Валерий Гвоздей - Клуб любителей фантастики, 2010 Страница 22

Мы больше не бежим по кругу. Январиты догнали нас и встали лагерем, теперь мы с ними бок о бок. Через месяц сюда придут люди февраля. Ещё через месяц настанет март. А потом мы погибнем.

Джек так и не поверил. Ни мне, ни Медведю, ни его документам. Что ж, я и не ждала, что он поверит. Бог, которого нет, ему судья.

Я часто думаю, кто судья мне. За то, что ослушалась тогда Медведя и отказалась сбежать в октябрь. Ослушалась первый раз в жизни.

Бог разделил род человеческий на двенадцать месяцев. Избранным, любимым месяцам Он велел жить в лете, неугодных и непокорных низверг в зиму. Совершив это, Бог поступил несправедливо.

Я увидел их, когда Сол, завершив дневной путь по небосводу, уже приготовился завалиться за кромку леса. Десятки фигур разом оторвались от земли, метнулись между стволами и, укрывшись за ними, замерли.

Я выдохнул страх и взял себя в руки. Слева, в корнях гигантского выворотня, лежала в укрытии моя жена Снежана, за ней Конрад, Медведь и остальные наши, все, у кого было оружие. Я передёрнул затвор, и в этот момент люди апреля рванулись вперебежку. Я вскинул ствол навстречу ближайшему.

Валерий Гвоздей

СЛОЖНЫЙ ВОПРОС

Экипаж готовил стыковку.

Орбитальный телескоп напоминал стилизованную подзорную трубу, латунного оттенка, зачем-то снабжённую длинным пушечным лафетом. Приближаясь, он увеличивался в размерах. Хотя на самом деле это они догоняли его. Сквозь оргстекло кабины уже можно рассмотреть торчащие антенны и более мелкие детали — всё-таки не атмосфера, вакуум…

Освещённый пылающим солнцем, на фоне ледяной черноты космоса, разбавленной белыми точками звёзд, телескоп выглядел эффектно и даже элегантно. Раскинутые крылья солнечных батареи, отчасти принявшие на себя голубой цвет планеты, казались тонкими и хрупкими.

Телескоп принадлежал Европейскому космическому агентству. В системе с четырьмя другими орбитальными телескопами он искал планеты в дальнем космосе. И, разумеется, особое внимание уделял тем, на которых возможна белковая жизнь. Исследования велись не для того, чтобы найти братьев по разуму, а ради будущего освоения, колонизации. До этого ещё далеко, но агентство считало, что готовиться нужно загодя. Чтобы не отстать от заокеанского соседа и успеть только к шапочному разбору. Вопрос делёжки — всегда сложный вопрос.

Ниже и немного правее Олег заметил два спутника, один метеорологический, второй — скорее всего, ретранслятор. А вон и ещё один, идёт по восходящей траектории. Что ни говори, тесновато становится в космосе — вблизи планеты.

— Семь минут, — сообщил Руди по-английски.

— Сбрасывай, — хрипло сказал Большаков.

Человек сторонний подумал бы, что их командир простужен.

Или взволнован. Но голос у Большакова такой всегда, в любое время года, при любом состоянии здоровья.

Последние четырнадцать лет — точно. Именно столько Олег знал его.

Телескоп, миновав выгнутую линию горизонта, величественно парил над Землёй, разнообразя привычный рисунок Австралии, зеленоватого Индийского океана, с размазанными клочьями облаков.

Сосредоточенный Руди с усилием разомкнул губы:

— Дистанция — сто метров, ускорение — один метр в секунду.

— Полфадуса вправо, — сказал Большаков. — Сбрасывай ещё.

Пилот засопел. Через несколько минут проинформировал:

— Тридцать сантиметров в секунду.

— В самый раз.

Телескоп наплывал, закрывая обзор, сверкая маячком.

— Дистанция — восемь метров, скорость — тридцать сантиметров в секунду.

— Хорошо. Стыкуемся, Руди.

Шаттл приблизился к днищу лафета, начал медленное сближение. Экран показал ярко освещённое конусообразное углубление пассивного стыковочного узла. Корпус телескопа заслонил большую часть пространства.

— Контакт! — оповестил Руди.

— Стыковка завершена, — довольно объявил командир.

Все расслабились, заулыбались. Олег Яншин — тоже, хотя на телескопе работать, в основном, ему. Искать неполадки. Заменять вышедшие из строя блоки.

Лафет — станция, необитаемая большую часть времени, пребывающая в спящем режиме. С неё можно регулировать параметры телескопа и его механику. Инженеры-наладчики посещали станцию редко. Аппаратура не давала сбоев. Замеченные погрешности исправлялись по команде с Земли.

Но что-то вдруг не заладилось. Выявленный сбой устранить из Центра не удалось. И на телескоп отправили ремонтную экспедицию.

Провести на борту космического телескопа всеобъемлющее тестирование систем — не так-то просто. Нужно отключить телескоп, приостановить выполнение программы. Жёсткие сроки, графики летели к чертям — вместе с премиальными. Неудивительно, что в коллективе надолго поселилась грусть. Олег знал лишь техническую часть проблемы. Однако и он понимал: если агентство пошло на это, значит, проблема достаточно серьёзная, значит, учёных совсем не устраивает положение дел.

Инженеров, кроме Олега, было ещё двое. Оба сейчас находились в жилом отсеке. Эл Хорни столько раз летал на орбиту, что ему уже и не интересно. Жюль Нодье был в плохом настроении — ради командировки парня оторвали от новой подружки. Олег Яншин, дважды и благополучно разведённый, относился к его страданиям иронически. Но старший группы должен учитывать и такие обстоятельства.

С шаттла он запустил оборудование, призванное обеспечить людям нормальные условия. Комплекс жизнеобеспечения быстро наполнит тесные помещения станции дыхательной смесью и поднимет температуру до приемлемой. Это позволит находиться там без скафандров, но курортных условий ожидать не приходилось.

Скоро три инженера-наладчика зависли перед люком. Они переберутся на телескоп, и начнётся работа.

Климат-контроль показывал норму. Когда выровнялось давление, сегменты люка ушли в пазы, как диафрагма у старых фотоаппаратов. И ремонтная бригада, подвесив к груди контейнеры с инструментами, вплыла на станцию.

Глядя через иллюминатор вниз, на Землю, Яншин увидел яркую вспышку. Затем огонёк стал меньше, но не погас. Он двигался против вращения планеты. Это был старт и выход на низкую орбиту космоплана частной компании — она специализировалась на космическом туризме. Как ни странно, желающие не переводились, что Олега удивляло. Уж он-то не стал бы выкладывать за трёхчасовой полёт две или три сотни тысяч баксов, для того чтобы несколько минут ощущать невесомость — в скафандре, в вычурных интерьерах космоплана. Сам агрегат похож на вокальный микрофон — с крыльями. Впрочем, издалека он напоминал трезубец.

Отвлечься было необходимо. Увы, несколько часов работы незаметно переросли в сутки. Затем — во вторые.

Они заменили использованные батареи, отладили спектрограф, установили новые камеры, датчики наведения, проверили стабилизационное оборудование. И это в невесомости, когда нужно фиксировать каждый вывинченный болт и каждую шайбу: неровён час, мелкая деталь залетит куда-нибудь, замкнёт цепь или заклинит механизм…

Всё было в норме. А когда открыли заслонку «объектива» и, в полном соответствии с заданием Центра, выставили параметры, опять начались странности, которые и стали причиной отправки сюда ремонтной экспедиции.

С Земли им сообщили, что аппаратура снимает другой сектор космоса. Но компьютер станции утверждал: программа выполняется точно и телескоп нацелен правильно. Решили — глючит бортовой компьютер. Несколько часов ушло на перезагрузку и проверку работы компьютера.

И снова — перенацеливание, самопроизвольное, трудно объяснимое. Заменили датчики наведения, хоть они были новёхонькими и только что установленными, исправными. Ничего не изменилось. Вновь — отклонение.

Постепенно Олег заметил, что их телескоп не желает сканировать вполне определённый участок пространства. Сообщил в Центр.

На него почему-то наорали.

Понятно, в Центре народ уже на взводе. Однако наорали, похоже, за то, что он выявил закономерность. На Земле её, конечно, обнаружили гораздо раньше. Более того: как ему нехотя сообщили, оставшиеся четыре телескопа, работающие на проект, тоже упорно игнорируют данный сектор.

У Олега возникла неизбежная мысль: дело не в аппаратуре.

Но в чём?

К иллюминатору, подтягиваясь вдоль шнура, подплыл Нодье и завис рядом. Он тоже подрагивал. Не тропики.

— Ну, что? — спросил Яншин, повернувшись.

Жюль наморщил рано лысеющий высокий лоб, выпучил голубые глаза, покрасневшие от недосыпа:

— А мы одни тут?

— Эла, как я понимаю, ты в упор не видишь, — улыбнулся Яншин.

Брови Жюля пошли вниз, нахмурились, пригасив растерянный взгляд. Нодье похлопал себя ладонью по груди, ища в комбинезоне сигареты, которые оставил на Земле, и разочарованно скривился.