Юлия Юзик - Невесты Аллаха; Лица и судьбы всех женщин-шахидок, взорвавшихся в России Страница 22

Хава Бараева — первая камикадзе Чечни — за пределы Апхан-Калы почти не выезжала. Единственное место, где она могла быть, — Баку, со множеством исламских институтов, учебных центров. Ни для кого не секрет, что будущих шахидов натаскивают и обучают радикальным идеям именно там. И делается все легально, у всех на виду, только вывески у этих заведений приличные.

Я думаю, что спецслужбы не могут об этом не знать.

Тогда получается, что нет на самом деле никаких баз, лагерей, тренировочных центров?

Есть. Конечно есть. Женщину нужно подготовить к акту самоубийства, накачать ее религиозными идеями, идеалами, отрезать от мирской жизни, настроить на определенный лад.

Что для этого нужно? Я отвечаю: очень мало. Изоляция, тишина, чтение Корана и определенная музыка.

А нужна ли для этого горная база? Специальный лагерь?

Нет. Повторяю еще раз: изоляция, музыка и молитвы. Все.

Эти «базы» существуют. Но выглядят они как простые жилые дома — просто потому, что они ими и являются.

В этих домах живут по несколько готовящихся к смерти женщин и их наставники. Внешне все выглядит вполне обычно, ничего демонического.

Обычный сельский дом, обычные занавески на окнах, обычные половики — все обычное.

Безусловно, эти дома находятся в не совсем обычных селах — в тех, в которые не рискнут ехать без подкрепления даже спецподразделения МВД. На въезде в такое село стоит какой-нибудь мальчишка, который, заметив незнакомую машину, тут же «сигналит» по рации ее приметы. В селе машину уже встречают «хвостами», окружением, а потом, заметив что-либо подозрительное, могут открыть огонь с разных сторон.

Названия этих сел вам назовет любой сотрудник ФСБ, да что там — любой житель Чечни. Эти села знают. Не могут не знать.

Итак, женщин привозят в один из таких населенных пунктов. Обычно они живут по две-три. Смертницы и их наставницы, выступающие в роли «подруг». Мужчины обязательно будут рядом — новые мужья, друзья убитых родственников, инструктор по «пропагандистской работе». Бежать жертва уже не может. Ее охраняют и днем, и ночью. Все время она находится под бдительным оком наставницы и инструктора.

Если женщина попала в руки к этим людям, с ней можно попрощаться. Назад она уже не вернется.

Как проходят ее дни в этом заточении?

С будущей шахидкой почти круглосуточно общаются, вспоминая убитых (если они есть), накручивая жертву эмоционально; если убитых нет и ярко выраженных мотивов, соответственно, тоже — с жертвой говорят о священной борьбе, рае, покое, долге.

Женщинам очень много читают вслух Коран, ваххабитскую радикальную литературу, цитируя и повторяя избранные места.

Пять раз в день смертница молится — за этим всегда следят наставники, которые молятся вместе с ней, вдохновляя своим примером.

Кроме Корана, звучащего даже из магнитофона на арабском языке, будущие шахидки обязательно слушают самого известного в Чечне «вдохновителя и идеолога шахидизма» певца Тимура Муцараева.

Этот боевик из отряда Доку Умарова обладает весьма незаурядным, с жесткой хрипотцой, голосом и поет сильные эмоциональные вещи.

Все его песни — о рае, об ушедших навсегда друзьях, о том, что они не погибли, а только ушли в райские просторы. О райских птицах, о прекрасных гуриях, которые ждут праведников в раю. О том, как трудно и тяжело бороться. Как горько хоронить братьев и сестер. О том, что «орел войны кружится над нами». О боли, о долге, о памяти.

Я, человек безумно далекий от джихада и мусульманской веры, услышав эту песню в первый раз, замерла. Что-то всколыхнулось — там, внутри. Что-то зашевелилось. У меня не было убитых на войне братьев. Но у меня, как и у каждого из вас, была своя трагедия в этой жизни.

Похороны деда. Похороны друга.

Частицы света вводят в шевеленье,Лишь только тьма покажется им нудной,Внезапно раздается голос трудный:Всевышний воскрешает нас в день судный.Для дачи воздаяния ступеней,Где грешники получат муки ада,Низвергнутся в геенну с ними черти,Другие ощутят Эдема тверди.Лишь будут порываться к новой смертиВсе, кто погибли на стезе джихада.С пророками в одном ряду шахиды,И им обещан горизонт покоя,Они же не хотят уйти из строя,Бойцов Аллаха призывая к бою,Своих друзей, и слышен ритм нашиды…Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространстваИ за пределами земли приобретают постоянство,Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…Я не забуду никогдаТот смут и бесконечный хаосИ вспоминаю, задыхаясь,Друзей, ушедших навсегда,Героев падших череда,Камней надгробных галерея,Но в памяти моей всегдаЖивут их лица не старея.Но… Кличет командира связь.В ответ — молчание эфира,Его судьба оборвалась,И он уже не в этом мире…Сквозь боль, обугливаясь враз,Он вскрикнул, заживо сгорая:«О, милосерднейший Аллах!Позволь мне наслаждаться раем!»Но… Кличет командира связь.В ответ — молчание эфира,Его судьба оборвалась,И он уже не в этом мире…Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространстваИ за пределами земли приобретают постоянство,Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…Оставшись Господу верны,Пройдем мы жизни круговерти.А те, кто бросил вызов смерти,Уходят в лучшие миры…В сердца проникСквозь артиллерии раскатыКлич, вдохновлявший наших братьев:«Аллах един, Аллах велик!»В глаза нацелена война,И гибло множество амиров,Но в памяти лишь имена,Что часто слышались в эфире:«Муджаит, Кибарт, Халифат,Барс, Янычар, Марат и Сокол»,Их голоса уже молчат,Иссякли их земные сроки.Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространстваИ за пределами земли приобретают постоянство,Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…И павших братьев хороня,Мы не забудем эти лица,И вновь суровые гробницыРастут из пепла и огня.Печаль на бесконечье лет:Один дотла сгорел в мечети,Второй в сраженьи пал, а третийПогиб, нарвавшись на снаряд.С душ соскоблив земную грязь,Ушли два брата,И никогда уже на связь Асхаб не вызовет Заката,Не шутит больше и Афган,И Ягуар не в мире этом,С улыбкою ушел Аслан,Навечно озаренный светом.Они ушли, они ушли — в иные, вечные пространстваИ за пределами земли приобретают постоянство,Они находят свой покой, ютясь в саду у райской птицы,И все же с болью и тоской я вспоминаю эти лица…

Вспоминала и я. Лица тех, кто был дорог и кого уже не будет со мной никогда. Мои друзья, прослушав привезенную из Чечни кассету, так же угрюмо и задумчиво слушали эти песни.

Я поняла их силу: в каждом из нас под слоем цинизма, заскорузлых обид, побед живет маленький наивный ребенок. И он хочет верить в то, что после смерти мы не умрем. Что живут — там, на небе — наши близкие и любимые. И что мы встретимся с ними — там.

Разве не так?

Сила этих бесхитростных стихов — поистине великая. Эти песни, исполненные под гитару, ложась на музыку, приобретают совсем иное — мощное, как напор воды, звучание.

И во-вторых, да будет вам известно, все имена, все позывные вот в этой, к примеру, песне — настоящие.

А у каждой чеченской женщины есть свой мотив для мести. У каждой из них за последние несколько лет в доме были похороны. У сестер Хаджиевых пропал без вести брат, которого забрали при зачистке. У актрисы Зары и у Заиры Юпаевой погибли братья-боевики. Асет похоронила мужа. Райман, у которой не было детей, всю свою жизнь болела сердцем за других…

Возможно, каждая из этих женщин услышала в этой песне что-то свое. Свое родное имя. До боли родной радиопозывной.

И они, считая себя сильными, решили «бросить вызов смерти».

Они ведь считали, что это геройство. Что это подвиг. Бросить вызов и уйти в райские сады.

Песни, на которых воспитывают шахидов, — а я доподлинно знаю, что именно на песнях Муцараева их воспитывают и готовят, — будят в нас маленького ребенка.

Заглушают разум. Подавляют волю. Будят чувства, обиды, эмоции.

Женщины, которых готовили в смертницы «Норд-Оста», сутками слушали Муцараева на этих самых «базах» (где они готовились, я расскажу чуть позже).

И в последнюю ночь перед штурмом, понимая, что конец уже близок, они опять слушали эти песни-там, в захваченном ДК. Они ждали российский спецназ. Они ждали смерть. Боялись и хотели найти слова успокоения.