Сергей Кремлёв - СССР — Империя Добра Страница 26

Как видим, Россию вновь постепенно погружают во тьму и мрак невежества — как социального, так и простого житейского.

Для сравнения сообщу, что в 1985 году в РСФСР было 62,6 тысячи библиотек с суммарным фондом 1100 миллионов экземпляров, при этом увеличение фонда за год, с 1984 по 1985-й, составило 27 миллионов экземпляров.

Уже к 1957 году СССР — по данным ЮНЕСКО — занимал по выпуску книг первое место в мире, и советский народ прочно удерживал репутацию самого читающего на планете.

Почему это произошло?

Почему это произошло в стране, в которой за сорок лет до сорокалетия Октября три четверти населения было неграмотно?

Да потому, что Ленин и большевики сразу же сделали ставку на Русское Добро, преобразуя его в Советское Добро. Они не только из трудов Маркса, но и из живой российской жизни убеждались, что идея, овладевшая массами, приобретает невиданную мощь и становится реальной, почти материальной силой преобразования общества в интересах Добра.

Уэллс не был сторонником социализма и во время пребывания в России раз за разом это подчёркивал. Описывая свою беседу с Лениным в Кремле, он нередко позволял себе иронию, но уж здесь-то великий фантаст ошибся полностью!..

Впрочем, об этом я скажу чуть позднее — в самом конце главы.

А СЕЙЧАС надо, пожалуй, сообщить читателю, что по части ужасов «умирающей России» английский романист несколько переборщил, перенося тяготы Петрограда на всю страну. Уже в Москве, куда он приехал с сыном из Петрограда, Уэллса встретила жизнь «гораздо более оживлённая и лёгкая» — с большим движением на улицах, с розничной торговлей, с рынками и даже с трамваями, которые, правда, перевозили тогда не пассажиров, а продукты и топливо. В разорённом Петрограде осени 1920 года, где — по утверждению Уэллса — «осталось… всего с полдюжины магазинов», жить было, конечно, сложнее. Однако и там, в голодном Питере, среди этих немногочисленных магазинов имелось, как писал Уэллс, несколько цветочных.

Гость новой России с восторгом сообщал:

«Поразительно, что цветы до сих пор продаются и покупаются в этом городе, где большинство оставшихся жителей почти умирает с голоду и вряд ли у кого-нибудь найдётся второй костюм или смена изношенного и залатанного белья (тоже, конечно, преувеличение. — С. К.). За пять тысяч рублей — примерно 7 шиллингов по теперешнему курсу — можно купить очень красивый букет больших хризантем».

Это было не только трогательно, но и символично. Когда-то римский плебс требовал: «Хлеба и зрелищ!» А начинающая новый виток своей истории Россия, даже имея в обрез хлеба, испытывала потребность в подлинной красоте и создавала её. И это обеспечивало ей не призрачный, а реальный шанс на обновление и возрождение под Красным знаменем Добра.

Книга Уэллса в оригинале называлась то ли «Russia in the Shadows», то ли «Russia in the darkness» (в источниках встречаются, как ни странно, оба варианта). «Shadow» переводится как «тёмная, густая тень, сумрак, полумрак, потёмки», a «darkness» как «тьма, темнота, мрак». Имеются в английском языке и более близкие к русскому эквиваленту «haze» — «лёгкий туман, дымка», а также «mist» — «мгла, туман».

Но в любом случае русский переводчик книги Уэллса дал не просто удачный вариант перевода её названия на русский язык — «Россия во мгле». Он — сознательно или невольно — дал на редкость «знаковый» вариант перевода.

«Мгла» — это не обязательно мрак, сумрак, темнота. Мгла — это и свежий предутренний туман. В таком тумане всё неясно и зыбко, очертания будущего дня ещё не проявились, они скрыты мглой, но они существуют, они вот-вот выступят из мглы и будут освещены солнцем.

Ленин, большевики и все здоровые силы народа, всматриваясь в русскую мглу 1920 года, уже видели такое будущее, которое даже писателю-фантасту показалось фантастическим. Главу о встрече с Лениным Уэллс назвал «Кремлёвский мечтатель», и в ней он признавался:

«В какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не мог увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в Кремле обладает таким даром. Он видит, как вместо разрушенных железных дорог появляются новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как поднимается обновлённая и счастливая, индустриализованная коммунистическая держава…

<…>

Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех „утопистов“, <…> сам впал в утопию, утопию электрификации.

<…>

Можно ли представить себе более дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране, населённой неграмотными крестьянами, лишённой источников водной энергии, не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и промышленность?»

Европеец, фантаст Уэллс не верил в реальность замыслов новой России. Он еще не знал, что в её историю и будущее вот-вот придёт поколение, девизом которого станут легкокрылые слова: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!»

Не догадывался Уэллс и о том, что воспитатели этого поколения — как раз соратники того, кого он назвал «мечтателем». Но вот что говорил Сталин уже на XV съезде партии, проходившем со 2 по 19 декабря 1927 года:

«О ленинском лозунге насчёт культурной революции… Вернейшим средством против бюрократизма (я бы добавил — и вообще против любого общественного идиотизма. — С. К.) является поднятие культурного уровня рабочих и крестьян. Можно ругать и поносить бюрократизм в государственном аппарате, <…> но если нет известного уровня культурности среди широких рабочих масс, создающего возможность, желание, умение контролировать государственный аппарат снизу, <…> бюрократизм будет жить… Поэтому культурное развитие рабочего класса и трудящихся масс крестьянства <…> — является основным рычагом улучшения государственного и всякого иного аппарата…»

Но по-настоящему развитой человек — это самостоятельный, гордый человек. Борьба новой России за культуру и свет становилась одновременно борьбой за воспитание гордости в человеке как средства преобразования России.

ГЛАВА 9

У советских собственная гордость

ВРЯД ЛИ многие молодые люди сегодня скажут, кому принадлежат слова, вынесенные в название главы 9. «Стихи о советском паспорте» Владимира Маяковского не входят в учебную программу по литературе в антисоветских «россиянских» школах. А как раз в этих стихах имеются знаменитые в своё время строки:

У советских собственная гордость,На буржуев смотрим свысока…

В этих словах — законная гордость свободных людей, которые сами желают решать свою судьбу. Эти люди пели:

Никто не даст нам избавленья,Ни бог, ни царь и не герой!Добьёмся мы освобожденьяСвоею собственной рукой!

И:

Нам ли стоять на месте,В своих дерзаниях всегда мы правы!

Но эта же гордость видна и в не менее знаменитых, но тоже порядком в «Россиянии» подзабытых словах Александра Невского:

«Кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет!

На том стояла и стоять будет Русская земля!»

И в словах Александра Суворова:

«Где олень пройдёт, там и русский солдат пройдёт.

Где олень не пройдёт, и там русский солдат пройдёт!»

То есть русская гордость и державное чувство собственного достоинства жили в лучших русских людях всегда, во все времена!

В 1764 году русский промышленник-передовщик Иван Максимович Соловьёв отплыл с отрядом в 55 человек к Лисьим островам, входящим в состав русских Алеут… Он вернулся на Камчатку в 1766 году, потеряв 28 человек, но представив 28 июля «Благородному и почтенному господину прапорщику Тимофею Ивановичу Шмалеву компании иркуцкаго купца Якова Уледникова с товарыщи прибывшего с морских островов судна, именуемого Святых апостол Петра и Павла, от морехода и передовщика тобольского посадского Ивана Соловьева Репорт»…

За два дня до «репорта» Соловьёва — 26 июля прапорщик Шмалёв получил подобный же «репорт» от «морехода и передовщика города Ваги Верховажской четверти Кьянской десятины дворцового крестьянина Ивана Коровина с товарыщи», вернувшегося с алеутских островов Уналашка и Умнак на судне «Святыя живительнона-чальныя троицы».

Зачем уходил в бурный холодный океан Иван Коровин?

А вот зачем:

«…для распространения Российской ея императорского величества империи и уповаемой государственной пользы к приращению высочайшего ея императорского величества интереса, к приведению в подданство под высокосамодержавную ея императорского величества руку живущего на сысканных морских островах неясашного народа в ясашный платеж, а особливо и ко изысканию некоторых полезно подобных к государству прибытков…»