Николай Плахотный - Вид с больничной койки (сборник) Страница 22

С неких пор стал я замечать: люди в белых халатах неохотно контактируют с обитателями больничных палат. Осмотр обычно сопровождается двумя-тремя стереотипными короткими фразами. «Глубоко вздохните… Так… Еще раз… Повернитесь спиной… Так. Кашель беспокоит. Так… Опустите рубашку». Бывало, для осмотра следовало обнажиться. Теперь достаточно задрать нательную рубашку к голове. Так быстрее! Даже давление не всегда проверяют. Хотя за тонометром далеко ходить не надо. Эта блестящая штучка всегда под рукой, болтается на шее. Доктора бегают с ними даже в туалет. Между тем в дело пускают с неохотой. Все куда-то бегут, торопятся как на пожар!

Однажды по крайней нужде заглянул я в ординаторскую, а там дым коромыслом. Перед компьютером тесный кружок, на экране светилась забавная программа «Одноклассники». Теперь это ходячая забава, но, право же, не в рабочие часы. Лечащий врач Инна Валерьяновна, заметив меня, окрысилась: «Всего полчаса назад была у вас. Что еще случилось?» От такого приема я растерялся, пролепетал невнятное. «По этому делу следовало обратиться к медсестре», – и доктор с недовольной миной возвратилась к экрану.

Все вместе это вылилось в негатив, поэтому я не отблагодарил своих благодетелей как подобает. И получил в отместку ляп! Выданный на руки эпикриз оказался филькиной грамотой. На казенной бумаге все было перепутано, исковеркано. Когда явился в свою поликлинику, чтоб приобщить документ к истории болезни, замглавного врача Е.Б. Родина подозрительно поглядела на меня и изрекла: «Кто вам дал на руки эту фитюльку? Это же явный подлог, дело подсудное». Мне нечем было крыть.

Вырос я во врачебной семье. Отец частенько приносил с работы забавное, смешное, поучительное, как теперь сказали бы, шоу. Домашних это развлекало, вместе с тем и воспитывало. Тем более что часто соседствовало анекдотичное, грустное, трагическое.

За давностью черное, душещипательное из памяти выветрилось, расщепилось, в то же время малозначительное, легковесное, вопреки законам природы и физики, обрело весомость, значимость, выпало в осадок, по сей день живет в душе.

Одно время, еще до войны, жили мы в городе Белеве Тульской области. В городке отсутствовала поликлиника, была лишь амбулатория для приходящих больных. Среди постоянных пациентов врача по общим болезням была некто Марго, в прошлом помещица, разорившаяся в пух и прах еще в царское время. Последние годы жила из милости у двоюродной сестры. Зарабатывала на жизнь уроками музыки и, между прочим, имела успех – на сцене городского Дома учителя.

У Марго был букет разных болячек, относилась же она к ним философски. Порог любого врачебного кабинета мадам переступала с такими словами: «Я к вам не за рецептом, просто поговорить». Для белевских обывателей эта фраза в конце концов стала крылатой, ее применяли к случаям, далеким от медицинской практики. По сей день та присказка в той округе гуляет. Возможно, долетела до ушей потомственного врача и замечательного писателя Вересаева, жителя тех мест.

Профессиональный опыт складывается из множества составляющих. Кстати, народная мудрость гласит: «Слово лечит!» Тем более если обронено с уст уважаемого лекаря. Ну и попутный вопрос другу-читателю: когда последний раз по душам вы беседовали со своим лечащим врачом? Вопросец можно повернуть и в другую сторону: когда инициатива сердечной беседы исходила от самого врача? Лично я такого междусобойчика что-то не припомню. На сей счет существует «железная» отговорка: времени нет! Причина лежит гораздо глубже. Культуре (искусству) взаимодействия врача с больным в медвузах не учат. Такого предмета нет, программой не предусмотрен. Златоустов же в жизни, к сожалению, мало. Тем более что в наше утилитарное время и спроса на них нет.

Не ради украшения вставил я в текст старый провинциальный анекдот. Да и мадам Марго не потехи ради ходила в амбулаторию. Просто-напросто хотелось в кругу медиков душу отвести. И тем фактически жила!

Буквально на днях под руку попало вересаевское, его знаменитые «Записки врача». Читаю – оторопь берет. Вот это место: «Везде, на каждом шагу врачу приходится быть актером. Особенно это необходимо потому, что болезни излечиваются не только лекарствами и назначениями, но и душою самого больного: его бодрая и верящая душа – громадная сила в борьбе с болезнью, и нельзя достаточно высоко оценить эту силу. Одно время меня удивляло, насколько успешнее оказывалось мое лечение по отношению к постоянным моим пациентам, горячо верящим в меня и посылающим извозчика за мною с другого конца города… Я видел в этом довольно комическую игру случая и лишь позже убедился: это отнюдь не случайность, что мне действительно могучую поддержку оказывает завоеванная мною вера, удивительно поднимающая энергию больного и его окружающих. Больной страшно нуждается в этой вере, чутко ловит в голосе врача всякую ноту колебания, сомнения… И я привык держаться при больном самоуверенно, делать назначения безапелляционным – докторальным! – тоном… Нужно цепляться за тысячи мелочей, напрягаю всю силу своей фантазии, тонко считаясь с характером и состоянием больного, его близких».

Более ста лет назад легли на бумажный лист эти строки. Теперь уже в здравоохранении существует самостоятельная отрасль, так называемая психотерапия. Однако в широкой медицинской практике душевное общение врача и пациента не то чтоб стала нормой, в сущности редкое исключение.

Медицинская тема напоминает спираль животворной молекулы ДНК – нет у нее ни конца, ни начала. Вот еще один поворот, и тоже заход в прошлое. Приблизительно в одно время с «Записками врача» Вересаева в журнале «Нива» другой доктор, а именно Антон Павлович Чехов, опубликовал повесть «Ионыч». В ней был выведен колоритный образ хапуги от медицины, делающего бизнес на несчастье и человеческом горе. Благо, в губернском городе С. была богатая, неистощимая врачебная практика, дававшая не просто необходимые дли жизни средства, но и сверх того, так называемые барыши. Сам доктор Старцев доходы свои откровенно называл наживой. Духовный авторитет города С. опускался все ниже, ниже. А ведь в студенчестве Старцев слыл романтиком гегельянского толка. Был полон честолюбивых планов, собирался служить народу. Но деньги в конце концов выжгли и опустошили пламенную душу. Хочется сказать «на фене»: жадность фраера сгубила!

Ионыч предстает передо мной как живой. Более того, напоминает реальных персон теперешней системы здравоохранения, с коими мы по нужде великой сталкиваемся. Нет, без цитаты любимого классика, пожалуй, не обойтись. Вот каким рисует своего героя Чехов: «Да и характер у него (Ионыча) последнее время сильно изменился: стал тяжелым, раздражительным. Принимая больных, он обыкновенно сердится и кричит неприятным голосом: «Извольте отвечать только на вопросы… Не разговаривать!» Согласитесь, ведь дико звучит. С кем как не с попом да врачом грешнику душу свою отвести… Наши священники пока еще, слава богу, все еще идут на контакты с прихожанами. Врачи же избаловались: любят пациентов бессловесных… Переняли дурную привычку своего прототипа.

Возможно, кто-то назовет меня занудой – и все же публично откроюсь… С некоторых пор стал я приходить к врачам с секундомером. Осмотр у участкового занимает 7 – 9 минут. Кровяное давление теперь измеряют в отдельном кабинете. Изредка (раза два в году) врач выписывает квитки для посещения вспомогательных кабинетов. Самая трудоемкая операция – оформление справки на получение путевки в санаторий. Последний раз случилось это первого апреля (!) в 2000 году. Однако хлопоты и беготня не пошли впрок: я своей ветеранской льготой по сей день не воспользовался. Практичные друзья говорят: действовал недостаточно интенсивно, нецеленаправленно.

Поликлиника – содом в миниатюре. Но и в стационарной обстановке больной предоставлен сам себе. Режим сплошь нарушается, не соответствует вывешенным на коридорном перекрестке скрижалям. Врача приходится ждать часами. Его заносит в палату шалым сквозняком. К этому времени «кворума» уже нет. Большая часть больных (за исключением тяжелых) разбрелась по разным этажам выполнять спецназначения доктора-куратора. И такой порядок действует по всей вертикали отрасли. Если я не прав, пусть меня переубедит руководитель Минздрава Татьяна Алексеевна Голикова, сменившая Зурабова, который, по образному выражению моей квартирной соседки Любови Тимофеевны, четыре года безвылазно сидел у народа в печенках. От себя добавлю: после Чубайса Зурабов – в ряду одиозных личностей перестроечного цикла – занимает место под № 2.

Ныне в верхах вдруг стала модной тема здравоохранения. Лихорадочно, суматошно составляют грандиозные планы реорганизации, следовало бы сказать, реанимации запущенного и разваленного больничного хозяйства. Боюсь, проект превратится в мираж. В лучшем случае, на местности возникнет один-другой объект замысловатой конфигурации – с башенками, шпилями и флюгерами, коим позавидовал бы сам Манилов.