Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6418 ( № 23 2013) Страница 25

– Давайте начнём с 20-й статьи. Если обогащение незаконное, то за это надо привлекать к ответственности. И не важно, подписана статья или нет. Переписать наши законы? Ладно, напишем другие. Они точно так же не будут выполняться, как не выполняются ныне действующие.

Да, надо очистить органы власти от коррупционеров. Но кто будет очищать? Я замечал: почти всегда, когда мы, следователи и адвокаты, сталкивались с сотрудниками Департамента собственной безопасности МВД, в чьём ведении борьба с коррупцией в полицейских рядах, мы видели – эти милицейские чиновники ездят на самых дорогих иномарках.

С 1996 года я работаю адвокатом. С каждым годом адвокатам по уголовным делам становится работать всё хуже и противнее. Если раньше можно было что-то сделать, то сейчас весь ход процесса запрограммирован, результат известен заранее. На мой взгляд, в наших судебных процессах состязательности, сопоставления доводов сторон при рассмотрении дела не происходит.

Тем, кто будет лечить наш «организм», надо быть готовым: будет очень тяжело.

Беседовал Владислав ПОЛЯНСКИЙ

Преображение старости

"Сегодня сходила в баню, - пишет одна юная особа в своём блоге. – Какое наслаждение! И для здоровья полезно, и для моих заказчиков, сплошь VIP"ов, теперь я не просто девушка, а – картинка. И только одно испортило настроение: копошились вокруг какие-то сорокалетние старухи – зрелище отвратительное. И ещё мазали друг друга кремами, натирались средствами от целлюлита, как будто это им, старухам-уродинам, может чем-то помочь".

...Ей, двадцатипятилетней, сорокалетние уже кажутся никчёмными старухами. В молодую головку не приходят простые мысли. А между тем (обращаюсь я к этой блогерше) вас, сударыня, от "старух-уродин» отделяет лет пятнадцать всего, и новая поросль, уже наступающая вам на пятки, будет так же видеть совсем скоро уже вас: ей (то есть вам, уважаемая блогерша) уже ничто не поможет, скажут они брезгливо, а туда же, массажи, кремы, фу, какая гадость[?]

Да, в Европе ХХ и ХХI века привилегиями пользуется юность. Однако так было не везде и не всегда. На Дальнем Востоке старость порой и сегодня ещё почитается в большей степени, чем на Западе, а в неиндустриальных обществах пожилые женщины вообще обладали совсем иным, высшим статусом.

Социологи пишут: «Общества различаются по тому, насколько уважительно они относятся к старости. Во многих аграрных обществах, включая императорский Китай, пожилые люди пользовались особым почётом и уважением. У жителей Северной Бирмы долгая жизнь почиталась за привилегию, дарованную тем, кто вёл праведную жизнь в предыдущей инкарнации. Люди выказывали уважение к пожилым тем, что старались не наступать на их тень. Молодые женщины искусственно «старили» свою внешность, поскольку почёт и привилегии были связаны с возрастом».

А когда, собственно, начинается старость?

Из дневника священника, прадеда моей подруги: «Невеста была уже немолода, ей шёл двадцать пятый год…» Современные же учёные полагают, что начало старения присутствует уже в оплодотворённой клетке.

Но в нынешнем обыденном сознании правит бал ювенильность: юность наделяется всеми мыслимыми достоинствами только за то, что – юность. А людям в возрасте уже среднем, в особенности женщинам, общественное мнение склонно приписывать набор негативных черт: они и некрасивы, и склочны, и неумны, и безнадёжно отстали от жизни.

Моё поколение попало как бы в щель между обществом геронтофильным и ювенильным. Нам долго говорили: вы ещё слишком молоды, чтобы так думать (говорить, поступать, двигаться по служебной лестнице и т.п.). Но тут грянули 90-е, и как по мановению чьей-то руки мы стали «слишком старыми» – для любви, карьеры, да для всего на свете. Людьми среднего возраста мы так и не успели побыть. И хотя один из руководителей государства недавно заявил, что при приёме на работу недопустима дискриминация по возрасту, согласно объявлениям, как правило, требуются работники в лучшем случае до сорока, а то и до тридцати. И не важно, что ты умеешь: тебе уже «слишком поздно». Достоевский в «Братьях Карамазовых» писал, что этими двумя словами – «слишком поздно!» – может быть описан ад.

Ну уберут из объявлений возрастные ограничения, но ничто не помешает работодателям отказывать в приёме именно по этой причине, ведь всегда есть возможность прикрыть отказ причиной другой. В результате многих из нас выбило из профессии, которая перестала кормить, но, так или иначе, большинство как-то (или кое-как) устроилось, если не заболели или не спились от вдруг возникшей социальной невостребованности; будете при случае на кладбище, посмотрите, сколько ушло из жизни людей в эти годы в самом цветущем возрасте. А вот у поколения настоящих стариков, наших матерей и отцов, жизнь сложилась гораздо хуже. И, что самое горькое, – не только по вине власти, но и по нашей, простых обывателей, вине.

Да, с людьми «третьего возраста» бывает непросто. И здоровье сдаёт, и память становится хуже, и часто, увы, начинают доминировать не лучшие стороны характера. Но ведь старым быть так трудно: всё меньше возможностей, всё больше ограничений и зависимости от других людей, всё более чужой, непривычный, головокружительно быстро меняющийся мир, отчего чувствуешь себя осиротелым и растерянным. « Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками », – писал ещё Ларошфуко, а Фаина Раневская добавила: « Старухи, по моим наблюдениям, часто не обладают искусством быть старыми. А к старости надо добреть с утра до вечера! »

Добреть…

Это трудно само по себе, но ещё труднее, если окружающие только свирепеют. И никто у нас не занимается этой проблемой отцов и детей, что приводит к особенно тяжким последствиям в условиях социального коллапса. Вот у финнов, к примеру, есть специальные школы старения . Пожилых людей учат, как правильно стареть. Ведь возможности молодости уходят, зато открываются новые – возможность выработать в себе собранность, цельность, найти внутреннюю точку опоры, возможность быть, а не казаться, сделать то, что из-за нехватки времени откладывалось всю жизнь, да так и не было сделано, продолжать жить, а не оставаться в прошлом. Это требует особой и трудной работы – душевной, психологической, но окупается с лихвой.

Дома для престарелых часто строятся рядом с детскими садами: чтобы дети и пожилые люди могли общаться, чтобы малыши привыкали к старости как к нормальному человеческому возрасту, к человеку в инвалидной коляске – как к обычному человеку, а старики могли бы порадоваться, глядя на малышню и сохраняя любовь к жизни, а не ненавидя весь мир и желая ему погибели вместе с собой.

Ничего подобного у нас пока нет, хотя, казалось бы, опыт, пусть только тот, что не требует больших денежных вложений, перенять не трудно. Но – зачем? Идеи пресловутого «рынка» захлестнули общество: всё стало называться «услугами», а за услуги надо платить; а какой смысл платить за то, что уже не принесёт прибыли, – за утешение старости? Неэффективно… Ужас в том, что такова логика не только чиновников, а всё чаще и чаще – простых людей. Нас с вами.

И возвращаясь к блогерше, с которой я начала эти заметки: вы, мадам, думаете, что ваша молодость – это ваша заслуга? Ошибаетесь. Гордиться можно тем, что заработано собственными усилиями, трудом, т.е. самой. А молодость даётся нам даром и потому – не заслуга, как и старость – не порок. Просто меняется мода.

Ну, скажете вы, старость – это когда будет, а сейчас на коне – я. Увы, огорчу вас и тут. В клубе, на светской тусовке, именно вашей ровеснице, разоткровенничавшись, двадцативосьмилетние джентльмены поведали о том, что двадцать пять для женщины – это уже старость. Джентльменам интереснее пятнадцати–семнадцатилетние. Ну, восемнадцатилетние, но это уже крайний случай...

Молодость – быстротекущая пора. Как же вы собираетесь жить дальше – в тридцать, в сорок, в пятьдесят и – страшно вымолвить – в шестьдесят и семьдесят? Станете всеми средствами возвращать утраченные с возрастом формы?

Как-то впереди меня шла девочка: на шпильках, девчоночья причёска-хвост, мини-юбка – она привлекала всеобщее внимание. Я обогнала её и обернулась: неподвижная маска вместо лица, а главное – глаза, они выдавали её с головой. Ей было лет семьдесят, и стало за неё страшно неловко.

Митрополит Антоний (Сурожский) говорил: «Да: я – это моё тело, равно как и моя душа. И человека можно рассматривать только в целостности. Поэтому когда мы смотрим на тело, мы смотрим на него с благоговением. Мы видим его со всем страданием и всей радостью, всей тайной жизни , какая была в этом человеке. Тело можно бы назвать видимым образом невидимого» ( выделено мной. – А.Я. ).