Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №7 (2003) Страница 24

А есть, оказывается, “метод”. Классики, как известно, от “законов” не отказывались, но в нескольких своих оговорках обмолвились о “методе”. Что, дескать, их истматом нельзя пользоваться “как шаблоном”, а именно как “методом”, как “руководящей нитью при исторических исследованиях” (Маркс). Энгельс: “Весь подход Маркса к рассмотрению вещей есть не доктрина, а метод. Он не дает готовых догм, а только лишь отправные точки для исследования и метод для такого исследования”.

И все же. Маркс открыл законы истмата. Вдумаемся — ЗАКОНЫ истори­ческого развития! То есть развития, происходящего с необходимостью по правилам, описанным законом. В этом ведь и смысл самого понятия “закон”. И вдруг на тебе — не закон, а метод: если годится для анализа конкретного исторического развития — применяй, не годится — не применяй. Братцы, помилосердствуйте: ведь это две абсолютно противоположные по смыслу идеи истмата!

Противоречие. С. Кара-Мурза разрешает его изобретательно.

Он и принимает “законы” как “простую и убедительную модель истории” для пролетарской революции (правильней сказать, принимает по умолчанию — не протестует и не оценивает упрощение истории, сделанное Марксом “под” законы), и одновременно автор отказывается от “законов”: это “вера, никаких доказательств их существования нет”.

Итак, нам предлагается к рассмотрению “метод”.

Если “законами” Маркса мы худо-бедно сможем объяснить смену общественных формаций, то что можно объяснить “методом”? Кто объяснил хоть что-то с помощью “метода”? Кто “видел” хоть раз эту шаманскую “руково­дящую нить”? Что? Где? Когда? Применялся “метод”? Как им пользоваться? Где те разящие примеры, в которых “метод” практически и убедительно явил торжество гибкой диалектики в укор прямолинейному догматизму “законов”?

(Здесь необходимо заметить, что С. Кара-Мурза во многих своих работах и в книге тоже очень часто ссылается на идеи итальянского коммуниста Антонио Грамши. Причем частота обращений и ссылок так велика, что впору говорить о том, что главный интерпретатор марксизма в текстах С. Кара-Мурзы, видимо, и есть Грамши, а автор книги обрамляет его идеи смысловой каймой и, безусловно, добавляет, развивает их.)

Молчит С. Кара-Мурза, безмолвствует Грамши.

И в этой красноречивой тишине что-то вдруг проясняется. “Метод”! Ведь это же есть не что иное, как TBOРЧЕСKOE исследование исторической конкретики. Иначе говоря, творческое применение марксизма в практике. Так, по сути дела, “метод” трактуют классики.

О, эта песнь! Знакомая до слез, до “припухлых желез”. Уж мы напелись и наслушались их всласть! Ведь все постановления всех пленумов ЦК, все решения съездов партии, все речи вождей всегда считались и деклари­ровались как “творческое применение и развитие марксизма-ленинизма”. Дело в этом направлении доходило до курьезов, до абсурда, до дикости неописуемой.

Весьма выразительно иллюстрируют эту тему давние роковые события нашей истории, непосредственными участниками которых были мои близкие друзья (из первых рук!). О них почти ничего не известно широкой публике. (Допускаю весьма незначительные неточности в хронологии.)

В 1962 году разразился “Карибский кризис”. Американцы разведали об установке на Кубе советских баллистических ракет средней дальности с атомными боеголовками. Смертельно напуганные, они вдруг встрепенулись с такой агрессивной истерией, какой никогда не выказывали. Шутка ли: впервые за всю историю США пред ними предстала реальная угроза.

А этому кризису предшествовали обстоятельства прелюбопытнейшие.

В 1960 (или 61-м) году состоялось заседание Совета Государственного Комитета Обороны под председательством Хрущева. Проходило оно в Конструкторском бюро В. Н. Челомея. А устроил эту показуху сыночек Хрущева — Сергей, в то время заведующий отделом в КБ Челомея, а нынче обосновавшийся в США для того, надо полагать, чтобы воплотить в жизнь отцовскую страсть, пронизывавшую всю внешнюю политику СССР при Хрущеве: показать империализму “кузькину мать”.

Челомей был фигурой яркой. Выдающийся талант. Выдающийся интриган. Выдающийся артист-игрок (говорю это со знанием дела, ибо с 1966 года служил военным представителем в КБ Челомея).

Челомей понял сразу, какой перед ним профан. А он умел (о, как он умел!) подать матерьялец. Он живописно, водя указкой по эффектнейшим плакатам, поведал о планах (Челомей болезненно жаждал быть монопо­листом, особенно после смерти Королева) создания ракетного комплекса шахтного типа (на то время практически неуязвимого). Эти комплексы начали ставиться значительно позже, а уж настоящим “щитом Родины” они стали только через несколько лет после “Карибского кризиса”.

Но Челомей так виртуозно и зримо создал эффект виртуальной реаль­ности, что Хрущев — тип истерический по складу — аж взвился от сошедшего на него откровения. Казалось, от возбуждения он вдруг увидел наяву фантом “кузькиной матери”. Ракеты! Ракеты! На земле! В воздухе! На воде! Везде! А остальное?.. Остальное — резать, резать, резать!

Так начали резать боевой флот и боевую авиацию. Здесь важно во избежание споров иметь в виду главное. Утилизация устаревшей техники — процесс неизбежный, проводится он в установленном порядке, выборочно и с авторитетнейшим заключением комиссии. Тогда же уничтожали чохом, включая еще боеспособную технику. Шла полным ходом политическая кампания. А с каким “административным восторгом” (Достоевский) они у нас проводятся, излишне говорить.

По оценкам военных специалистов (в то время, разумеется, оценкам устным) мы около двух лет находились в “разоруженном” состоянии: боеспособных флота и авиации УЖЕ не было, а ракет всех видов базирования в достаточном количестве ЕЩЕ не было. Как американцы упустили такой шанс — выиграть приличную сумму политических очков — остается только гадать. Скорей всего, спас “железный занавес”: американцы просто не знали об этом.

В 1961 году я, лейтенант ракетных войск (рекрутированный туда из ВМФ), проводил политзанятия с солдатами в Нерчинском гарнизоне Забайкальского ВО. Я любил философию, проштудировал классиков марксизма-ленинизма, с нескрываемым удовольствием их цитировал, вызывая восхищение солдат. Но вот поднимается рука, я киваю одобрительно, встает солдатик, и я слышу: “Мы попали сюда из авиации. Перед отправкой поступил приказ в наш авиационный полк уничтожить все самолеты и запчасти. А самолеты-бомбардировщики ИЛ-28 (гражданский вариант ИЛ-18) — недавно поступили с завода. Самолет ставили на крыло, и на него наезжал танк. А мы, солдаты, по приказу уничтожали запчасти, прямо ящиками разбивали новые электронные лампы. Как это все понимать, товарищ инженер-лейтенант?”.

Я обомлел. Сник. Растерялся. Наступило убийственное молчание. Я лихорадочно вспоминал подходящую к этому случаю цитату из классиков марксизма-ленинизма. .. И никак не мог вспомнить. Солдаты не злорадст­вовали, говорили с болью, и моя вытянутая молчаливая физиономия была им лучшим ответом.

“Карибский кризис” пришелся на пик нашей небоеспособности. Хрущев, узнав об этом (подумать только, этот авантюрист не мог узнать об этом раньше, ДО авантюры на Кубе), был перепуган смертельно.

Говорят, что “кризис” спас Кубу от вторжения американских войск. Это неправда. Для обороны Кубы на остров были доставлены в достаточном количестве из СССР и оборонительная техника, и войска.

А еще говорят: американцы в результате кризиса убрали из Турции ракеты средней дальности, направленные на СССР. Это правда. Но рассматривать ее как нашу, пусть даже частичную, победу — значит подменять понятия. Мы посягнули на ракеты в Турции ценой жесточайшего балансирования на грани войны, к которой не были готовы. Ну, а если бы президент США Джон Кеннеди не проявил завидного благоразумия и воли? Нас утешило бы сознание того, что “им” тоже кое-что перепало бы? А нам? Ведь это же главное! Да еще будем помнить, что война, судя по всему, должна была быть атомной. Одно утешение — Бог пронес.

Не обеспеченная стратегической мощью установка на Кубе наступа­тельного оружия была чистейшей авантюрой. Да что там говорить, авантюра — фирменный стиль хрущевской политики.

Тот позор помнят еще многие участники событий. Под злорадное улюлюканье западных вояк, гнувших в свое время спину перед фашизмом, мы спешно демонтировали ракеты на Кубе, вывозили на сухогрузах без сопровождения (чтобы не “огорчать” вконец распоясавшихся янки). Амери­канские боевые корабли, как шакалы, “ловили” в открытом океане наши сухогрузы и прика­зывали (!) показать все ракеты на борту (они контролировали полноту вы­воза). И великая держава — истинная победительница в самой кровавой войне — безропотно открывала грузовые люки и показывала (после запроса Москвы, конечно).