Сергей Ткаченко - Информационная война против России Страница 25

Слепое заимствование западных представлений о безусловной пользе частной собственности выразилось в безликой, на первый взгляд, ст. 35 Конституции РФ. Она определяет, что «каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами».

Под прикрытием этой конституционной статьи выдвинут и основной лозунг демократических преобразований — «Обогащайтесь!». В кратчайшие сроки была организована и проведена широкомасштабная приватизация. Основным ее итогом в России стало несомненное главенство частной собственности над всеми другими ее формами. Об этом свидетельствуют следующие цифры: к концу 1999 года индивидуальная и групповая формы собственности охватывали свыше 74 % всех предприятий и организаций нашей страны, а в промышленности их доля составляла 88,7 %[311]

Приватизация, трактовавшаяся как передача государственной собственности гражданам России, была направлена на решительный разрыв с тоталитарным советским прошлым и плановой экономикой. Как уверяли нас идеологи приватизации, данный процесс должен был предоставить каждому гражданину России «равные стартовые возможности, равные шансы на определение своего дальнейшего пути»[312]; «хозяин никогда не позволит себе пускаться в авантюру, ему никогда не придет в голову нарушать права соседей». В то же время утверждалось, что собственность и капитал «объединяют людей и заставляют их требовать от своих правительств гарантии порядка и спокойствия в обществе»[313].

Закономерен был и криминальный характер приватизации, чего даже не скрывают главные вдохновители тогдашних экономических реформ. «На финише 1991 года, — констатирует А. Чубайс, — стихийная приватизация уже бушевала вовсю. По сути, это было разворовывание общенародной собственности. Но это разворовывание не было нелегальным, потому что легальных, законных схем разгосударствления не существовало»[314]. О том, как западные исследователи относятся к данной проблеме, говорилось выше, так что повторяться не буду.

Необходимо лишь подвести итоги такой криминальной приватизации. Результат этого «перераспределения» мы сегодня наблюдаем воочию. В период с 1990 по 1998 год Россия приватизировала государственной собственности больше, чем любая другая страна, однако по доходам от ее реализации заняла лишь 20-е место. Нас опередила даже Венгрия, где государственная собственность была намного скромнее российской. Это не помешало бывшему соседу по соцлагерю получить от ее приватизации в 1,6 раза больше, чем Россия. Доходы на душу населения, полученные от приватизации, распределились следующим образом: в России они составили 54,6 доллара, в Австралии — 2560,3 доллара, в Португалии — 2108,6 доллара, в Италии и Великобритании — более 1100 долларов[315].

Философию российской ваучерной приватизации можно четко проследить в интервью А. Чубайса, которое он дал по случаю десятилетия со дня ее начала: «75 % российского ВВП производится в частном секторе, созданном с помощью ваучера! Нужны были ваучеры по Чубайсу или по Лужкову? Десять лет назад это был вопрос вопросов: остановить, отменить! Все кипело, бурлило и т. п. Сейчас острота спала. Через пять лет спадет еще больше. А через 15 лет никого не будет интересовать: правильно — неправильно? Все осядет, осыплется. Что останется? Частная собственность в России»[316].

В России происходила практически безвозмездная раздача государственной собственности лицам, входящим в круг политической и экономической элиты, а также их активным сторонникам. Приватизация проводилась под благовидным предлогом «выращивания» собственника как основы настоящего государства.

И такой «средний класс» появился. Здесь необходимо различать лозунги правящей элиты и ее действительные цели, которые удалось достичь на все 100 %: власть имущие до сих пор пользуются плодами приватизации. Благосостояние всего общества, по-видимому, в круг их интересов не входило.

Поэтому ошибочным выглядит устоявшееся мнение, будто лишь «слепое копирование» западных образцов привело к неудаче приватизации. Именно в нем находит Э. А. Акопянц основную причину провала экономических реформ в России: «Расчеты руководства нашей страны на то, что слепое копирование западной экономической модели <…> само по себе приведет к формированию класса обеспеченных собственников, способных без помощи государства обеспечить себе достойные жилищные условия, оказались иллюзорными. По различным оценкам, к среднему классу в России даже в настоящее время можно отнести от 10 до 20 % населения»[317].

Сегодня для многих исследователей все же наступает запоздалое прозрение. Так, М. В. Власова считает, что для правильного понимания сути российской приватизации ее необходимо рассматривать «не только в юридическом, социально-экономическом, но и нравственно-этическом смысле. Если исключить нравственно-этический фактор из социологического анализа, нельзя будет получить объективное представление о процессе приватизации в России — так же как и об октябрьском «черном вторнике» 1994-го, и о дефолте 1998-го, да и вообще об экономической реформации в России 1990-х»[318].

По ее мнению, в России на данный момент сложилась достаточно противоречивая картина. С одной стороны, современное российское государство присвоило и по-настоящему превратило в свою собственность основной итог социализма — социалистическую собственность (то есть всего народа). С другой стороны, государство в лице его руководства (вплоть до 2000 года) решило не иметь ничего общего с «кровавым» коммунистическим прошлым (единственное исключение составила, разумеется, созданная на этой «крови» социалистическая собственность). Для этого власть сделала вид, будто собственность всего российского народа, доставшаяся ему в наследство от советского государства, появилась без участия периода социализма[319].

По мнению некоторых западных экспертов, события 1990-х годов были не чем иным, как способом выживания прежней политической элиты и дальнейшего укрепления ее позиций (прежде всего — экономических). По этой причине о приходе к власти неких новых социальных сил говорить не приходится.

В этом плане интересна совместная научная работа П. Роддоуэя и Д. Глинского «Рыночный большевизм: трагедия российских реформ». В ней подчеркивается, что с 1991 года в России вместо рыночных реформ наиболее алчная часть старой советской номенклатуры планомерно осуществляла заговор, направленный на сохранение своей власти. Деятелей широкого демократического движения, чья борьба и привела к падению коммунизма, отстранили от реальной власти. Ее захватили бывшие партийные деятели, представители спецслужб и тому подобные силы, которые поделили между собой государственную собственность и монополизировали руководство страной[320].

Миф о благости частной собственности прекрасно показал в России свою несостоятельность. В настоящее время рядовой обыватель может наблюдать удивительную картину: заводы не работают (они либо законсервированы, либо превращены в торговые рынки), а ВВП нашей страны постоянно растет. Особенно показательны результаты экономических реформ в сельской местности.

В сельском хозяйстве Эвенкии от дореформенного потенциала (до 1990-х годов) сохранилась всего седьмая часть, а в Республике Алтай — чуть больше (20 %). В Тыве, Хакасии и Бурятии индекс сельскохозяйственного производства в 2002 году составлял лишь половину своего значения в 1990 году[321]. Масштабы безработицы в регионах также потрясают: в Тыве каждый четвертый представитель экономически активного населения не имеет постоянной работы, в Республике Алтай и Бурятии — каждый пятый, в Хакасии — каждый седьмой. Аналогичный показатель отмечается по Сибирскому федеральному округу в целом.

Уровень жизни многих социальных групп и целых народов сегодня сравним с тем, что был 100 лет назад[322]. По разным оценкам, от 30 до 70 % всего населения Сибири фактически оказались вне экономики, среди коренных народов его доля доходит до 95 %. Почти 90 % населения Крайнего Севера и Сибири оказались за чертой бедности[323].

Данную ситуацию практически невозможно изменить законным путем. Это связано с тем, что Конституция Российской Федерации особое внимание уделяет принципу неприкосновенности собственности. Под него подводятся различные законопроекты, позволяющие легализовать все приватизационные преобразования, несмотря на их явно преступный характер.

Показательна инициатива думской фракции «Единство», открыто предложившей сократить до трех лет срок, в течение которого могут быть обжалованы сделки по приватизации. Смысл этого законопроекта можно сформулировать коротко и ясно: «передел собственности недопустим». Бывший председатель комитета по бюджету Государственной думы В. Резник заявляет, что «основная приватизация прошла с формальными и многочисленными нарушениями и при желании всегда можно что-то найти. Но делать это опасно»[324].