Михаил Горбачев - Декабрь-91; Моя позиция Страница 23

Корреспондент напомнил о судьбе Уинстона Черчилля, который сыграл огромную роль во время войны с фашизмом, и ему нация была многим обязана, но на первых же парламентских выборах в 45-м году ему пришлось уйти. Я сейчас вот смотрю Вам в глаза, сказал он, а ему мы тогда в глаза посмотреть не могли... Что у Вас происходит в душе?

Ответил так: беспокойство за страну. Боюсь, как бы не сорвался процесс преобразований, а это может случиться, если окажется нежизнеспособным Содружество. Не могу этого скрывать и не скрываю, постарался довести свою позицию до моих коллег, руководителей республик, до всей страны и мировой общественности. Пока же думаю: поскольку процесс идет открыто и опирается на мнение представительных органов, мой долг -- помочь сохранить курс преобразований. В общем-то, ведь в основе своей идет демократический процесс...

День 21 декабря был у меня предельно насыщенным... Да и все вокруг, пресса и коллеги, интересовались моей реакцией на встречу в Алма-Ате. В этот день, наряду с другими беседами, я имел большой разговор с корреспондентом "Московской правды" Эриком Котляром.

Тема все та же -- судьба страны на крутом повороте ее истории.

Мои размышления все больше приводят к мысли, что политическая борьба наложила негативный отпечаток на процесс суверенизации союзных республик. И он приобретал все более острые формы в связи со своеобразной позицией Российской Федерации, высшие органы власти которой во главу угла поставили не столько реформирование Союза, сколько разрушение центра любой ценой. Это оказало решающее воздействие и на позицию других республик. Ситуацией воспользовались сепаратисты. Об этом сейчас не любят вспоминать... Но именно с этого момента начала нарастать война законов, разрушившая функционирование органов власти, повлекшая развал финансов, экономики.

-- Когда у нас пошли процессы суверенизации, -- говорил я Котляру, -мы сразу стали заниматься выяснением -- чей закон старше в иерархии власти: центра или республик. Начались нарушения исполнительных функций, которые быстро вызвали паралич власти и развал экономики. Я чувствовал -- мы движемся к катастрофе. Любое решение центра встречало со стороны республик возражения: не вмешивайтесь, вы нарушаете суверенитет. Конечно, было ясно: старые структуры власти себя изжили. Они требовали коренного обновления -нового законодательства, новых государственных институтов, определения в другой системе взаимодействия мест центра и республик, новых экономических связей на принципиально иной основе. Да, страна должна была стать другой. Но во всех случаях она может выжить, только будучи единой, -- в ее рамках вполне могли бы существовать независимые государства с общим координирующим центром. Так я понимаю гарантию от возможных опасностей.

Но вот теперь пошли иные процессы. Возникло Содружество Независимых Государств без общего центра. Каким же оно может стать? Из Минского соглашения это понять трудно. Оно скорее схематично и концептуально. Но этого мало для обеспечения жизненного взаимодействия всех равноправных членов Содружества. Нужны общие институты, способные осуществить государственные принципы, нужна конституционная преемственность от бывшего Союза. Иначе не заработает экономический механизм. Да и не только это. Много непредвиденного может произойти, если не проработать в деталях все сложные аспекты новых взаимоотношений между членами Содружества.

...Я считаю, что мы можем оказаться перед лицом многих "Карабахов". И опять-таки все будет зависеть от того, какие конституционные нормы станут действовать в странах Содружества.

...Выбираться из сложившегося кризиса, набирать темп в экономике можно только общими усилиями. Попытки насиловать единую экономическую систему, к сожалению, уже имеют место, и что мы получаем в результате -- спад производства, остановка предприятий, массовые увольнения. Нет, это обреченный путь. Даже такие могучие республики, как Россия или Украина, если бы самонадеянно, уповая на свое богатство, попытались освободиться от других регионов, они навлекли бы на уже существующие дезинтеграционные процессы еще дополнительные тяготы и привели бы к окончательному развалу свое народное хозяйство.

Все, что говорит Ельцин о направленности реформ, совпадает с моими представлениями.

Еще на партийных съездах я настойчиво доказывал: дорога к рынку единственно правильная для общества. И это нашло (не без борьбы) отражение в документах XXVIII съезда. Движение к рынку не вызывает сомнений теперь даже у самых консервативных представителей разных течений. И Б. Н. Ельцин, и я одинаково понимаем выгоду рыночных отношений, когда человек себя чувствует самостоятельным хозяином и в процессе производства, и в распоряжении продуктами собственного труда, и в конкуренции за право лучше производить и больше зарабатывать. Что касается темпов и методов преобразования нашей экономики в рыночную и последовательности этапов перехода к частному способу производства -- тут у меня свое мнение.

Россия -- локомотив реформ, который действительно должен привести в действие всю хозяйственную цепочку республиканских экономик. Но добиться успехов можно только всем сообща. Одной России, как бы ни был велик ее потенциал, не справиться с решением задачи. Кроме того, рынок -- это же не самоцель. Он должен работать на благо человека. Для этого нужна целая система мер, и главная среди них -- стимулирование производителя. Не будет производитель заинтересован в своем деле -- не появится и товар. Какой же тут рынок? Вы представьте, что произойдет при отпускаемых ценах в условиях падающего производства! Цены подпрыгнут до самого неба.

Люди, зная о грядущем росте цен, должны четко представлять те защитные механизмы, которые общество им гарантирует. Если речь идет, скажем, о работающем в сфере производства, дайте ему возможность зарабатывать столько, сколько необходимо для жизни в новых условиях. Для тех, кто зависит от бюджета государства -- учителей, врачей, студентов, пенсионеров, других категорий граждан, -- необходимы заблаговременные меры, чтобы они могли спокойно воспринять меняющийся уровень цен. Иначе люди могут оказаться просто беззащитными перед ростом дороговизны.

И наконец, надо срочно принимать антимонопольный закон. Ведь особенность нашей экономики именно в том, что два-три каких-нибудь предприятия способны диктовать свои условия всей стране, игнорируя интересы простого человека. В разговоре с Борисом Николаевичем я акцентировал его внимание на этой последовательности шагов движения к рынку.

Котляр спросил, как я отношусь к тому, что многие не считают необходимым придерживаться исторической справедливости "в отношении Горбачева".

-- Сейчас не то время, -- ответил я, -- когда надо мобилизовать прессу на мою защиту. Я не упрекаю людей -- они тут ни при чем. Тяжелая жизнь, нехватка продовольствия, угроза безработицы, бесконечные очереди -- все это вызывает озлобление, и отсюда в адрес Горбачева и тех, кто рядом с ним, направлены нелицеприятные слова. Я уверен, люди понимают, что страна выбрала правильный путь, хотя он и изобилует большими трудностями. Хуже было бы, если бы ничего не предпринималось, вот когда мог произойти социальный взрыв! Сейчас не надо никого винить -- людям надо просто понять: впереди тяжелые зима и лето, дальше придет облегчение и тогда станет ясно, ради чего все эти жертвы.

Если осуществится соглашение о Содружестве Независимых Государств, то тогда отставка станет реальной. Но это не означает, что я оставлю политику. У меня большой интерес к тому, чтобы начатые мною процессы завершились успешно... Буду всячески этому содействовать. Если же они приобретут другой характер -- и мои действия будут адекватными.

Сказал я корреспонденту "Московской правды", что переживаю за тяжелое положение москвичей. Мало болеть душой, надо еще и предпринимать что-то. Поэтому, зная, что многое осложнилось в последние дни, я прилагаю все силы и использую свои возможности для исправления положения. Москва заслуживает того, чтобы с ней считались. Раньше на союзном уровне, теперь на уровне России и лично ее Президента Москва должна ощущать постоянную заботу.

Ну а что касается вопросов, которые ставит московское руководство, думаю, они правы: Москве нужно больше самостоятельности, чтобы она могла действовать, свободно распорядиться собственным потенциалом. Сейчас Москва ограничена в возможности реализации своих прав. Я уже не говорю о других областях и городах -- те просто пасынки. В Иркутске мне говорили --мы хотим и готовы взять на себя ответственность за реформы, но нам для этого необходимы властные права. Республика должна ими поделиться.

23 декабря в 6 часов вечера во время моей беседы с Ельциным мне позвонил премьер-министр Великобритании Джон Мейджор. У нас сложились очень хорошие отношения -- близкие в человеческом плане, а в политическом -доверие и взаимопонимание. Он очень энергично взялся за свои обязанности координатора "семерки" после летней встречи семи государств в Лондоне и много сделал для налаживания помощи и содействия нашей стране. Мы, начал он разговор, с напряжением и интересом следим за бурным развитием событий в вашей стране, думаем о Вас. Я сказал ему: