Журнал Современник - Наш Современник 2006 #2 Страница 22

Переговоры начались в июне 1918 года в Москве и Берлине и тянулись 3 месяца. По своему цинизму и бесцеремонности они оставили далеко позади переговоры в Брест-Литовске. Если раньше Германия ставила своей целью отколоть от России лишь ее западные окраины и оставить затем ее, отделенную от Европы кордоном немецких сателлитов, чахнуть в степях и чащобах, то теперь речь велась уже не больше и не меньше, как о колонизации всей страны. Заместитель статс-секретаря по иностранным делам фон дем Бусше писал 14 июля: “Русский транспорт, промышленность и все народное хозяйство должны перейти в наши руки. Нам удастся проэксплуатировать Восток в наших интересах. Оттуда надо взять средства для уплаты процентов по нашим военным займам”.

И немцы принялись за дело. Был срочно создан синдикат крупных банков и тяжелой промышленности с уставным капиталом 2 млрд марок “для экономического освоения России”. Вновь откуда-то объявился неугомонный Парвус, собравшийся организовать гигантскую российскую газетную монополию, которая должна была наводнить Россию печатной продукцией и “перенастроить” российское общественное мнение на обслуживание германских интересов.

Берлин собирался сделать из России что-то вроде немецкой Индии. Но тут приключился забавный спор между самими немцами: что лучше — колонизировать Россию, свергнув большевиков, или удобнее сделать это руками самих же коммунистов? Спор смешной хотя бы уже потому, что до полного краха Германии оставалось всего несколько месяцев, а она все думала, как ей сподручнее поработить Российское государство. Немецкий мозг упорно туманила мысль, что в России стоит мощная германская армия, у которой там нет достойного противника. Значит, можно и нужно брать все что захочется. Другого такого случая не будет. В Берлине чувствовали себя богами-громовержцами.

В начале июля немецкий военный атташе докладывал из Москвы, что достаточно двух немецких батальонов, чтобы навести там порядок. Россия как партнер Германии из представлений Берлина об окружающем мире, казалось, окончательно исчезала. Какой там партнер, если его можно уже завтра поглотить и подчинить себе! В качестве оправдания этого разбоя предлагалось опять использовать затертый аргумент: это нужно не для того, чтобы разжиться на Востоке, а чтобы освободить мир от большевизма. Рассчитывали, кроме того, что это могло бы быть основой для полюбовного мира и восстановления сотрудничества с державами Антанты на базе договоренности о совместной колонизации России. Читая документы того периода, нельзя отделаться от мысли, что их вполне мог сочинять сам фюрер будущего третьего рейха. Родство идей, политических приемов и устремлений германских имперских политиков на протяжении XIX и XX веков просто разительно.

В конце концов победили те, кто решил пока не списывать большевиков. Новый статс-секретарь по иностранным делам адмирал Хинтце напомнил кайзеру, что падение Советов может означать для Германии повторное открытие Восточного фронта. Все эти эсеры, кадеты, монархисты, казаки, чиновники, жандармы и прочие прихлебатели царизма, доказывал он, добиваются отказа от Брестского мира. За него в России выступают только большевики. “Правильно политически будет использовать большевиков, пока с них еще что-то можно взять. Если они падут, то мы могли бы спокойно и внимательно наблюдать за вероятно возникшим хаосом. Если же хаос не случится и власть тут же подхватит другая партия, то тогда мы и вторгнемся… Пока же нам незачем желать или добиваться скорого конца большевиков. Они весьма мерзкие и несимпатичные люди; но это нам не помешало навязать им Брестский мир и сверх того постепенно отбирать у них земли и людей. Мы выбили из них что могли, и наше стремление к победе требует того, чтобы мы продолжали делать это, пока они еще находятся у руля. Охотно или неохотно мы с ними сотрудничаем, это не имеет значения, пока они полезны нам. Чего мы хотим на Востоке? Военного паралича России. Его обеспечат большевики лучше и основательнее любой другой русской партии, причем мы не пожертвуем для этого ни одним солдатом и ни одной маркой… Что нам отказываться от плодов четырехлетней борьбы и триумфов ради того только, чтобы, наконец, избавиться от упреков, что мы употребляем большевиков? Ведь именно это мы и делаем: мы не сотрудничаем с ними, мы их эксплуатируем. Это правильно политически, и в этом — наша политика”.

28 августа 1918 года Россия и Германия подписали так называемый “Дополнительный договор” к Брестскому мирному договору. Он был куда как почище похабного предыдущего. Россия шла на новые территориальные уступки и уплату контрибуции в размере 6 миллиардов золотых рублей. Она обязалась поставлять в Германию большие количества зерна и сырья, а также ежегодно одну треть добываемой нефти.

Возникает вопрос — почему? Было в договоре секретное положение, по которому Россия обязывалась изгнать войска Антанты, а германское правительство в случае необходимости обещало для этой цели помощь своими войсками. Ну а войска Антанты к тому времени тесно переплелись с белогвардейскими армиями, так что Германия как бы обязывалась помочь коммунистам разгромить белых.

Примечательное обещание! Никто не знает, выполнили бы его немцы или опять обманули бы Москву. Ленин в те годы говорил, правда, по другому поводу, что иная политическая и военная поддержка бывает похожа на ту, которую оказывает веревка повешенному. Поддержкой России такого рода были договор с немцами в Брест-Литовске, а затем “Дополнительный договор” от 28 августа 1918 года.

Через месяц, однако, Германия была разбита Антантой и запросила мира. А еще через месяц и десять дней в Германии началась долгожданная революция. Перед Россией открылись новые перспективы. От противоестественного сотрудничества с кайзером теперь, как казалось, можно было переходить к вполне естественному союзу с социалистической Германией. “Правда” публиковала по этому поводу ликующие статьи.

На VII съезде партии Ленин объяснил стране, что в войне формальными соображениями связывать себя нельзя. “Смешно не знать военной истории, не знать того, что договор есть средство собирать силы. Я уже ссылался на прусскую историю. Некоторые, определенно как дети, думают: подписал договор, значит предался сатане, пошел в ад. Это просто смешно, когда военная история говорит яснее ясного, что подписание договора при поражении есть средство собирания сил” (ПСС, 36, стр.31, издание 5).

Говоря такое, Ленин не мог наверняка знать, чем закончатся договоры с немцами для России. История, однако, оправдала его. Коммунисты сначала отбросили кабальные договоры с Германией, а потом в итоге Второй мировой войны вернули России почти все, что принадлежало ей ранее на западе и на востоке. Нынешняя едкая критика действий Ленина и коммунистов в те годы имела бы под собой почву, если бы Советская Россия не отыграла все то, что первоначально была вынуждена отдать. Она вела игру с большим риском, но в конце концов выиграла.

Нынешние правители России отдали намного больше, чем Ленин, и главное, не собираются ничего отыгрывать назад. Смешно слушать их сентенции по поводу непатриотичности, авантюризма и безответственности советской власти в делах с Германией. Кому-кому, а только не героям Беловежской пущи, для которых мысль о восстановлении Советского Союза, то есть прежней 1000-летней России — это “сапоги всмятку”, рассуждать об этом.

Из немецкой революции вскоре получился, как известно, пшик. Злые языки говорили, что случилось это потому, что революцию делали немцы, которые по определению никогда за всю свою историю революционерами не были, а были верноподданными Их Величеств — резонерами, филистерами, философами, ландскнехтами, всем чем угодно, кроме бунтарей. Едва начавшись, революция в Германии, в отличие от российской, стала развиваться не по восходящей, а по нисходящей линии.

Главной причиной такого конфуза было, конечно, то, что через два дня после немецкой революции мировая война закончилась. А революция и в России, и в Германии была прежде всего возмущением народных масс против войны. Она, а не вопрос о земле для крестьян, вывела на улицы возмущенные толпы и создала революционную ситуацию. Если бы Россия вышла из войны в феврале 1917 года, вряд ли большевикам удалось бы взять власть. Но Керенский и Милюков совершили роковую ошибку, продолжив войну. Германия же, не успев восстать, тут же получила мир. Этот мир принесли ей немецкие меньшевики — социал-демократы Эберт, Шайдеманн и прочие, никогда, как и наши меньшевики, никакой революции не желавшие. К тому же в тот момент компартии в Германии не существовало, Она создалась лишь в конце 1918 года и была мало дееспособна. Ее лидер Карл Либкнехт был блестящим оратором, но никудышным организатором и полководцем. Немецкая коммунистка Роза Люксембург была прямой противоположностью Ленину, почти что “анти-Лениным”, противницей захвата власти иначе как путем ясного волеизъявления подавляющего большинства “пролетарских масс”, их сознательной поддержки взглядов, целей и методов борьбы “спартаковцев”. В Германии, одним словом, своего Ленина не было. Расправиться же с Либкнехтом и Люксембург не составляло большого труда.