Михаил Веллер - Ум обреченных Страница 26

Государство, где бандиты открыто глумятся над законом – обречено. Наши предки вздергивали бандитов там, где их находили. О темные негодяи, кровожадные беззаконники! Вы исправились, вы стали гуманнее? Вот и молодцы, скоро свои и приезжие со всего мира бандиты будут резать вас на улицах перочинными ножиками.

В гуманнейшей Голландии ты не имеешь права пальцем тронуть вора, если он не трогает тебя. Вызови полицию, она его гуманно арестует – если успеет и сумеет. А пока – пусть ворует, бедный. Ударишь?! – ответишь перед судом. Аплодисменты Голландии, пока она еще жива!

Рабская Россия по-прежнему запрещает своим полурабам иметь оружие. Оружие – привилегия свободного человека, а ты смерд и место свое помни. Власть убивает – а ты не моги. Что, и власть не убивает? Ну, тогда бандиты. Он тебя убил – ну, не повезло тебе. Ты его убил? – снова не повезло тебе. Откуда оружие? Кто позволил? Получи за одно то, что посмел купить, носить и стрелять – вот тебе десятка каторги. А там тебя опустит бандит с такой же десяткой за убийство невинного.

Современное цивилизованное государство несравненно лояльнее к преступникам, чем во все прошлые времена. А налогоплательщики содержат преступников лучше и щедрее, чем во все прошлые времена. А законопослушный труженик по гуманному Закону бесправен и унижен перед преступником больше, чем во все прошлые времена.

Общество, в котором рядовой уголовный преступник может прямо в суде, используя беспомощность закона, глумиться над честным человеком, потерпевшим от него – это больное и порочное общество. Принятие и поддержание таких законов – это самоуничтожение государства: оно само уступает бразды правления преступникам.

Эти вещи кончаются или фашизмом, или развалом своего. Кажется, фашизм мы уже проходили.

Вот предприниматель дал кредит другому. А другой его кинул, и деньги грамотно сплыли. Государство говорит: извини, это твой риск, закон бессилен. А в частном порядке чиновник сочувствует и объясняет, что ты прав, но вот несовершенен закон. И ты идешь к бандитам и говоришь: берите себе половину долга, как у вас принято, а другую отбейте для меня, а то ведь хана мне. И бандиты выбивают деньги у жулика. И жулик жалуется государству, и бандитов сажают. Не бред ли?! Бандиты страдают за справедливость – а государство защищает жулика?! Кто бандит, кто жулик, кто честный и кто государство?!

Вот это смешение и смещение социальных ролей и называется нарастанием энтропии и сползанием системы к развалу.

Организованная преступность сегодня – это класс.

Средства производства – оружие. Способ производства – насилие. Производимый общественно полезный продукт – ноль: паразитический класс. Место в государственной структуре – реальная оппозиция и замещение функций насилия и перераспределения благ.

Чем сильнее и влиятельнее преступник – тем, соответственно, слабее и менее влиятельно государство: пространство у них на двоих одно.

Вот и растет коррупция на всех уровнях.

За некоей гранью «гуманизьм» перерастает в свою противоположность: преступник получает преимущества перед честным. За этой гранью и начинается гибель государства, основы которого постепенно теряют свою жизнеспособность.

34. Абсурд искусства: распад и коммерциализация. В принципе об этом говорили всегда. Конкретнее – последние сто лет. И то сказать – с тех пор сделаны значительные шаги.

Здесь не место вдаваться в детали, а книги об этом написаны и так.

Массовое искусство было всегда, и коммерческое тоже было всегда. Примитив для толпы, лесть для богатых. А вот абсурд был не всегда. Чем эпоха и характерна.

В живописи: условность примитивных форм.

В скульптуре: условность примитивных форм.

В архитектуре: упрощенная технологичность.

В «хэппенинге»: условность примитива.

В литературе: разрушение табу, снижение интеллектуального и поэтического уровня.

А искусство, как-никак, это социокультурное пространство общества, создаваемое обществом «под себя»; форма общественного сознания.

Упрощение и абсурдизация общественного сознания – они отражают и в свою очередь влияют на общественное бытие. Банально, так ведь верно, банальные истины вообще выверены временем, которое самый приличный из критиков-оценщиков.

«Кризис искусства» означает: где идеал? к чему стремиться? старое надо рушить, но где новые вершины? Все тот же развал устоев. Упрощение. Деморализация. Путь в хаос.

Элитное искусство сегодня в основном деструктивно – являя по форме упрощение и распад формы, а по содержанию – распад морали и ценностной системы базовой, предшествующей культуры, без выдвижения иных и новых созидательных, позитивных ценностей.

Массовое искусство, где лидером и образцом остается голливудское кино – агрессивно стандартизирует общественный вкус, вытесняя прочие образцы и средствами шоу-бизнеса позиционируя себя как единственное и настоящее искусство: грандиозный лубок опускает и присваивает себе черты и функции «высокого искусства» в сознании все большей части «элиты», формирующей эстетику общества. (Вот вам «Оскар».)

Старение наций

35. Не десять внуков хоронят бабушку, а один печально суетится – хороня всех бабушек и дедушек. И следствия этого не только экономические и социальные.

Старые нации коснеют, костенеют. Повышение среднего возраста – это уменьшение энергии народа, не тот напор и задор, не та отвага и величие целей.

Повышение возраста – это меньшая восприимчивость к новым идеям. Идейная инертность и инерционность, пассивность.

Возрастной консерватизм предпочел бы сохранить все так, как есть. Склонность к охранительной, оборонительной политике. Инициатива в противостоянии цивилизаций отдается другому: кто моложе, энергичнее и жаднее. Речь уже не о том, чтобы захватить новое и изменить мир – а сохранить старое и законсервировать мир.

Карьеры в устоявшемся обществе затруднены – все держатся на достигнутых ступенях до пенсии, и напор энергичного молодого возраста расходуется больше на то, чтобы занять высокую должность, и меньше на то, чтобы делать дело на этой должности, по сравнению с нациями молодыми.

Старший возраст чаще задается вопросом: «А на фига вообще это делать?» Сильнее хочет покоя. Сил меньше имеет. В результате все общество делает суммарно меньше, чем при прочих равных – молодое.

И повышается средний возраст родителей, и они рожают менее здоровых детей.

И все бо́льшую часть энергии общества берет забота о больных и старых.

Постиндустриализация как угасание

36. Сегодня в США 80 % экономики работает на производство услуг населению, и лишь 20 % – на производство продукта. И все говорят, что это очень хорошо и к этому и надо стремиться всем. Чтоб люди хорошо жили. И это – признак мощной и здоровой экономики. Гуманизм и забота о людях.

Сейчас.

Эта смешная и наивная ошибка, ставшая сегодня господствующим мнением, проистекает из непонимания сущности государства. Из вульгарного антропоцентризма. И не менее вульгарного рационализма.

Восходит она к «теории общественного договора» Руссо. Собрались люди вместе и решили: давайте договоримся, как нам жить вместе, чтобы всем было получше. Мы ведь умные! Все понимаем. И как решим – так и будем действовать в собственных же интересах. (Ученики и последователи Руссо устроили Великую Французскую Революцию – и неожиданно стали стричь друг другу головы с таким рвением, что до сих пор оторопь берет.)

Для человека естественно и комфортно думать, что это он создает государство для себя, и оно служит его интересам. А как же?! Солнце вращается вокруг Земли, это всем ясно.

Но. Но. История Вселенной и Земли – это эволюция систем от простых к сложным, и в усложнении поступенчатых структур – что происходит? Повышение энергии, энергетичности, энергосодержания все более сложных систем. Системы самообразуются таким образом, чтобы содержать в себе как можно больше энергии – или, что то же самое, способности к максимальным действиям.

Государство как совокупность людей способно сделать больше, чем все те же люди по отдельности, неорганизованно. А каждый отдельный человек, таким образом, в составе государства может сделать больше, чем в одиночку. (См. «Государство как структура».)

А система живет по своим законам и имеет свои задачи. Задача человека – не быть счастливым, как он обычно полагает, а как можно больше перечувствовать и сделать. Государство удовлетворяет целям этой задачи – вот он чувствует и делает. Человек как система полнее реализует себя в составе структуры государства как системы. А государство как система имеет задачей на своем уровне, в своем масштабе, также сделать максимум, на что оно способно.

Древний египтянин мог полагать сколько влезет, что царство существует для его безопасности, удобств и сытости. А государство «полагало» целью своего существования ставить гигантские пирамиды и храмы, окружающую действительность максимально перелопачивать. И заставляло человека пуп рвать сверх необходимого для спокойной сытой жизни. Что осталось бы от Египта без пирамид и храмов? А пшик. Ничего.