Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте Страница 24

Отряд Тибора вместе с остальным полком переправили по железной дороге на запад, в Йондон. День спустя их выгрузили в горах с целью поддержки отрядов ООН и Южнокорейской армии, очаянно сдерживающих натиск северокорейцев – грозный инмингун. С того самого момента, как их техника тронулась по кривым тропам чужой земли, ребята все время слышали гром артиллерии где-то вдалеке. Это их здорово нервировало.

Тибор думал, что старшина перестанет доставать его, как только они подберутся к линии фронта. Надеялся слиться с остальными и заняться уже делом. Но с самого первого дня Пейтон непрерывно «добровольцем» отправлял Тибора на одно опасное задание за другим. Старшина раз за разом приказывал ему пойти в разведку, проверить арьергард на наличие лазутчиков, патрулировать линию фронта и охранять технику. Тибор вскоре привык к воплям Пейтона: «Привести сюда этого гребаного еврея!» и «Где, бл, этот венгерский жид?»

Но дело было не только в опасности. Если миссия требовала более одного человека, задание усложнялось: Пейтон отправлял с ним южнокорейцев. «И возьми с собой этих гребаных узкоглазых!» – орал он, указывая на угрюмых призывников, которые не говорили по-английски и вообще демонстрировали еще меньшее желание воевать, чем американцы, приехавшие им помогать.

Тибор отказывался идти вместе с мрачными и оборванными южнокорейцами. Он не доверял им. Довольно часто бойцы инмингун проникали в ряды армии Южной Кореи, особенно на ранних этапах войны, когда войска ООН только оборонялись. Слабо обученные южнокорейцы никак не могли их обнаружить – что уж говорить про только что приехавших американцев. Враг тянул время, терпел, сопровождал солдат в патрулях, а затем набрасывался на них со спины. Поисковые группы находили пропавших, иногда целые группы, с перерезанными глотками и членами, приколотыми булавками ко ртам.

Тибор был аккуратен и наблюдателен, уверенный, что лучше ему быть одному. Он крался сквозь чащи, не ломая ни единой ветки. Если что-то было не так в лесу, если птицы внезапно переставали щебетать или, наоборот, внезапно поднимали шум, если что-то опаснее белки пересекало ему дорогу, он прятался в укрытие быстрее, чем успевал сделать следующий вздох. Раз за разом он возвращался в лагерь без царапины, зато с информацией о позициях и количестве вражеских отрядов – к великому удивлению Пейтона.

– Да что с вами такое, евреи? – рычал он. – Вы как кошки. Девять жизней, все дела.

Спустив собак на рядового Рубина, старшина принимался за Гарольда Спикмэна, красивого, но молчаливого капрала из Нью-Джерси. С самого начала Пейтон поручал Спикмэну больше положенного: от копания отхожих мест до ночных патрулей. Вскоре Спикмэн уже присматривал за танками, стоял на посту подслушивания, ходил в разведку туда, где можно было запросто схватить снайперскую пулю. Ну и иногда оказывался в одном окопе с «гребаным евреем».

Спикмэн, конечно, догадывался о причинах такого к нему отношения, но уверен не был, пока старшина не выпалил ему это в лицо.

– Да что за имя такое, Гарольд Спикмэн? – спросил Пейтон грубо. – Ты еврей, что ли, или как?

Спикмэн отвечал, что он католик, а предки у него англичане и валлийцы. Пейтон посмотрел на него с подозрением, изучил армейские жетоны, в упор разглядывая букву выбитую под именем капрала. Одобрительно кивнул и вернул жетоны. Спикмэн вздохнул с облегчением. С этого момента задач у него поубавилось.

6

Пока батальон Тибора постепенно уводил бои к линии, обозначенной командующими и известной под названием Пусанский периметр, отряд Тибора окопался на холме с целью предотвратить продвижение врага в сторону Тэгу. На полпути к вершине Тибор и еще сто сорок метких стрелков заняли позиции примерно в ста ярдах ниже командного поста батальона.

С такого выгодного положения офицеры и наблюдатели из штаба батальона могли видеть всю долину. Тибор и остальные парни чувствовали себя в относительной безопасности, окопавшись на ночь. За ними приглядывали с вершины, а потому они надеялись немного отдохнуть и наконец-то поспать.

Отряд несколько раз обменялся дальними выстрелами с врагом, но им еще предстояло увидеть в близком действии свирепый и неуступчивый инмингун. За время перестрелок отряд понес незначительные повреждения в виде осколочных ранений, но смертей не было. Южане шутили, что пока что война больше походила на отстрел индеек. Ничто не говорило о том, что сегодняшняя ночь будет как-то отличаться.

Американские танки едут в сторону фронта в начале Корейской войны. Ещё одно недавно обнаруженное фото, сделанное в июле 1950-го. Министерство обороны

Сильная засуха тем летом измучила корейские холмы, а жестокая жара усугубила дело. Но в тот вечер, перед самым закатом, разразился неожиданный ливень с грозой, который превратил песок в жижу. Грязная вода заполнила окопы по щиколотку. Топкие дороги помешали котлопункту доставить горячую еду до солдат. Парни ворчали над ужином из консервов и быстрорастворимого кофе.

Когда темень поглотила окружающие холмы, передовая линия стрелков получила приказ пропустить группу гражданских. Одетые в белые крестьянские тряпки, безоружные, промокшие насквозь мужчины и женщины медленно обошли холм, поднялись на него и исчезли за палатками и землянками штаба. В последующей тишине почти весь отряд, измотанный днями переходов и отсутствием сна, моментально отрубился на губчатой земле, окружавшей их затопленные окопы.

На рассвете отряд проснулся от громкого лязга пальбы и криков. Они посмотрели на вершину холма и увидели хаос. Гражданские, которых пропустили прошлой ночью, озверело носились по штабу. Прежде чем изумленные стрелки смогли добраться до своего оружия, серия взрывов разнесла землянки и радиорубку. Пока отряд лихорадочно искал укрытия, один из их же пулеметов, расположенный на вершине холма, повернулся в их сторону.

Свинцовый град ворвался в грязь с тяжелым хлюпающим звуком. Двое ребят, оказавшихся без укрытия, упали лицом вниз, без слова или даже крика боли. Пули продолжали пронизывать их бездвижные тела. Подойти и забрать их никто не решался.

Тибор и другие стрелки барахтались в окопах в попытках найти точку опоры. Бунт крестьян на вершине не позволял прицелиться по врагу. Безостановочный огонь пулемета убедительно не давал им поднять даже головы из окопов.

Поначалу остановить резню казалось невозможным. Отряд беспомощно смотрел, как солдат протыкали их же штынами, как в них стреляли в упор. Затем двое храбрых товарища Тибора чудом дорвались до гранатомета и заставили пулемет умолкнуть. Один за другим стрелки поднимали свои винтовки и «снимали» белотряпочных. В течение десяти минут шустрый враг рассредоточился по холмам. Звук пальбы сменился криками о помощи.

Сержант Рэндалл Бриер в перерыве между войнами. Лиза Бриер

Прежде чем они смогли заняться собственными потерями, отряд получил приказ подняться на холм и оказать помощь там. То, что они увидели, потрясло их. Мертвые солдаты смотрели на них из окопов ледяными глазами удивления. Граната превратила радиорубку в дымящуюся груду искореженного металла и поломанных тел. Тибор держал на руках человека с засасывающей раной в груди, который захлебывался собственной кровью: все, что мог сделать медик – это вколоть ему морфина и держать его голову до тех пор, пока тот не испустил последний вздох.

Отряду понадобилось несколько часов, чтобы разобраться с мертвыми и ранеными, затем собрать все, что осталось от снаряжения. Все это время их собственные жертвы лежали внизу в грязи, без внимания. Когда взвод наконец добрался до них, времени оплакивать и молиться за них уже не было. С трупов сорвали армейские жетоны, похоронили. Имена вычеркнули из именного списка с пометкой «убит в бою».

К середине дня отряд собрал оружие и боеприпасы и направился к дороге, где стояли грузовики. Холм с захороненными там приятелями был теперь просто номером на карте. Сначала слышны были яростные крики ненависти, затем обещания мести, после – беспомощные слезы. Не сумев найти выход из какой-то кошмарной шутки, потрясенные солдаты шаркали ногами по земле, повесив головы, или рассматривали озадаченные выражения лиц друг друга. Как могли их товарищи уйти так быстро? Как могли они вот так просто идти дальше без них?

Пока мужчины вокруг пинали грязь и ругались в небо, Тибор тихо молился. Он не взывал к милосердному Богу, дабы тот спас его и его товарищей. Нет, в него он не верил. Он молился, потому что не знал, что еще делать.

7

В первые десять дней бойни «Первый отряд» потерял более пяти тысяч человек. Северная Корея потеряла в пять раз больше, но продолжала отодвигать американцев на юг, проверяя на прочность их способность удерживать Пусанский периметр. В конце июля генерал Уолтон Уокер недвусмысленно приказал «стоять насмерть».