Сборник - «История евреев — наша история» Страница 25

Боец Пейсах Марьяхин с честью сражался вплоть до освобождения Крыма и вернулся в родной город.

В составе городской подпольной организации боролась Мария Исааковна Трошина (Шихманович). М.И. Шихманович была замужем за врачом Трошиным, русским, и когда пришли немцы, скрыла свою национальность. Мария Исааковна избежала гибели после провала феодосийского подполья осенью 1943 г., но ее 17-летний сын Роман погиб в гестапо. Уроженец Феодосии военный разведчик Исаак Анджело был заброшен в Крым, но попал в руки врага и погиб в гестапо в феврале 1944 г. Его брат Яков погиб на фронте.

В освобождении Феодосии в апреле 1944 г. участвовали Борис Бурштейн, воевавший в морской авиации, и водолаз Михаил Жабин. Старшина 1-й статьи Жабин очищал феодосийский порт от вражеских мин.

Феодосийцы — евреи и крымчаки — честно сражались за Победу на всех фронтах Великой Отечественной войны. В борьбе отдали свои жизни Борис Лещинский (погиб 4 апреля 1941 г.), Исаак Шварцблат и его сын Яков (погибли под Сталинградом), медсестра Ханна Горелик (погибла в мае 1942 г.), Роман Меламед (погиб в 1943 г.), Давид Подкаминский (погиб в феврале 1945 г. под г. Мариттен, Германия)…

Всего сто двадцать человек.

История семьи как часть общей истории

Гольдштейн Алла, г. Измаил

Каждый человек — это отдельная история, отдельный мир. Каждый человек, каждый мир имеет свое начало. Семья — начало человека и его продолжение, а значит и продолжение истории.

Еврейская традиция в первую очередь включает в себя исполнение заповеди вступления в брак, конечно же, с полным пониманием того, насколько важный и значительный поступок совершает человек, ибо:

 «Каждый, у кого нет жены, живет без радости, без благословения, без добра, без Торы, без защиты, без мира».

Несоблюдение этой заповеди является грехом. Конечно, любой человек, не только еврей, не хочет остаться один, но все же, это то, что объединяет нас — заповеди, Тора, история.

Малларки сказал, что все существует, чтобы когда-нибудь попасть в книгу. Сейчас можно добавить — чтобы попасть в кадр, с той целью, чтобы осталось в памяти, чтобы оставить след, а значит — войти в историю. Мы все имеем как прямую, так и косвенную связь с историей — мы можем как воздействовать на ход истории, так и следовать событиям, которые она предоставила и продолжает предоставлять. Все зависит от нашего положения, желания действовать, нашей активности, пассивности — от выбранного жизненного пути. Ведь каждый новый «исторический цикл» оказывает свое влияние на нас и на наши семьи. Это легко проследить, если рассмотреть биографии людей, генеалогические древа их семей — свидетелей определенных исторических событий.

Прежде всего, я бы хотела рассказать о своей семье. Я считаю, что она является свидетелем, как и каждая семья, определенных исторических процессов.

Моя семья состоит из отца, матери, брата и меня, а также бабушки и дедушки со стороны матери. Для начала я хочу рассказать историю семьи родителей моего отца, Гольдштейна Евгения Абрамовича. Мать моего отца, Фельдман Анна Абрамовна, моя бабушка умерла 4 года назад. Прожила она долгую жизнь, долгую, но нелегкую. Родилась в Брацлаве, в 1919 г. в семье Абрама и Ханны (Хушд) Фельдман. Отец служил в царской армии (возможно, его отец был кантонистом — в 1826 г. был введен указ о рекрутской повинности для евреев; в 1874 г. евреи уже были уравнены с другими гражданами Российской империи), во время I мировой войны стал инвалидом, получал небольшую пенсию. Семье помогала многочисленная родня.

Известно, что после 1880 г. множество еврейских иммигрантов из стран Восточной Европы прибывают в Америку из-за погромов и преследований — эмигрировать удалось дядям моей матери. Они помогали семье вплоть до 20-х гг. XX в. — пока Советский Союз «не стал на ноги». Бабушка рассказывала, что после событий 1918 г. их семье пришлось тяжело. Власть часто менялась. Некоторое время еще спасал маленький магазинчик-лавка (мануфактурный), но в один «прекрасный» день семья осталась без него. После этих событий (1924 г.), бабушка переехала в Одессу, к тете. С тех пор и до самой войны жила у нее. Тетя к ней хорошо относилась. В мае 1941 г. нашла «хорошего еврейского мальчика», но свадьба не состоялась, т. к. в июне началась война…

С этого момента у многих людей истории становятся сходными, особенно у людей еврейской национальности.

Как военнообязанную, бабушку призвали на фронт медсестрой. Осенью 1941 г. их батальон был разгромлен; те, кто выжил, вернулись в Одессу. Вернулась и бабушка. Когда она вошла во двор, ее перехватила соседка, сообщила, что всю семью уничтожили фашисты и посоветовала хорошо спрятаться. Наступили страшные времена… Долгое время она пряталась по подвалам, ютилась в разрушенных домах. Но зима 1941-42 гг. была очень холодной, в конце февраля 1942 г. она сама пришла в гетто, после чего ее сразу же отправили этапом на расстрел. Их привели на огромное белое поле, построили в шеренгу перед рвом и начали стрелять. Сильный шум в ушах — последнее, что она услышала в ту минуту — залпы, автоматную очередь. Очнулась, когда уже все стихло. Некоторые люди еще шевелились. Она нашла в себе силы, встала. Оказалось, что ее даже не ранило, только оглушило. Она поднялась наверх и увидела перед собой белую даль. Увидев забытый в поле комбайн, очень обрадовалась — в нем было что-то человеческое. Там и переночевала. После она ходила по селам и жила у людей.

Но ее схватили во второй раз и отправили этапом в лагерь в Доманевку. То, что произошло там, как они жили, как питались, она редко рассказывала. Воспоминания всегда сопровождались полными глазами слез. Известно, что из этого лагеря спаслись немногие. В концлагере бабушка познакомилась с дедушкой, и они вместе сбежали оттуда в 1944 г. на дедушкину родину, г. Вилково, затем переехали в Измаил. В 1947 г. родился мой отец — Гольдштейн Евгений Абрамович. Впоследствии бабушка узнала, что из ее родных в живых остался только брат, который служил в рядах Советской Армии. У дедушки живой осталась только сестра, Гольдштейн Клара Захаровна.

После войны, как известно, имели место антисемитские проявления, и бабушка очень хотела поменять фамилию, но дедушка наотрез отказался.

Моя мама, Гольдштейн Бэлла Леонидовна, родилась в простой семье. Ее родители живут в пгт Любашовка, Одесской области. Дедушка, Михайленко (Михлин) Леонид Григорьевич, сделал удивительную карьеру. Родился он в с. Выгода, в 1932 г.; бабушка, Михайленко (Койфман) Софья Исааковна, родилась в 1933 г. Во время войны вся семья бабушки эвакуировалась в Казахстан, кроме сестры матери моей бабушки — она со своей семьей осталась в г. Одессе — они не поверили в то, что может произойти, и все погибли.

Семья дедушки — мать с тремя детьми — эвакуировалась в Узбекистан, отца призвали в армию, где он погиб в 1942 г., в битве под Сталинградом. На стелле на Мамаевом Кургане высечена его фамилия.

После войны все семьи вернулись в Любашовку, где и познакомились будущие мои бабушка и дедушка.

Наша семья сохранилась вопреки определенным историческим процессам (1941–1944 гг.); из поколения в поколение остаются почитание старших, взаимопомощь между членами семьи, стремление к образованию, достойное воспитание, уважение и самое главное, что объединяет нас — это общая история. Проследив историю одной семьи, мы можем сказать, что события семьи развивались на фоне исторических событий и история государства в целом касалась каждой семьи и каждого человека в отдельности.

История евреев Одессы в городском фольклоре

Аеров Михаил, г. Одесса

Одесса — этот город вызывает у многих различные ассоциации, воспоминания и чувства… В памяти сразу же всплывают слова: «Одесса-мама» и Привоз, шаланды и Оперный театр, бычки и коммуналки, «Молдаванка и Пэрэсыпь»… Общение с одесситами, с этим коктейлем из народностей, населяющих город, оставляет после себя вкус, который хочется почувствовать снова и снова. Одессит — это национальность со своим уникальным языком. Кто не слышал и даже не произносил сам, ссылаясь на то, что так говорят в Одессе-маме: «Я с вас смеюсь! Ну, это две большие разницы!» Чтоб я так жил, как вы все это говорили! И случайно ли вообще возникло выражение «Одесса-мама», которое от одесских биндюжников и балагул переняла не только «вся Одесса», но и вся страна?

Кстати, вы знаете, откуда взялось слово «балагула», которым в Одессе называли извозчика? Знатоки утверждают, что оно происходит от «бааль-агала», ивритского выражения, буквально означающего «хозяин повозки», ну а по сути являющегося обозначением этой почтенной профессии.

Нет, поначалу правительство пыталось бороться за «правильность» языка совсем юного на тот момент города. Екатерина решила сделать Южную Пальмиру одним из центров изящной словесности. А также заселить одесситами. А еще до того — откуда-то этих одесситов взять. А уж когда они разведутся, — всем режимам и правительствам по очереди бороться «с этими одесскими штучками». Кто до сих пор не понял, что это процесс не то чтобы бесконечный, но как минимум — до конца света, тот пускай ест побольше фосфора.