Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 9 2015) Страница 26

Они уходят в бессмертие так же стремительно, как когда-то врывались во вражеские укрепления, – где взводами и ротами, где батальонами и полками. В одной только миллионной Астраханской области их осталось всего около 1400 человек.

Верните им, господа, воинскую славу, пока они живы…

Теги: Великая Отечественная война

От сердца к сердцу

Юрий Бузиашвили. Главный помощник врача - пациент. – М.: Издательство "Достоинство", 2014. – 230 с.: ил. – 500 экз.

Болезнь – не причина наших бед. Она – следствие. Рискованного поведения, пренебрежения элементарными правилами гигиены, вредных привычек, неправильного питания, малоподвижного образа жизни и так далее. Подхватил грипп – сниму симптомы и побегу по своим делам. Поднялось давление – собью. Периодически мучает боль в сердце – перетерплю. В поликлинику пойду завтра, или послезавтра, или через неделю, или... В результате часто к врачу обращаются тогда, когда болезнь настолько запущена, что решить проблему возможно только путём хирургического вмешательства, если вообще возможно... Врач ведь не волшебник. Даже гениальный доктор порой бессилен.

«Без помощи самого больного, – пишет в послесловии Юрий Бузиашвили, – ни один врач не сможет сделать его здоровым, счастливым человеком». Эта мысль так или иначе проходит через всю книгу, в которой собраны интервью Юрия Иосифовича, данные им различным изданиям в двухтысячные годы. Удивительно, но высказанное им и пять, и даже десять-двенадцать лет назад актуально и сегодня.

Слова «сердечного» доктора трогают и твоё сердце. Наверное, потому, что он говорит о самом главном для каждого из нас – о здоровье. О здоровье человека и страны в целом. Вот небольшой отрывок из одного из последних интервью: «Мы слишком часто безответственно разбазариваем то, что было накоплено, и это касается в первую очередь человеческого капитала. Советский Союз накопил огромный капитал профессионалов... Это было нашим колоссальным преимуществом. Мы также научились буквально на коленке собирать то, что другие производили на высокотехнологичных предприятиях. Мы делали это настолько хорошо и грамотно, что стали сверхдержавой, «вторым миром». Является ли подобное положение страны приоритетом моего бытия?.. Ни в коем случае. Но есть ли во мне желание, чтобы моя страна была державой, с которой считаются в мире, – да, несомненно...

Я бы совершенно точно не хотел заканчивать свою жизнь в закрытой, изолированной России. Но, с другой стороны, если бы открытая Россия превратилась в страну, интересами которой пренебрегали бы не только на политическом, но и на бытовом уровне, когда заявление о том, что ты россиянин, автоматически делает тебя человеком второго сорта, – для меня было бы ещё хуже. Я хочу чувствовать – и чтобы это чувствовали окружающие: в любой точке мира за мной стоит великая, могучая страна, которая отстаивает мои интересы, отстаивала интересы моих дедов и будет отстаивать интересы моих внуков, как бы пафосно это ни звучало».

Активная гражданская позиция просматривается во всех интервью Юрия Иосифовича, и неудивительно, что пойдя по стопам отца и выбрав врачебную стезю, кардиолог Бузиа­швили добился не только профессиональных высот, но и стал великолепным организатором. Он – заместитель директора по научной работе Института кардиохирургии им. В.И. Бураковского Научного центра сердечно-сосудистой хирургии им. А.Н. Бакулева, заведующий клинико-диагностическим отделением, доктор медицинских наук, профессор, академик Российской академии наук.

В книге затрагивается огромный пласт вопросов: от государственного строительства и проблем отечественной и мировой медицинской науки до, казалось бы, для врача такого уровня мелких – воспитания. Но ведь речь-то идёт о воспитании ответственности за своё здоровье! Которая не позволит превратиться в «овощ», стать обузой для родных и близких, уйти, не увидев, как взрослеют твои дети, внуки и правнуки.

Вот некоторые советы (настоятельные!) кардиолога, повторяющиеся во многих интервью:

чередовать работу, особенно монотонную, с отдыхом;

ежедневно давать телу физическую нагрузку на свежем воздухе: ходьба, плавание, лыжи, велосипед;

хорошо высыпаться, нормализовав свой сон и работу желудка;

трапезничать только в праздничные дни, в остальные 320 питаться легко усваиваемой пищей, кисло-молочными продуктами, овощами и фруктами;

найти «своего» доктора и посещать его регулярно, а не тогда, когда «прижмёт»;

научиться управлять своей психикой и почаще улыбаться.

Кто не знает этих правил, пусть бросит в меня камень. Но многие ли им следуют?..

Теги: Юрий Бузиашвили , Главный помощник врача – пациент

«Работать так, чтобы было знамя»

Сотни раз "проигрываю" в памяти или читаю вслух «Песню о моём старшине» Владимира Высоцкого, и передо мной «в цветном изображении» возникает деревня моего детства - Введенка Мишкинского района. Наш домик: кухня с русской печью и полатями, чистые половички, запах хлеба (в Пасху – сдобного!), «горница» с круглой печкой, кровать, заправленная простынёй с подзором. Под окном сирень, акация, жимолость. Выйдешь из ворот – тропинка к дому бабушки, а справа – красавица церковь с куполами, колокольней, куда иногда тайком, с замирающим сердцем удавалось забираться и откуда кусты сирени, окружающие церковь, казались живописными клумбами, а речка Юргамыш, окаймляющая деревню, – голубой лентой. Мои воспоминания пахнут детством, весной, юностью.

При чём здесь Высоцкий? Читая строчки «Неужто вправду есть дома / в пять этажей?», с трудом сдерживаю слёзы: мне кажется, что за минуту до смерти задать этот вопрос солдатику-студенту мог бы мой дядя Вася – мамин брат, не умеющий ни читать, ни писать, не приславший семье с фронта ни одной строчки. Мог бы спросить об этом и израненный дядя Лёня. Ни тот, ни другой, ни бабушка и мама, конечно, не могли тогда представить, что могут быть «дома в пять этажей»: ничего не видели, и дворцом нам всем казался бывший купеческий дом – двухэтажная школа, на втором этаже которой, в самом большом из двух маленьких классов, проводились все праздники нашего детства. Был у нас в деревне и единственный офицер – мамин двоюродный брат красавец Терентий Егорович, и наша Введенка гордилась им. Не знаю, почему я первая узнала о «похоронке» на него, может, от мамы, которая не знала, как сообщить об этом сестре, но помню, как я, потрясённая, с воем бежала по мосту через речку и изо всех силёнок кричала: «Терёшу убили! Терёшу у-би-ли!»

Пишу обо всём этом, предваряя разговор о моей маме, красавице и умнице, уникальной женщине, главном человеке моего детства и юности. Пишу об этом не только потому, что грозное, беспощадное время определяло образ жизни наших родных, но и потому, что только гораздо позднее по-настоящему осмыслила ту силу преодоления, которой обладали наши матери в годы войны. Они, как и ушедшие на войну, тоже не провозглашали лозунгов, не считали себя героинями – просто каждый день совершали свой подвиг, сохраняя детей и обеспечивая будущее страны. Так и моя мама – Зайцева Ульяна Фёдоровна, 1907 года рождения. Годы ожидания весточки от братьев, ежедневный женский плач то в одном, то в другом конце деревни, страдания нашей бабушки, проводившей на войну сыновей, наши голодные глаза и босые ноги, незнание того, чем завтра накормить детей, во что одеть старшую дочку – студентку педучилища (в тридцать четыре года мама решила, что ей уже ничего особенного не надо, и свою немногочисленную выходную одежду перешила на Нину). И конечно, преодоление усталости многих лет, душевной и физической, и болезней, с ней связанных.

Я не помню, чтобы мама сидела без дела, и она, как нам казалось, совсем не страдала от этого: всё спорилось в её руках, она не теряла ни бодрости духа, ни весёлости нрава, ни ловкости и даже артистизма в любой работе. Играли в её руках и коса-литовка, и вилы, и грабли, и пила, летали кисть и половая тряпка. Она не вела с нами уроков трудового воспитания, но с раннего детства мы понимали: не работать нельзя в принципе. Я запомнила на всю жизнь, как в погожее воскресное утро мама вышла за ворота и спросила у соседских мальчишек, не видели ли они Вовку (братишке было 4–5 лет!): «Надо картошку копать, а он где-то забегался». Мой одиннадцатилетний ровесник Лёнька Захаров, сплюнув сквозь зубы, презрительно процедил: «Нашла работничка!» А я понимала маму: выбирать картошку может – есть глаза, есть руки. Жили огородом, коровой. Я взяла в руки косу, наверное, лет десяти.

Вся жизнь мамы была для нас школой: «Работать радостно, не раскисать! Радоваться праздникам!» Мама была строгой и крутой на расправу, но мы понимали: так надо, иначе не выживем. В минуты удачи её красивое лицо расцветало, она любила попеть. Хорошо помню, какой удачей было то, что мы научили корову ходить в хомуте: появился свой транспорт. Постукивает самодельная телега, на ней верёвка, бастрык, топор. Мы с мамой едем на корове за сеном и тихонько поём на два голоса, как подружки, «Там вдали, за рекой, загорались огни[?]», а потом «Огонёк».