Валерий Демин - Тайны русского народа. В поисках истоков Руси Страница 25

Все сказочные фольклорные сюжеты о превращении человека в лебедя, включая классический русский образ Царевны-лебеди, восходят к гиперборейской традиции. Одной из ипостасей Зевса как выходца из Гипербореи, также был Лебедь: в этом обличии он овладел Ледой — в результате на свет появилась прекрасная Елена — виновница Троянской войны.

Устойчивые представления о Лебединых девах (рис. 41) прослеживаются до самых последних глубин, зафиксированных в литературных и фольклорных источниках. О Форкидах, подобных лебедям, обитающих на краю земли, окутанной вечной ночью, рассказывал еще Прометей в великой трагедии Эсхила. В славянских и германских сказках одинаково распространен образ Лебединых дев, что прилетают к реке или озеру, сбрасывают лебединое одеяние, превращаясь в волшебных красавиц, и купаются в прохладной воде: здесь-то и подстерегает их добрый молодец. Представления, аналогичные индоевропейским, сохранились и у других народов, населяющих Север нашей Родины: у ненцев, например, также известен образ Богини-Лебеди (рис. 42). Сходные персонажи есть у бурятов, якут и др. При раскопках знаменитых Пазырыкских курганов на Алтае, относящихся к V–III вв. до н. э., в погребальной камере были обнаружены войлочные фигуры лебедей (рис. 43). Все это свидетельствует о том, что гиперборейская лебединая символика охватывала значительные пространства Евразии и распространялась на многие разноязычные народы на протяжении многих тысячелетий. На алтайской реке Лебеди (!) — притоке Бии — и поныне проживает тюркоязычный народ лебединцы, ведущий свою родословную от первопредка Лебедя, не догадываясь даже о его тотемном происхождении.

Образ Лебедя, Человека-Лебедя и лебединой символики проходит через всю историю культуры народов Евразии: от древнейшего ковша в виде лебедя, найденного при раскопках первобытной стоянки (III–II тыс. до н. э.) на Среднем Урале (рис. 44) и петроглифов Онежского озера (рис. 45) до нежных античных Богинь (рис. 46), воинственных германских валькирий, способных превращаться в лебедей (рис. 47) и лебединого рыцаря Лоэнгрина (рис. 48). Средневековые рыцарские легенды содержат немало сведений и смутных воспоминаний о древнейшей истории, включая и гиперборейские времена. В тайных сказаниях Ордена тамплиеров о гибели Атлантиды упоминается гиперборейская раса людей, что пришла с Севера в Эпоху Белого Солнца. Цикл легенд о священном Граале напрямик указывает на волшебную северную страну, где в неприступном замке хранится чудодейственный Грааль, дарующий бессмертие и тайное знание. Оттуда и прибывает в челне, запряженном лебедем, Лоэнгрин — сын хранителя Грааля Парсифаля. В описаниях самого Грааля много разнобоя. В наиболее распространенной версии он представляет собой чашу с напитком бессмертия. Однако в наиболее известном из дошедших источников — монументальной поэме Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль» (XIII в.) — Грааль изображается в виде камня, излучающего волшебный свет: достаточно глянуть на него, и человеческая жизнь продлится. Такая трактовка сближает Грааль со знаменитым Алатырем-камнем русских легенд и заговоров. Что касается главного назначения Грааля — даровать бессмертие, то данное свойство по своему смыслу близко действию живой и мертвой воды из русских сказок, способной оживлять умерщвленных героев. Кроме того, функционально Грааль сходен со знаменитым Кощеевым яйцом: оно не только находилось за тридевять земель в недосягаемом месте, но и обладало живительными свойствами. В одной из сказок, записанных от сибирской сказительницы Н. О. Винокуровой, Орел-царевич после победы над Кощеем оживляет умерщвленного отца с помощью Кощеева яйца.

Существует легенда, что древне-скандинавские викинги сверяли удачу своих разбойных набегов с полетом лебедей. Так это или не так — теперь проверить трудно. А вот покорителю Сибири Ермаку путь за Урал совершенно точно по лебединой наводке открылся. Народный сказ про то, обработанный Павлом Петровичем Бажовым (1879–1950), называется «Ермаковы Лебеди». Ермак, как известно, — казацкое прозвище, настоящее же имя, по его собственным признаниям, было Василий, а фамилия совсем тотемного происхождения — Оленин. Так вот, взял однажды мальчик Васютка (будущий Ермак) три яйца из гнезда погибшей лебедихи и подложил их дома под гусыню. Она-то и высидела лебедят, они потом до самой Ермаковой смерти дарили ему удачу: и на россыпи драгоценных самоцветов наводили, и путь в Сибирь указали. «Вовеки бы ему в сибирскую воду проход не найти, кабы лебеди не пособили», — вот какое мнение навсегда укрепилось в народе.

Весь песенно-сказочный фольклор Руси и поэзия России расцветали под сенью лебединых крыльев. Лебединый образ русский человек впитывает с молоком матери, он передается как драгоценная память предков. Когда поэт пишет «О Русь, взмахни крылами!» — у русского читателя, скорее всего, возникает ассоциация птицы-лебедя. Россия — это и есть Царевна Лебедь. В этом возвышенном символе закодированы номинированные элементы древнейшей родоплеменной и социальной организации доиндоевропейских цивилизаций. С самого начала лебедь выступал в качестве священной птицы и соответствующего тотема различных народов и пранародов, находившихся долгое время в стадии нерасщепленной общности и обособлявшихся по мере расселения по бескрайним просторам Евразии (процесс этот занял не одно тысячелетие). В конечном счете у сформировавшихся народов получили окончательную прописку совершенно конкретные образы-символы, ставшие неотъемлемой частью культуры и вошедшие в кровь и плоть народного духа. Тотемические пережитки, связанные с лебедем, по сей день живут в запретах убивать или употреблять в пищу эту величавую птицу. «Не стреляйте в белых лебедей!» — это табу стойко держалось в народных традициях на протяжении многих тысячелетий. По русским поверьям, даже если только показать детям убитого лебедя, то они непременно умрут!

Тотемические символы неистребимы: передаваясь от поколения к поколению, они живут не только в изображениях, изваяниях, устном и письменном слове, но и в традиционных обрядах. Никакие идеологические доминанты не смогли вытеснить тотемические каноны русской свадебной лирики. Ее главные действующие лица — жених и невеста — именуются по-тотемному: утка да селезень, сокол да лебедь.

Сокол да Сокол Соколович,Свет добрый родной молодец…Летал Сокол по крутым горам,Искал Сокол лебединые стада…Что, Гоголь мой, Гоголечек?Был ли ты, Гоголь мой, на море?..Белые Лебедки! Где вы бывали?..Не вылетай, Утица, из-за острова…

И т. д. и т. п. Эта загадочная на первый взгляд свадебная символика уходит своими корнями в те невообразимо далекие времена русской предыстории, когда не было вовсе никакой этнической или языковой расчлененности и тем более — национальной обособленности, и представители одних тотемных родов женились или выходили замуж за иноплеменников иной тотемической принадлежности. Как сейчас говорят: «вышла замуж за русского (татарина, якута, осетина и т. д.)», — так тогда говорили: «вышла замуж за сокола (лебедя, гоголя, ворона, журавля и т. п.)», имея в виду принадлежность жениха или мужа к конкретному тотему.

Песен с тотемными отголосками записано великое множество: они не канули в Лету, а по сей день выступают неотъемлемой исполнительской стороной русского свадебного обряда. Естественно, соколами и лебедями, селезнями и утками обрядовый фольклор не ограничивается. Известно, к примеру, множество вариантов шуточной песни про свадьбу совы, что вышла замуж за «белого луня, за милого друга». Здесь тотемная сова заменила традиционную лебедь (утицу), а тотемный сокол превратился в свою более редкую для фольклора ястребиную разновидность — луня. Русские песни сохранили множество свидетельств и о древнейших дендрототемах. Знаменитая «Калинка-Малинка» — не что иное, как закодированный тотемный пароль, фиксировавший когда-то конкретную тотемную принадлежность. А рефрен типа «Ой, калина моя! Ой, малина моя!» сродни припевам «Ой, Дид-Ладо!» с призывами к славянским языческим Богам Диду и Ладу. Былинный Калин-царь — отголосок все тех же тотемных времен и подчас жестокого противоборства различных тотемов; лишь впоследствии произошло его совмещение с воспоминаниями о более знакомых по злодеяниям врагах, в основном — о степняках-кочевниках, что веками терзали Русь. Из того же тотемного прошлого и сказочный Калинов мост как символ кланово-племенного рубежа.

С растительными тотемами связано множество обычаев и поверий, доживших до настоящего времени. Испокон веков существовало на Руси поклонение деревьям. Ни одна власть не оказалась в состоянии выкорчевать древнейшие языческие традиции. В прошлом церковные и светские источники постоянно отмечали неискоренимость культа деревьев: то тут, то там древопоклонники молились либо в священных рощах, либо «около куста», либо просто «дуплинам деревянным», либо перед особо почитаемыми деревьями, а ветки обвешивали платками и полотенцами.[51] И все это вовсе не дела давно минувших дней. Этнографы регулярно констатируют стойкую и повсеместную веру в целительную и оберегательную силу деревьев,[52] что наглядно проявляется хотя бы в народном обычае стучать пальцем по любому деревянному предмету, дабы предотвратить беду — отвернуть ее от задуманных планов или благополучного течения дел. Во многих районах — особенно на Севере и в Сибири — деревьям и кустам по-прежнему приносятся плоды, а ветки либо завиваются (как у березы на Семик), либо украшаются лентами. Кое-где до сих пор старые дуплистые деревья считаются наделенными целительной силой: чтобы ею воспользоваться, нужно прислониться к стволу, залезть в дупло или пролезть через него, если оно сквозное.