Андрей Ланьков - Быть корейцем... Страница 24

В те времена периодические наводнения были частью повседневной жизни Сеула и его окрестностей. Жители пригородных деревень были готовы к критическим ситуациям: в доме имелись лодки, а в центре посёлков были возведены искусственные насыпи, которые служили убежищем в случае наводнения. Такие городские районы как Мапхо и Чанъанпхён страдали от наводнений особенно часто. Крупнейшее наводнение XX века произошло в июле 1925 года. Фактически, это были четыре последовательных наводнения, вызванные проливными ливнями. Согласно официальной статистике, 647 человек тогда погибло, 6.363 жилых здания было полностью уничтожено стизией, а 17.045 – повреждено. Экономический ущерб от наводнения оценивался в 130 миллион иен, что тогда составляло 58% всего голового бюджета корейской колониальной администрации.

Ситуация изменилась только после войны. Стремительное экономическое развитие шестидестых годов привело к промышленному и строительному буму. Для массового строительства, которое развернулось тогда, был необходим цемент. Производство цемента между 1960 и 1990 годами увеличилось в восьмидесят раз (с 430 тыс. тонн в 1960 г. до 34 млн. тонн в 1990 г.).

Однако для того, чтобы превратить цемент в железобетон, нужен песок и гравий (и железо, конечно). Для южнокорейских строителей эпохи «экономического чуда» Ханган стал естественным источником этих материалов, так что с начала шестидесятых годов острова и берега реки превратились в места интенсивной добычи гравия и песка. Можно сказать, что все здания, построенные в корейской столице между 1960 и 1985 гг. сделаны из ханганского песка – и таких зданий много! Островки и берега Хангана в конечном счете стали квартирами, мостами и заводами Сеула и его окрестностей.

К концу восьмидесятых годов запасы речного песка в городских пределах были исчерпаны. Островки и песчаные речные пляжи исчезли полностью. Уровень реки значительно снизился, так что даже некоторые насосные станции городского водопровода и оросительных систем должны были перенесны в другие места: их водозаборники, которые должны были оставаться под водой в течение всего года, оказались выше нового уровня воды. В сухие сезоны русло реки периодически оголялось. Иначе говоря, «новый» Ханган выглядел достаточно непредставительно.

В середине восьмидесятых, когда Сеул вовсю готовился к Олимпийским Играм 1988 года, правительство решило сделать что-то сделать с рекой. Предполагалось возродить на ней судоходство, пустив по реке туристские прогулочные теплоходы (судоходство по Хангану прекратилось после Корейской войны, так как устье реки оказалось в районе границы с Северной Кореей, и выход из Хангана в море стал невозможен). Да и в целом реку следовало привести в более приемлимый вид, чтобы она была достойна «страны экономического чуда»!

С этой целью было построено две мини-дамбы под мостами Чамсиль и Кимпхо. Спрятанные под мостами дамбы не очень бросаются в глаза, но они позволяют поддерживать уровень Хангана на относительно высоком уровне, так что по реке ходят туристские теплоходы, и она остается достаточно полноводной круглый год. По крайней мере, всё широкое русло реки заполнено водой, и речное дно не обнажается даже во время засухи.

Таким образом современный Ханган – продукт экономического развития и политических решений (а также патриотических амбиций, конечно – как же без них?)

Ночные улицы (Никто не подошёл из-за угла)

«Преступность не является в Сеуле серьёзной проблемой» – такое заявление можно найти в большинстве путеводителей по корейской столице. Это не иллюзия, и не рассчитанный на привлечение туристов пиар. Несмотря на свои громадные размеры (население Большого Сеула – примерно 24 миллиона человек), корейская столица безопасна в любое время дня и ночи. Уровень насильственной преступности в Корее очень низок. Прибывшие в Сеул иностранцы сразу узнают от сторожилов, что главной угрозой для них являются подвыпившие прохожие с университетским образованием, которые упорно стремятся практиковать на иностранце свой сомнительный английский.

Статистика вполне подтверждает эти субъективные ощущения. В 2000 г. во всей Корее произошло 964 убийства. По данным на 2000 г., на 100 тысяч человек приходилось убийств: в России – 19,8; в США – 4,6; а в Корее – 2,02. Не менее показательна и статистика по количеству грабежей. В 2000 г. в Южной Корее произошло 9,6 ограблений на каждые 100 тысяч человек населения, в России – 91, а в США – 147, то есть примерно в 15 раз больше. Несколько хуже дело обстоит с изнасилованиями, но и тут Корея находится примерно на уровне стран Западной Европы. Стабильной остается и доля лиц, находящихся в заключении: на протяжении последних 40 лет она колебалется между 0,11% и 0,15% от всего населения страны. Для сравнения: в России этот показатель составляет 0,73%, в США – 0,68%.

Принято считать, что рост городской преступности – это чуть ли не неизбежная плата за урбанизацию и социально-экономическое развитие. Однако Корея заставляет сомневаться в этом правиле, выведенном на основании западного опыта. Хотя последние три десятилетия были временем интенсивной урбанизации и доля городского населения выросла примерно в два раза, в Корее не произошло взрыва преступности, практически неизбежно сопровождавшего урбанизацию в других развивающихся странах. Впрочем, подобный феномен – в целом стабильный уровень преступности в условиях стремительной урбанизации – характерен и для других дальневосточных, «экс-конфуцианских» обществ. Американские криминалисты, занимавшиеся проблемами преступности в Японии, даже называли цифры, отражающие эту тенденцию, «озадачивающей статистикой».

Вдобавок, корейский опыт опровергает еще одно эмпирическое правило, которое гласит, что уровень преступности в больших городах обычно существенно выше, чем в целом по стране. Два корейских мегаполиса – Сеул и Пусан – не входят в список районов с особо высоким уровнем преступности, который ежегодно составляется корейскими криминологами. Как правило, уровень преступности в эти гигантских городах, в которых сосредоточена примерно половина населения страны, был средним, а в отдельные годы – даже низким, что позволяло включать их в список наиболее благополучных с криминологической точки зрения районов.

Правда, примерно половина корейцев говорит, что боится ходить в одиночку по ночным улицам, однако, страх страху рознь и опасения сеульца не идут ни в какое сравнение с теми чувствами, которые испытывает выходящий ночью на улицу петербуржец или москвич. Так, одна корейская знакомая автора, которой часто приходится возвращаться домой поздно ночью, как-то сказала, что боится идти домой от станции метро и поэтому приняла необходимые меры предосторожности. Меры эти заключались в том, что она купила громкий спортивный свисток, который, по её мнению (впрочем, вполне основательному), служит в ночном Сеуле достаточно надёжным средством самозащиты.

Создаётся впечатление, что и уличное воровство в Корее практически отсутствует. Русского порою просто поражает, как спокойно корейцы оставляют практически без присмотра немалые ценности. Магазины на ночь запираются совершенно символически. Во многих случаях уличный торговец, уходя домой, ограничивается тем, что тщательно закутывает свой ларек брезентом. Некоторые же торговые стенды, расположенные в подземных аркадах и иных закрытых помещениях, где обычно имеется охрана, временами не закрываются вовсе. Торговцы ограничиваются тем, что убирают от греха подальше только самые ценные товары, спокойно оставляя на прикрытых брезентом прилавках то, что подешевле. Наконец, днем не редкость увидеть «брошенную» лавку, хозяин или, чаще, хозяйка которой просто пошли поболтать к соседке, резонно рассчитывая, что покупатель, взяв товар, сам найдет пропавшего продавца (иногда ему помогает в этом небольшая записочка на дверях), а в крайнем случае – просто положит на прилавок необходимую сумму. Любая забытая вещь остается на своём месте на протяжении очень и очень долгого времени. К сожалению, автор этих строк страдает немалой рассеянностью, в силу чего ему приходится регулярно убеждаться в верности этого замечания на своем личном опыте.

Конечно, определённую роль в том, что Корея относится к числу самых безопасных стран мира, сыграло то обстоятельство, что в ней действует разветвлённый полицейский аппарат, дополненный разнообразными охранными структурами. Вахтер дежурит в каждом подъезде многоэтажного корейского жилого дома, да и большинство учреждений располагает весьма многочисленной ведомственной охраной. Однако переоценивать роль этих административных, внекультурных факторов никак не следует, ибо объяснить ими тот низкий уровень преступности, который ныне существует в Корее, просто невозможно. В конце концов, в маленьких городах полиции попросту не видно, да и в крупных центрах она рассчитана скорее на борьбу с нелегальной оппозицией и северокорейской агентурой, нежели на противостояние обычной преступности.