Александр Смирнов - Морская история казачества Страница 24

31 июля 1696 года, спустя всего два месяца после азовской победы, его соратник — «именитый человек Строганов», выполняя царское поручение, послал грамоту Войсковому Донскому Атаману, в которой просил (пока просил) выделить для будущей верфи земельный участок. Атаман Фрол Минаев отвел было участок у берегов станицы Нашинской, но при условии согласия на то станичного атамана. Видимо, тот, посовещавшись со станичниками, наказ Войскового Атамана проигнорировал. Спустя ровно год — в 1697 году, Строганов вынужден был написать челобитную самому Петру, жалуясь на отказ со стороны станичного атамана — Андрея Власова.

Станице Нашинской так и не случилось войти в историю как «колыбель российского флота». Но этот факт — лишнее доказательство того, что в конце XVII века Донское Войско было фактически суверенным государством, не зависящим от воли московского царя. Можно ли было себе представить, чтобы царев наказ не исполнил не то что деревенский староста (должность, близкая по функциям со станичным атаманом), а воевода или боярин где-нибудь в Подмосковье? Жил бы он ровно столько, сколько бы требовалось времени доволочь его до плахи. А тут станичный атаман послал куда подальше царя с его верфью и остался жив-здоров и — при своей должности. Значит, для гнева Петра он был недосягаем. Вольный донской казак не государев холоп.

Но это все будет позже. А осенью 1696 года Петр I помчался в Москву. Там, в белокаменной столице Руси, он добился от Боярской Думы финансирования строительства новых русских, неказачьих судов. Часть одной из фраз в тексте постановления Думы — «…морским судам быть» — стала легендарной. Поскольку дату того заседания стали считать датой рождения русского флота[23].

Как бы там ни было — Петр Алексеевич Романов, окрыленный успехом, решил прочно укрепиться на берегах Азовского моря. Уже с лета 1696 года в трофейном Азове застучали плотничьи топоры — рубили фуркаты[24]. К ужасу немногочисленных венецианских корабельных дел мастеров, на стройку новых судов шел сырой лес — чуть ли не вчера срубленный в тамбовских или воронежских лесах. К тому же рубили «по-русски»: тяп-ляп. А чего еще было требовать от судостроителей, которых привели сюда под вооруженным конвоем и которым вся эта царская потеха была горше редьки? Тем не менее новенькие, ароматно пахнущие свежим деревом фуркаты спустили на воду — на волны Дона. И погнали вверх по реке. Фарватера ее ни иностранные мастера, ни подневольные царские холопы, конечно, не знали… Донских же казаков спросить отчего-то не захотели.

Итогом того аварийного похода стала «Челобитная казацкого атамана и всего Войска Донского о присылке знающих людей для подъема затопша у Черкасского фурката, 1696 года августа 18-го». Адресована челобитная — «Великого Государя Его Царского Пресветлого Величества в Азове боярину Прозоровскому со товарищи, Донские Атаманы, казаки, Фрол Минаев и все Войско Донское челом бьют» (нет сомнений, что в глубине души казаки мечтали вручную набить «по челу» сему «боярину со товарищи». Ибо было за что!). Но текст документа сух и тактичен. «В нынешнем 7206 году[25] августа в день, по указу фуркаты спущены из Азова вверх рекою Доном и за мелями остановлены у нас в Черкасском. А одна фуркат не прошла мимо Черкасской и затонула средь реки, мы Войском тот фуркат выручали и тянули снасти… А спецов по подъему нет, пришли… а вспоможенье всякое от Войска будет, и о том о всем, бы вам учинить по указу Великого Государя». В переводе на современный язык, произошло следующее. Петровские мореходы, «не зная броду» — в данном случае фарватера, сунулись в воду. Прямо напротив столицы Донского Войска — Черкасска, их суда сели на мель, а одно вообще затонуло, перегородив всякое движение по реке. Донцы пытались выудить «утопленника» со дна сами, но, увы… Атаман потребовал у боярина Прозоровского специалистов по подъему судов — сами захламили нам реку, сами и чистите! А чтобы работа шла бойчее — рекомендовал азовскому наместнику его распоряжениям придать статус царского указа. Прозоровский, надо полагать, и сам соображал, что за перекрытие судоходства по Дону Петр его по головке не погладит. Хорошо еще не отрубит!

Уже 27 августа в распоряжение Донского Атамана из Азова пригнали под конвоем 10 солдат-гвардейцев: семеновцев и преображенцев — 289 рабочих. В сопроводительной грамоте боярину Федору Хрущеву Прозоровский наказывал: «…а водяной ход (то есть речной фарватер) донские казаки знают и всему Войску Донскому указ послан о вспоможе-нии».

Трудно сказать, какими специалистами по судоподъему были солдаты-гвардейцы, но конвоирами они оказались никудышными. Через месяц из всей рабочей команды, из 289 рабочих, на месте аварии осталась лишь дюжина. Остальные разбежались по станицам Войска Донского.

Переписка между Азовом и Черкасском продолжалась. Еще русский регулярный флот не одержал своей первой победы, но его военно-морская бюрократия уже сражалась вовсю. Осень наступила. Холодно стало. Злополучный фуркат продолжал гнить на дне, все более напоминая собой сказочную репку, которую тянут-потянут… Боярин Прозоровский новую партию «специалистов по судоподъему» уже направлять боялся — вновь разбегутся. Решил, что все как-нибудь само собой образуется. Либо фуркат на дне сам сгниет, благо из сырого дерева рублен, либо разобьет его весенний ледоход. На все Божья воля! Но была еще и воля донских казаков. Они не стали ожидать сказочной мышки, а, помучившись, вытянули тот несчастный фуркат сами. 11 ноября 1696 года боярину Прозоровскому вручили грамоту от Атамана Донского Войска Минаева. Вождь казаков не скрывал иронии относительно волокиты бюрократов молодого русского флота: «Ей удивля-емся вашему делу! Будет неприятелям смех пуще». И далее сообщил, что казаки сами, без помощи из Азова, подняли затонувшее судно. Станичники плескались в холодной ноябрьской воде три дня по сто человек ежедневно. И подняли. Атаман язвительно приглашал убедиться в успехе своих ребятушек: «…Войску не верите, а то пишете нам письма, прикажите кому из дьяков приехать».

Тут уж Войску поверили в Азове! Так поверили, так поверили, что прислали в Черкасск повеление: казакам самим очистить Дон «от мешающих судоходству явлений». Убрать, то есть срыть, все мели, вытащить коряги со дна, укрепить берега. Для того выделить 450 донцов — недорослей, то есть юношей. В помощь им (или в конвой?) направили 299 стрельцов царских. Повеление азовского «боярина со товарищи» донцов поразило еще более, чем переписка по поводу затонувшего фурката. Чистить Дон предписывали на зиму глядя, силами бесплатного (уж обратное бы от историков не ускользнуло) тяжелейшего труда казачьей молодежи. Парней согнали на работы, но вскоре они разбежались по домам. А конвой — стрельцы — вместе с ними. Сколько успели до этого вытащить коряг — осталось загадкой.

А новые суда в Азове: струги, фуркаты, галеры, корабли, галиот — царские холопы продолжали рубить с упорством мифического Сизифа. Под открытым небом, в холоде, в голоде, болея и умирая. Сходство результатов труда этого легендарного страдальца с итогами азовской судостроительной программы выражалось в том, что только что отстроенные корабли некому было содержать. И не на что. Любое судно экипажа требует, ежедневного ухода за кораблем. Деревянный корабль не законсервируешь. А экипаж регулярно что-то еще есть должен. На чьи-то деньги. А на чьи? Следует добавить, что порт и верфи в Азове целиком зависели от снабжения по Дону, который, во-первых, был еще мало судоходен, а во-вторых, находился во владении Донского Войска. С юга же плескалось море, в любой день на его горизонте могла появиться турецкая эскадра. С явно не дружественным визитом.

В апреле 1699 года вернувшийся из длительной заграничной поездки царь инспектировал азовский флот. Флаги развевались над мачтами 10 кораблей, двух галер и галиота. На них кое-как наскребли экипажи и средства на содержание. А что было делать с рядом свеженьких стругов? Петр I нашел оригинальный выход из положения. Придал стругам статус царского подарка. От которого рискованно отказаться. Для почина Петр дарит один струг самому себе. Записав его за «бомбардиром Петром Михайловым». Два струга получил верный друг — Алексашка Ментиков. Еще двумя осчастливлен боярин Головин. Наделенными собственными стругами оказались тогда аристократы, которым не повезло настолько, что плавающие приобретения пришлось содержать за счет родовых вотчин. Судовладельцами поневоле стали: князь Львов, князь Долгоруков, князь Урусов, князь Голицын, Ромодановский… Но покорные аристократы «кончились», а бесхозные струги еще нет. Тогда их начали дарить донским казакам. Историческая запись гласит: «…апреля 29-го дня отдан струг крытый легкой станицы Атаману Семену Скосырскому со товарищами». На следующий день — 30 апреля, целых три струга всучили донским казакам зимовой станицы. История умалчивает — удалось ли царю завершить весеннюю раздачу стругов до 1 мая, или еще оставались?