Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души Страница 26

Днем вечно кутаюсь бывало в плед,

А ночью в глубине полуподвала

На стеклах расцветает бересклет

И воду в чайнике околдовало.

Жаль одного -- по стишии войны

Очистить будем комнатку должны.

И вновь в Никольском! И о стекла лбом бой!

И думаю -- в огне оно гори б

Или шарахни в эту дачу бомбой,

И расползись, как ядовитый гриб,

По швам она -- пускай бы с богом, с помпой, -

Как отлились бы слезы им мои б!

Нет, Вы меня не поняли: в Москву я

Не жажду снова -- не Москвой живу я.

А мыслью, что закончится война -

Куда мы денемся? Приткнемся где мы?

А то что нынче ж кончится она -

Не представляет для меня проблемы.

Силенка-то зело истощена

У нас и немцев. О ее конце мы

Куда подвинемся? Где ждать угла -

Тем боле, что после войны дела

С жильем и пищей станут много плоше,

Чем нынче -- вот что следует учесть.

Уже картошки нет и мяса тоже,

Есть молоко, да не про нашу честь -

По четвертному литр, да и дороже,

Раз в месяц керосин на складе есть,

И разливаю по тазам покуда -

Поскольку вышла вся стеклопосуда.

Как жаль, что Вы не шлете мне вещей:

Мужской пиджак без пуговиц на рынке

Весьма идет за семьдесят рублей,

Калоши старые -- в 60, ботинки

Коньковые с дырами от гвоздей -

За 80, то же по починке

Идет за двести -- ясно отчего -

Ведь в магазинах нету ничего -

Ни пудры нет, ни порошка зубного -

Молчу про нитки и одеколон,

За мылом очереди с полшестого,

Пока не станет пегим небосклон,

И снова -- до восхода золотого

Красавца Феба, ну а нынче он

Сильнехонько натягивает вожжи

И появляется намного позже.

Вы пишете, чтоб избежать нытья,

А может, для цензурных умилений -

О прекращенье жалкого житья,

О временности черноты явлений.

Скажу Вам попросту: не верю я

В неясную возможность удивлений,

Поскольку за пять лет еще раз пять

Нас смогут в ящик пнуть или распять.

Кто может -- нас тут грабит понемногу,

Поскольку наш защитник на войне,

То сослуживцы, помоляся богу,

Отыгрываются с лихвой на мне,

Беря лихву за каждую подмогу,

И чрезвычайно нетверды в цене,

Когда с закупкой ездят четвергами.

И исчезают. Навсегда. С деньгами.

* * *

29 апреля 1942

Все реже голосок он подает,

Все чаще со складной скамейкой бьется -

И чудо сколько радости дает

Ему скамейка! Мигом соберется -

Мигом разложится. Сколько хлопот!

Их двадцать штук досчатого народца

Всего-то было в кассовом плену,

А взяли мы за десять р. одну,

Последнюю -- и ликовали много.

Во-первых, высидели длинный хвост

За постным маслом и купили много,

А во-вторых, мы заключили пост

Покупкой ливера, да и дорога

Потом вела домой при свете звезд -

Веселым добродушием долимы,

С тремя покупками домой брели мы.

* * *

21 мая 1942

У мамы до сих пор болит нога -

Все началось с пустячного ушиба,

Хирург на днях сказала, что цинга

И витамины были хороши ба,

И я тотчас ударилась в бега -

В бега за квашеной капустой -- ибо

Прекрасный овощ, а не суррогат

И дивно витаминами богат.

И целых два достала килограмма

И до смерти обрадовала мать -

Я ей взяла и луку. Мама, мама!

Все думают отсюда уезжать -

Мужья давно в Москве! А мы упрямо

Решили здесь уж мужа дожидать -

Когда б мы так его не заждались бы,

То были счастливы и здесь всю жизнь бы.

Ведь вызова не шлют нам, хоть в Москве

Теперь, должно быть, много лишних комнат.

А как же Надя Д. и Капа В. -

Им вызов не пришлют? О них не помнят...

Как неприятно быть теперь вдове -

Как та ошпаренная кипятком, над

Квартирой Вашей. Далеко сошлют.

А муж убит. И вызова не шлют.

И нам вот славно было б жить всем вместе.

Что ж Павел? Возвращался бы скорей!

Сперва в Москву -- чтоб показаться в тресте -

Уж мы бы потерпели пять-шесть дней -

А после уж за нами -- вот бы чести!

Но мало что-то шлет он новостей.

Постыл, постыл мне этот город клятов -

Мне никогда не обойти Саратов,

Он вечно на моем пути стоит

Моей судьбой -- сейчас пишу, а рядом

Соседка с кем-то громко говорит,

Поворотясь ко мне изрядным задом

У примуса, а примусок шумит,

Но мне все льется в уши словопадом:

Когда же это кончится война,

Чтоб съехала скорее сатана.

Мириться с подселеньем не желают

И мальчику прохода не дают,

Уйду -- по голове его щелкают

И бритвенные лезвия суют,

Вернусь -- меня на сына наущают,

Но я молчу -- до мелочей ли тут.

Все это им с лихвою отольется,

Как только из окопов муж вернется.

Копаем огороды во дворе

И садим огурцы, укроп, редиску,

Судом грозим несчастной детворе

Чтоб не подвергнуться блатному риску.

Мы чалим воду из ручья в ведре.

И вдруг редиска всходит, то-то писку!

Но налетает тучка: дождик, град,

И смыт в канаву весь зеленоград!

Где чернозем! В земле одни промойки -

И только мой почти не пострадал -

Он на отшибе, около помойки -

Таков итог всех тех, кто страдовал,

Но огородари, известно, стойки -

Опять копателей и поливал

Полно торчащих в зеленях на грядах,

Их парит дождь, жжет полдень, сечет град их.

* * *

25 июня 1942

Зачем он все не шлет мне аттестат?

Ведь деньги телеграфным переводом

Идут по месяцу, не числя трат,

Но мучаюсь не только обзаводом,

А тем, что и к столовой не крепят.

Но пусть, как шло, идет все своим ходом,

И больше я о том не напишу -

Авось без аттестата продышу.

* * *

24 июля 1942

Что до ребенка нашего -- его мир

Растет и аттестации не ждет.

Когда мы ждем трамвая -- скажет номер

И непременно в точку попадет.

Он пишет буквы -- влево колесом "р",

В нем зренье рука об руку идет

С хорошей памятью, что мне, обратно,

И памятно в себе, и в нем приятно.

Он дома не блудит, а так сидит,

Не трогая продуктов, образцово.

В столовой же за кассою сидит

Знакомая Галина Ф. Клещева,

С ее Нинуськой мать моя сидит-

И нам с того компотно да борщево.

Поев борща, поговорив с самой,

Мы в полдень отправляемся домой.

* * *

5 сентября 1942

Не сетуйте на то, что пишем редко,

Да ведь и Вы не щедры на слова.

Уехала последняя соседка,

От радости ни мертва, ни жива,

А наш приход -- несчастьице да бедка,

От дум вот-вот опухнет голова,

И рада бы не думать ни о чем я,

Но думы на душе лежат, что комья.

Все говорят, что следует и мне

Теперь в Москву податься со своими -

Как бы по вызову и наравне,

И тянет ехать... но не ехать с ними...

И я запуталась наедине

С собою и несчастьями своими.

Решила так остаться, как живу,

И по течению одна плыву.

Душа вся выболела. Тоска тиснет

И день, и ночь и ноет, и стучит.

Да временами и ребенок киснет;

Играет днем, а по ночам кричит

И головой в жару с подушки виснет,

А камфоры пущу ему -- молчит,

А час спустя опять тихонько молит:

"Пусти мне камфору!" -- боль в ушке долит.

* * *

18 октября 1942

Последнее и прежних два письма

С советами о выезде буквально

Меня сводили и свели с ума -

Как ехать мне одной да и так дально?

Риск чересчур велик, и я сама

Поехать не решусь, как ни печально -

Нужны продукты, ведь всего верней

Проедем месяц, а не пять-шесть дней.

Но Вы иначе пишете в открытке,

Свалившейся теперь на нас, как снег -

И я тотчас же собрала пожитки

И жду: когда прибудет человек -

Ведь, выехав, не будем же в убытке,

Сюда ведь ехали мы не на век?

А жить где есть там -- будем не под небом.

Но как потом с пропискою и хлебом?

А Вы не пишете о том, но вот

Как раз сейчас пришло письмо от Вали,

И я все поняла! В ближайший год

Мы бы теперь в совхозе страдовали,

И это замечательно. Ну вот.

Да и родители мне покивали.

От неожиданных вестей едва

Не побежала кругом голова.

И нынче ж с удовольствием, с подъемом

Я собрала монатки, здесь страшно

Остаться нам. Но что с Вашим знакомым?

А он не подведет? Ну, все равно -

Там видно будет... Может уж давно, мам,

Он приходил? Ведь послана давно

Открытка эта... Не заставши, мама,

Не мог он позже не вернуться к нам, а?

* * *

23 октября 1942

Пять дней сидим с Антошей на узлах,

Багаж весьма громоздким получился:

Два места жизненных нужнейших благ,

В одном -- постель, баул бельем набился,

Две сумки продуктовые -- итак

Всего шесть мест, но нужно чтоб явился

За нами человек и... напослед

Приходится не взять велосипед.

Антон уж взрослый, он не станет клянчить,

Я думаю, он, пережив, поймет,

Что нам назад в Москву его не снянчить.

В каких же числах человек придет?