Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6422 ( № 28 2013) Страница 22

Неудобно сегодня заниматься сатирой. Тревожно. Это же штука опасная. Нарисуешь портрет нувориша, а спонсор твой прочтёт и обидится. Покажешь власти, к чему ведут её фокусы с ВТО, ЮЮ, ГМО, и не видать тебе тульских пряников, присылаемых фельдъ­егерской почтой. Изобразишь кукловода из продажных спецслужб, и к тебе вышлют для душевного разговора бойца спецназа. Тронешь секту безумную, и зомби начнут ломиться в твой дом. Скажешь, что Запад стал похож на пиратский архипелаг, и не видать тебе въездной визы. Попробуешь отогнать от школ педофилов, и тебя объявят врагом прогрессивного человечества.

Сатира лишает статуса, спокойной жизни, друзей. Она несёт одни неприятности, поэтому никто не спешит с нею соединиться. Она не входит в культурный канон. А значит, судьба у страны незавидная.

Культура, лишённая само­иронии, не выводящая шлаки, не находящая упоения в бою, неизбежным образом бронзовеет. Она рождает банальный хмурый официоз: вместо живых людей создаёт истуканов, а живые слова подменяет речугами. Она сажает себе на шею начальников-держиморд и, сверкая тапочками, бежит от подлинности, сложности, дер­зости. Она страшится неловких движений, которые могут обрушить культы, и скатывается на уровень праздничного концерта ко Дню милиции. И она неизбежно дрейфует в китч.

Мы же видели, как это было. Трилогия «Неуловимые мстители» – это метафора деградации советской культуры. В первом фильме была драма, приправленная китчем для остроты. Во втором был китч, приправленный драмой для сострадания. А в третьем – один кривой, чудовищный китч.

Сегодня всё повторяется. Дилогия «Утомлённые солнцем» – это путь от подлинной драмы к китчу слезоточивому. Ещё один шаг и – привет. Выйдут на широкий экран «Утомлённые солнцем-3», и «ку-ку, Гриня!», допрыгались.

Мёртвый официоз – это подарок для диверсанта. Стебать тухлые культы, рисовать карикатуры на истуканов, пародировать речи надгробные и представляться героем, свободным от жалких, вонючих догм, – в этом великое счастье стёба. Да если ещё подгоняются бабки, да окружают журналистки жеманные, да приколы убойные тиражируются и сотрясают весь мир… Ну просто нет жизни слаще.

А потом страна, где резвятся стёбщики, умирает. Смеховая культура отстебала Советский Союз со всеми его танками и шпионами. Она отстебает и Россию сегодняшнюю со всей её свежей бронзой и фасадной риторикой. Если смеховая культура отдана на откуп козлищам, то забудьте, господа, про грядущее национальное государство. Как забудьте, товарищи, и про СССР 2.0. Что бы там ни слил[?]сь гармонично в умах мыслителей, цена этому будет невелика.

«Душу брось да растопчи. Мы слюною плюнем. А заместо той свечи кочергу засунем»…

Смеху гибельному, господа-товарищи, противостоит только смех воскресительный. Трактатами мудрыми, речами пафосными от стёбщиков не отбиться. И молитвы не помогут, увы. Не канут козлищи, даже если их разом все святые отцы проклянут.

Только смех их обезоружит. Только смех (тот, что сквозь слёзы) и культы, и культуру, а с ними и мир наш зыбкий убережёт.

Говорят, что смех убивает бога. Но разве бога так легко укокошить? Если смех убивает высшее в отдельно взятой душе, значит, душа к этому предрасположена. Значит, в ней, возможно, и не было бога этого никогда.

Говорят, что смех убивает страсть, включая страсть историческую. Но разве можно убить то, что основано на любви? Создать гнилую среду, где колёса истории забуксуют, возможно, а страсть по истории уничтожить слабó. Она всегда будет жить и нарастать в катакомбах.

Соединить смех и веру, смех и любовь, смех и слово – неслыханно трудно, но в то же время потрясающе интересно, важно, волнительно. Это, без всяких сомнений, путь к новому человечеству, устремлённому к звёздам через тернии издевательств, через эти шипы Танатоса.

Сегодня сатирику открывается неслыханный путь. Он впервые свободен: от указаний, догм, гонораров. И это не может не вдохновлять.

Он впервые один. И это не может не беспокоить.

Целое стадо козлищ смотрит на него с удивлением. Оно не может понять, почему кто-то всегда лезет в драку за то, что невозможно сожрать? Почему никак не выходит вытоптать всё до конца? И зачем на этой странной земле всегда возрождаются слово, страсть и надежда?

Пути спасения

Инна Ермилова. Экран любви и тревоги. Секреты мастерства на полях биографии. - М.: ЗАО Издательство "Аспект Пресс", 2013. – 223 с. – 800 экз.

Инна Ермилова написала книгу о любимых: работе, людях, стране. О том, как она попала на ТВ, об учителях, замечательной Нине Кондратовой, об уникальной советской дикторской школе. О том, какой была программа «Время» и каким было время. О тех передачах, которые довелось вести, о коллегах и друзьях. Об учёбе во ВГИКе, о создании телекомпании «Полюс», о сделанных документальных фильмах и передачах о детях и для детей, об уникальном прямом эфире с Северного полюса[?]

Приведём некоторые отрывки.

О профессии диктора

«Ни один артист ни одного театра не мог сравниться с ними в популярности. Их знали и любили, им писали мешки писем («мешки» – без преувеличения, сама видела, сама впоследствии получала), им подражали в одежде, интонациях, жестах. Да, конечно, телевидение тогда ещё было хоть и не в диковинку, но явлением новым, конечно, люди, которые каждый день «приходили в дом», запоминались «на раз», но всё же, всё же… Много лет спустя, когда «дикторов» в одночасье отменили, да на их место посадили «ведущих», (кого ведущих? куда? зачем?), я всё яснее начала понимать секрет той бешеной популярности.

…профессия наша заключается не только и не столько в том, чтобы правильно проговаривать слова и предложения, а в том, чтобы быть личностью в жизни и, стало быть, на экране , ведь сымитировать это невозможно, актёры знают, как трудно играть самого себя».

О том, что и как говорят нынешние тележурналисты (Инна Ермилова однажды не выдержала и стала записывать за ними наиболее «удачные перлы»)

«– Один из потерпевших выпрыгнул в окно с целью вызвать милицию…

– Обнаружилась тенденция исчерпания тенденции роста.

– Двадцать боевиков убито, двенадцать из них взято в плен.

– Рассмотрим этот вопрос в максимально конкретном ключе.

– В ответ они причинили многочисленные ушибы и ссадины.

– Алкоголизм. Государство будет всеми силами бороться с этой проблематикой.

– Со стороны болельщиков были произведены выбросы на поле…

Знаете, чем нынешние телевизионщики объясняют все эти корявости (ну, в том случае, когда слышатся они не от самих корреспондентов, а от «выступающих»)? «Да вы что, раз уж это люди сказали так, разве мы имеем право их редактировать»...

Да, мэр города сказал, что «необходимо усилить координацию по работе в данном направлении». Но стоит ли тащить в эфир этот канцеляризм (если у редакторов, конечно, нет тайного намерения дискредитировать мэра)?»

О том, как после ведения вечернего эфира 18 августа 1991 года автору пришлось срочно приехать в Останкино ранним утром 19-го

«А на мне по-прежнему пёстрое платье, клипсы… И тут вижу в аппаратной звукорежиссёра, она сидит за пультом в домашнем сереньком пуловере. «Можно тебя на секундочку?» – «Куда, зачем?» – «Пойдём, переоденемся. Так надо». В туалете быстро меняемся одеждой. Как ни странно, успеваю заметить, что моё платье ей очень даже к лицу. Лишних вопросов не задаёт. Надеваю её простенькую беленькую блузку, закалываю синей брошечкой, натягиваю пуловер, он на мне топорщится, выглядит чересчур объёмным.

«Особый жанр телепередачи: детские новости с участием детей»

Влетаю в эфирную студию. Там уже оператор и осветитель.

– Ребята, я всегда прошу, чтобы картинка была поинтересней. А вот сегодня…

– Всё поняли. Сделаем в лучшем виде.

Удивительно, что мои ощущения, моё понимание события совпали с настроением и этого оператора, и осветителя, и звукорежиссёра (теперь уже в моём платье), да и вообще всех тех, кому «повезло» в то утро работать на телецентре...

Читаю медленно, почти не поднимая глаз. Потом многие вспоминали, что «запиналась на каждом слове». И спрашивали меня: у тебя что, за спиной автоматчики стояли?

Нет, я не запнулась ни разу.

Нет, никаких автоматчиков не было.

Но, значит, у зрителя возникало то чувство, которое я и хотела ему передать…

С тех пор каждая годовщина ГКЧП не обходится без того, чтобы на экране не появилась Ермилова в сером, чересчур объёмном пуловере».

О том, как теперь вырезают

«Лет пять назад, как раз накануне одной такой годовщины, меня попросили поучаствовать в передаче «Культурная революция». Посвящена она была роли ведущего на экране. Тему сформулировали не без пафоса: «Телеведущий – совесть нации». Один из основных «экспертов» – Владимир Познер. Он отстаивал ту точку зрения, что, дескать, ведущий – это просто «водитель троллейбуса», от него ничего особенного не зависит. Меня попросили рассказать про 19 августа. Вспомнила, как всё было. Познер хмыкнул: «Ну, надо же, какие мы все герои!» Что тут в студии началось! Даже сам режиссёр-постановщик Андрей Козлов не выдержал и – неслыханное дело! – выбежал на съёмочную площадку: «Как же вы можете, ведь Ермилова тогда объяснила всем, что происходит! Многие, и я в том числе, пошли к Белому дому именно после её появления».