Владимир Гельман - Из огня да в полымя: российская политика после СССР Страница 26

Следующими шагами Путина и его команды стало первичное переформатирование той «выигрышной коалиции», которая досталась им в наследство от предшественника. С момента прихода Путина к власти он стремился инкорпорировать в неконкурентную систему обмена ресурсами тех акторов, кто мог претендовать на политическую автономию. Те же, кто пытался претендовать на политическое влияние за пределами рамок «навязанного консенсуса», стали объектами атак со стороны государственного аппарата и/или вскоре перестали оказывать значимое воздействие на ход событий.

Первым знаковым событием в этой связи стало начало работы нового созыва Государственной Думы. Гели в 1993–1999 годах нижняя палата служила базой оппозиций различных оттенков (от КПРФ до «Яблока»), то после триумфа «Единства» сторонники Путина могли претендовать если не на большинство мандатов, то, по крайней мере, на роль «группы вето» [119] . Уже на первом заседании «Единство» и его союзники при поддержке президентской администрации достигли неформального соглашения с КПРФ о разделе между собой наиболее значимых постов в руководстве Думы и ее комитетов не пропорционально численности депутатов во фракциях (как это было ранее), а по принципу большинства [120] . Коммунисты сохранили за собой пост председателя палаты, а «Единство» и его сателлиты провели своих представителей в председатели ключевых комитетов Думы. В результате этого другие фракции (прежде всего, «Отечество») получили лишь ряд второстепенных постов и в итоге вынуждены были согласиться с подчиненным статусом. «Отечество» заявило о своем союзе с «Единством» на правах младшего партнера и вскоре было подвергнуто принудительной кооптации в состав созданной по инициативе Кремля новой партии – «Единая Россия» – по принципу «недружественного поглощения». «Единая Россия» и ее сателлиты создали в Думе коалицию в поддержку Путина, обладавшую 235 голосами депутатов. В свою очередь, обеспечив себе устойчивое лояльное парламентское большинство, Кремль организовал передел власти в Думе – весной 2002 года коммунисты и их союзники были поставлены перед выбором: либо лишиться постов руководителей палаты и ее комитетов, либо покинуть партию, после чего КПРФ окончательно и бесповоротно утратила влияние на деятельность парламента [121] . Таким образом, Кремль смог обеспечить безусловный контроль над принятием в парламенте основных законов, и правительство страны впервые за десять лет политики экономических реформ получило поддержку в парламенте, требуемую для принятия ряда необходимых и длительное время откладывавшихся им мер в области налогового, трудового, пенсионного, судебного законодательства. Политическое значение парламента оказалось, по сути, сведено к юридическому оформлению решений, уже принятых исполнительной властью [122] .

Успех в обеспечении контроля над Думой помог Кремлю и в реализации плана по рецентрализации власти и ослаблению влияния региональных политических элит. В мае 2000 года Путин объявил о создании на территории России семи федеральных округов, каждый из которых включал в себя ряд регионов страны, и о назначении в них своих полномочных представителей с широким и слабо очерченным набором полномочий. Президентские «наместники» должны были обеспечить контроль за соблюдением в регионах федеральных законов и за использованием федерального имущества, а также координировать действия территориальных служб федеральных органов исполнительной власти, прежде всего – силовых структур. Таким образом, власть региональных лидеров, многие из которых бесконтрольно распоряжались ресурсами своих «вотчин», оказалась частично ограничена [123] . Однако правовые основания для их господства создавали не только широкие и слабо определенные полномочия глав исполнительной власти регионов, но и порядок формирования верхней палаты парламента – Совета Федерации, который с 1996 года состоял из руководителей законодательных собраний и органов исполнительной власти регионов. Этот механизм повсеместно критиковался как неэффективный с точки зрения и законотворчества, и представительства интересов регионов в Центре. Путин предложил новый законопроект, направленный на то, чтобы лишить глав органов власти регионов мест в верхней палате парламента (и, таким образом, лишить их влияния на принятие решений в Центре, а заодно и депутатской неприкосновенности). Летом 2000 года лояльная Дума приняла закон, согласно которому к началу 2002 года их места в Совете Федерации были заняты профессиональными законодателями. Новые члены верхней палаты, однако, назначались на свои посты региональными органами власти. В новый состав верхней палаты вошли в основном профессиональные лоббисты, вполне лояльные Кремлю, но обладавшие весьма сомнительной легитимностью. Вскоре после этой реформы Совет Федерации утратил самостоятельное политическое значение и лишь послушно «штамповал» решения, принятые Кремлем и одобренные Думой [124] .

Курс рецентрализации управления страной, получивший в широком обиходе название укрепление вертикали власти, преследовал цели усиления позиций главы государства за счет ослабления региональных элит по принципу «игры с нулевой суммой». Другой закон, одобренный Думой, дал президенту право распускать региональные законодательные органы и смещать с постов избранных населением глав исполнительной власти регионов в случае нарушения ими федеральных законов (в отдельных случаях – даже без решения суда). Несмотря на сопротивление Совета Федерации, эти законы были быстро приняты с незначительными поправками, и большинство региональных лидеров вынужденно согласились со своим подчиненным статусом. Для тех же, кто не готов был играть по этим правилам, уроком послужил конфликт в ходе выборов главы администрации Курской области, когда действующий губернатор Александр Руцкой за день до голосования был исключен из предвыборной борьбы по решению суда из-за нарушений им закона о выборах в ходе кампании (хотя по этим мотивам можно было лишить права быть избранным любого претендента, включая и Путина). Неудивительно, что вскоре никто из региональных лидеров уже не смел не то чтобы открыто возражать Путину, но и претендовать на политическую автономию от Кремля.

Одновременно, Кремль усилил давление на неподконтрольные ему средства массовой информации – и, прежде всего, на телевидение, имевшее наиболее широкую аудиторию и во многом способное повлиять на общественное мнение. Летом 2000 года, пользуясь контролем государства над 51 % акций первого канала телевидения, охватывавшего всю страну (компания ОРТ), Кремль добился смены политики канала, отстранив от рычагов управления «олигарха» Бориса Березовского, который ранее фактически управлял им как своей собственностью. Единственным общероссийским негосударственным телеканалом осталось НТВ, принадлежавшее другому «олигарху», Владимиру Гусинскому. НТВ поддержало «Отечество» на парламентских и Явлинского на президентских выборах и открыто критиковало политику Путина в Чечне. В мае 2000 года Генеральная прокуратура возбудила уголовное дело против Гусинского и возглавляемых им компаний, и вскоре Гусинский был арестован, хотя позднее выпущен на свободу и выехал за границу. После этого на НТВ стал претендовать его крупнейший кредитор – контролируемый государством концерн «Газпром», который в конце концов добился смены руководства компании и его редакционной политики. Часть журналистов НТВ, не согласных с этим решением, перешла на канал ТВ-6, контролируемый тем же Березовским. Но к концу 2001 года и ТВ-6 был закрыт по решению суда. Другие средства массовой информации, ранее занимавшие независимую позицию, после этого уже не решались проявлять нелояльность к Путину и его политике [125] .

Развитие взаимоотношений между правительством и представителями крупного бизнеса («олигархами») проходило по той же схеме «кнута» и «пряника» – то есть поощрения лояльных и наказания тех, кто претендовал на автономию. Уже летом 2000 года Путин на встрече с «олигархами», проходившей в его загородной резиденции, сделал ключевым лидерам российского бизнеса «предложение, от которого невозможно отказаться» – оно позднее получило неофициальное название шашлычного соглашения [126] . Суть его состояла в том, что государство не будет пересматривать права собственности и сохранит «равноудаленный» подход по отношению к «олигархам», в то время как Большой Бизнес должен сохранять лояльность по отношению к властям и не вмешиваться в процесс принятия важнейших политических решений. Лишь немногие «олигархи» не согласились с условиями этого неформального соглашения и подверглись наказанию – тот же Борис Березовский лишился части своих активов, вынужден был продать оставшиеся по заниженной цене и вслед за этим покинуть Россию. У остальных представителей российского бизнеса в такой ситуации уже попросту не оставалось выбора. С одной стороны, президентская администрация восстановила контроль над крупнейшими корпорациями. Наиболее ярким тому примером стала смена менеджмента крупнейшего газового монополиста – «Газпрома». С другой стороны, Генеральная прокуратура и налоговые органы предприняли ряд проверок и расследований в отношении некоторых компаний, обвиняя их в неуплате налогов и других нарушениях законов. Эти атаки четко обозначали намерение Кремля ограничить влияние групп экономических интересов на принятие значимых решений и минимизировать их политическую автономию путем включения в новую систему подконтрольности по отношению к государству. Сходные тенденции возобладали и в отношениях государства с некоммерческими общественными организациями «третьего сектора», получившими доступ к государственной поддержке в обмен на политическую лояльность. Неудивительно, что вскоре не только все лидеры бизнеса, но и почти все сколько-нибудь влиятельные общественные деятели страны оказались полностью лояльны Кремлю, по доброй воле или вынужденно согласившись на подчиненный статус.