные рационализации). Эти доводы «являются гендерными, так как имеют отношение к материнству, они являются моральными, так как отвечают на вопрос, какое поведение считается правильным, и они являются рационализациями, так как предоставляют рамку для принятия решений»[183]. Иными словами, гендерно-моральные рационализации можно рассматривать как устойчивые убеждения относительно того, как должны быть организованы гендерные отношения и как следует решать «женские проблемы». Те рационализации, которые важны в данном случае, связаны с вопросом, почему женщинам следует или, наоборот, не следует назначать особое обращение при отбывании наказания.

а. Помиловать

Самым распространенным аргументом среди подписавших Обращение за досрочное освобождение С. Бахминой являлось милосердие: «Господин Президент! Будьте милосердны! К милосердным и Бог являет милость» (Такома, провайдер)[184]. Желая рационализировать проявление милосердия как моральный акт, люди обычно стремятся апеллировать к некоей общей перспективе, согласно которой заключать в тюрьму матерей маленьких детей неправильно в принципе:

«Если Светлана Бахмина и виновата, она уже наказана. Тот же, кто будет милостив к падшим, будет уважаем и любим народом. Светлану Бахмину ждут дома дети, скоро родится еще один малыш. Пусть этот ребенок родится на свободе. Этот малыш очень страдает у мамы в животе. Ведь он все чувствует и слышит. Подумайте об этом маленьком человечке!» (Москва).