Сборник - Чекисты Страница 23

«Это было почти невозможно. Они меня просто уволокли в машину, и вот я перед вами…»

«О, если это подтвердится, я накажу виновных, им надо знать, с кем они имеют дело».

Лицо Локкарта выразило понимание и удовлетворение.

Петерс сказал, что дело очень серьезное, и от ответов господина Локкарта многое зависит в установлении истины, облегчится и положение самого дипломата. Он спросил англичанина, кто приходил к нему в середине августа от латышей? Локкарт подтвердил, что действительно, кто-то приходил, кажется, некий Смидхен, разве всех упомнишь; в России принято свободно ходить в дома, и он, Локкарт, хотел бы не противоречить этому доброму обычаю взаимоотношений…

— Это ваш почерк? — Петерс указал на бумагу, лежавшую на столе, подвинув ее ближе к дипломату. Локкарт подумал, что это, вероятно, единственная бумага, написанная его рукой и попавшая к чекистам — удостоверение, выданное Шмидхену, — и, сопровождая свои слова легким жестом, пояснил:

— Не вижу в этой бумаге никакого криминала: латыши попросили пропуск к англичанам, я и написал. И только всего.

Локкарту было задано еще несколько вопросов, и разговор как бы иссяк. Петерс попросил Локкарта подписать данные им показания. Тот словно опомнился, сделать это категорически отказался, сославшись на свое положение дипломатического представителя.

Петерс улыбнулся.

— Знали ли вы Каплан? — спросил он Локкарта. Тот ответа не дал, потребовал избавить его от «незаконного и унизительного» допроса.

— Где Рейли? — Англичанин удивился, что это имя известно ЧК, но одновременно обрадовался: вопрос «где?» означал, что «Лисица» (этой кличкой Локкарт любил называть Константина) скрылась. Локкарт не ответил.

Какой-то момент Петерс и Локкарт пристально рассматривали друг друга. Локкарт запомнит Петерса: белая косоворотка, грива волос с проседью аккуратно зачесана. Потом в своей «Исповеди» Локкарт напишет: «Он не пытался заставить меня отвечать угрозами, а только уставился на меня взором».

— Господин Локкарт, не могли бы вы сказать, что было темой разговора 25 августа в американском консульстве?

«Оказывается, чекисты пронюхали и это», — подумал теперь уже несколько тревожно консул. Но и этот вопрос, как представлялось Локкарту, он легко мог повернуть в свою пользу.

— О совещании в американском консульстве вам проще спросить у самого консула Америки Пуля. А впрочем, встречи дипломатов дружественных стран — это обычная практика. Если вам известно, как вы сказали, о встрече 25 августа, то вам должно быть известно и то, что консул его величества там не присутствовал, что, откровенно скажу, означает, что совещание было малозначительным, рутинным.

Петерс ничего не сказал, лишь посмотрел на торжествующе вздернутый подбородок консула. Кое-какое алиби предъявлено — говорила поза дипломата. В комнате Петерса повисла тишина, и было такое впечатление, что хозяин этой комнаты все свои аргументы выложил. Все так бедно и так тщетно! Впечатление Локкарта, по правде говоря, было обманчиво — не все предъявил Петерс; заместитель Дзержинского уже был достаточно опытен, ему важно было проверить, на что способен этот дипломат, насколько он уверен в своих действиях. ВЧК интересовала не только анатомия свершавшегося преступления, но и то, как оценивает события один из его участников.

В общем, разговор закончился. Локкарта увели. Англичанин смог кое-что подытожить: Рейли следы замел, дай бог, основательно; о Шмидхене чекист спросил, но, можно думать, что и тот ускользнул из рук ВЧК. Особенно Локкарт был доволен своей находчивостью. Ведь когда его привезли на Лубянку, он вдруг обнаружил, что с ним, в его кармане, оказалась так некстати записная книжка с тайными шифрами и пометками о различных выплаченных суммах. Локкарт мгновенно тогда решил, что делать. Попросился в отхожее место. Воды в московской канализации вследствие всеобщей разрухи часто не бывало, но Локкарт, как он считал, был везуч, и, словно подтверждая это, свершилось воистину чудо — он потянул ручку, и порванный, сброшенный в унитаз компрометирующий материал был моментально смыт. (Потом консул даже печатно будет расписывать свою догадливость как подвиг).

Петерс, пережив еще одну бессонную ночь, был далек от воодушевления, особенно потому, что утро началось с того, что ему пришлось объявить Локкарту, что тот свободен. (На освобождении настояли Я.М. Свердлов и Г.В. Чичерин, учитывая право англичанина на экстерриториальность. Петерс возражал, но спорить было напрасно…) Дипломат криво усмехнулся и сказал Петерсу:

— Господа чекисты — мастера насилия, но далеко не мастера своего дела.

Дул мокрый ветер. Локкарт отыскал извозчика и поехал к себе. На улицах было немноголюдно, на перекрестках выделялись вооруженные патрули. Он вернулся вроде бы и победителем, но усталым и в отвратительном настроении. Побрился, принял ванну, сменил белье. Подошел к столику, отобрал большевистские газеты, стал их читать, а прислуга приготовила консулу кофе. От прислуги он узнал, что арестовали Муру. Настроение испортилось окончательно.

А 3 сентября рано утром Москва прочла сенсационное сообщение, выделенное жирными буквами в «Известиях»: «Ликвидирован заговор англо-французских дипломатов против Советской России, организованный под руководством начальника британской миссии Локкарта, французского ген. консула Гренара, французского генерала Лаверна и др. Подготавливался арест Совета Народных Комиссаров, фабрикация поддельных договоров с Германией».

Сообщение шокировало Локкарта. Сдерживая внутренний гнев, он все же понял, что большевики не решились бы на такое открытое обвинение, ничего не имея в своих руках. Удивительным было и то, что Локкарта после этого заявления вроде бы и не спешили арестовать, снова допросить.

Локкарт отправился на разведку. Он внезапно нанес визит в ВЧК на Лубянку. Англичанина принял заместитель председателя.

Не повышая голоса, Ложкарт оказал Петерсу:

— Обвинения не имеют никакого основания. Прошу дать мне возможность объясниться и представить исчерпывающий материал.

— Исчерпывающий материал уже имеется в распоряжении ВЧК в достаточном количестве, а следствие будет продолжаться…

Никто не воспрепятствовал Локкарту покинуть ВЧК, и он насчитал, что так называемое «разоблачение заговора» — блеф. Он мог перевести дыхание…

Но Локкарт опять ошибся.

Чекисты предприняли попытку арестовать Гренара, Вертамона и других официальных лиц из французского консульства, о которых было известно как о заговорщиках. Те удрали в посольство нейтралов-норвежцев. Через его порог чекисты решили не переступать. В самом помещении французов, известном как особняк Берга, сотрудники ВЧК тем временем завершили обыск. Проверены были столы, книжные этажерки, брошенные саквояжи, тщательно были осмотрены картины, платяные шкафы. Набралось довольно много бумаг, их загрузили в автомобиль, отвезли на Лубянку. Здесь был просмотрен каждый лист, тщательно, скрупулезно, как учил чекистов Ф.Э. Дзержинский. Петерс потом напишет: «И нетерпеливые комиссары и следователи учились у него, как, работая над расшифровкой мелких бумажек, можно найти ценнейшие нити для дальнейшего раскрытия контрреволюционных заговоров».

Так как Гренар, Пуль и Вертамоо скрылись у норвежцев, то на всякий случай близ здания скандинавов чекисты оставили несколько своих людей; спрятавшиеся не показывали носа. Предосторожность чекистов оказалась кстати: какой-то человек пытался незаметно войти в посольство, его остановили. Он назвался Сергеем Николаевичем Серповским, но в нем опознали американца Ксенофонта Каламатиано.

Каламатиано задержали. Он возмущенно размахивал тяжелой тростью, гордо напоминал о своем американском гражданстве. Его обыскали, отправились к нему на квартиру, сделали и там самый тщательный обыск. Но все безрезультатно. В ВЧК разговор с Каламатиано начал Кингисепп. Каламатиано вел себя так, словно не понимал, чего от него хотят, от всего отнекивался, изображал из себя обычного коммерсанта. Глубокой ночью Кингисепп поднял с постели Петерса — тот забылся в нервном полусне на своем кожаном диване под солдатским одеялом. Петерс сразу пришел. Допрашиваемый стучал недовольно тростью, требуя, чтобы ЧК прекратила покушаться на свободу честного гражданина другой державы. Петерс сказал Кингисеппу, что Каламатиано недавно ездил в Самару, хотя американская контора «Вильям Кембер Хиттс энд К°», в которой он служит, никаких дел в этом городе не имеет. Это подозрительно. Обыск на квартире ничего не дал? Тогда что-нибудь может быть обнаружено при нем. Тоже ничего? Имеет тайник где-то на стороне? В подошвах ботинок? Бывает и такое.

Петерс и Кинписепп еще и еще раз окинули взглядом: несколько успокоившегося Каламатиано. Тайник в трости? Но она скорее отличается изяществом, нежели толщиной. В ней вряд ли можно было что-либо спрятать. Когда взялись за трость американца, тот позеленел, как утопленник, по замечанию Кингисеппа. Красивая трость оказалась хитрым тайником. В ней нашли более тридцати расписок в получении денет — вместо подписей стояли номера; обнаружили в трости и шифры, тайные документы.