Варлам Шаламов - Эссе Страница 27

У этих трех строф все одинаковое: Тема (разлука) образный словарь, ритм. Одинаков даже размер, интонация с обращением на «ты».

Между тем, первые две строфы принадлежат Жигулину образца 1974 года, а третий — «салонному поэту» Б.Л. Пастернаку, который написал эти стихи сорок лет назад («Не волнуйся, не плачь, не грусти», сборник «Второе рождение», 1934 г.).

Превосходное стихотворение Жигулина из того же последнего цикла «Ты о чем звенишь, овес?» (1973), к сожалению, уже написано «салонным поэтом» Алексеем Константиновичем Толстым за 140 лет до Жигулина и широко известно под названием «Колокольчики мои».

Выразительно стихотворение «Дорога».

Все меньше друзейОстается на свете,Все дальше огни,Что когда-то зажег.Погода напомнилаОсень в ТайшетеИ первый на шпалахКолючий снежок.

«Огни» этого стихотворения зажег не Жигулин, а Павел Васильев. В 1934 году (см. «Избранные стихотворения и поэмы», Москва, 1957 г. в стихотворении под тем же названием «Дорога», стр. 117).

Огни загораютсяРеже и реже,Черны поселенья,Березы белы.Стоит мирозданье,Стоят побережья,И жвачку в вагонахРоняют волы.

Поэтическая интонация — собственность поэта. Жигулину еще не поздно избавиться от заимствований и чужих влияний при тех больших рубежах, которые взял в новом цикле стихотворений молодой поэт.

<1975 г.>[79]

Природа русского стиха

В русском языке нет ничего (никаких явлений, мыслей, чувств, наблюдений, событий, жизненных фактов и прочее, и прочее), чего нельзя было бы выразить стихами.

Стихи — всеобщий язык, но только не искусственное и условное создание, как эсперанто, а выросший в родном языке и обладающий всеми его особенностями, правилами и болезнями. Повторяемость определенного рода согласных букв и дает ощущение стихотворения. Однако роль этих звуковых повторов (опорных трезвучий) не ограничивается звуковым совершенством данной строфы. Поиск этих опорных трезвучий и составляет сам процесс художественного творчества применительно к русским стихам, подлежащее разумному учету и разумному отчету. Для поэта — это граница ненужного, лишнего. Этим экономится время работы, ибо все, что вне этих трезвучий, просто отбрасывается, не выпадает на перо. А то, что попадает, подвергается контролю, правке. Лучший вариант — это тот, который благоволит слуху, уху (опять же не в музыкальном значении слуха и уха). В торможении звукового потока мысль еще не играет главной роли. Главная роль отдается мысли при правке уже остановленного, зафиксированного звукового потока, но и то — большой вопрос, что тут главнее. Разум должен оставаться в разумных пределах — таков главный вывод из этого отрезка бегущей лентой стихотворения.

Все человеческие желания, мысль, чувства, надежды мы можем передать при помощи речи — тех самых тридцати трех букв русского алфавита, пересчитывание которых никогда никому не мешало. Это алфавит передает и поэтическую речь, имеющую свои законы, в отличие, скажем, от художественной прозы, хотя, казалось бы, разница невелика. Русский алфавит состоит из тридцати трех букв — двадцати согласных и сколько-то гласных, используемых в канонических размерах русского стихосложения (ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест). Для русского стихотворения важны только согласные буквы, их сочетания и группировки, так называемые «фонетические классы». Возможность взаимной замены звуков человеческой речи должна быть ясна поэту, быть «на языке», «на кончике пера».

Приведем список фонетических классов русских согласных и их условные обозначения, которые понадобятся при разборе дальнейших примеров.

Класс / Обозначение класса

Д-Дь-Т-Ть / Т

В-Вь-Ф-Фь / Ф

М-Мь-Н-Нь / Н

Л-Ль-Р-Рь / Р

З-Зь-С-Сь / С

З-Ж / З

Ш-Щ-Ч / Ч

С-Ш / Ш

Х-К-Г / К

Б-Бь-П-Пь / П

Ж-Ш / Ж

Ц / Ц

Один звук может, вообще говоря, входить разные классы системы, но в конкретном стихотворении (строфе) он — представитель ровно одного класса. По частоте появления этих классов можно выделить опорные трезвучия стиха (трезвучия классов и их модуляции).

Гласные звуки тоже имеют свою прелесть, особенно в московском произношении: «А-О-О-У» «И-Ы» «И-Е» «Е-Э» «Ё-О».

Все это должен знать не только каждый школьник, но всякий берущийся за поэтическое перо, должен знать лучше таблицы умножения, ибо, не зная этой особенности звукового построения речи, нельзя понять творчество Пушкина, Лермонтова, Блока, Пастернака.

Конечно, истинные звуковые повторы «неназойливы». Неназойливы, но и необходимы, естественны, совершенны. Такова звуковая ткань «Медного всадника», как и «Полтавы», «Сонета». Неназойливость очень велик а у Блока.

Не будем разбирать совершенство художественной ткани «Медного всадника».

Люблю тебя, Петра Творенье,Люблю твой строгий стройный видНевы державное теченье,Береговой ее гранит… и т. д.

Звуковые повторы «Медного всадника» — высшее мастерство зрелого Пушкина, но уже в «Сонете» были подчеркнуты те же самые законы («Сонет» написан в 1830 г., а «Медный всадник» остался в бумагах поэта). Первая строка — Суровый Дант не презирал сонета — находка настолько исчерпывающая по своим согласным, что исключает всякую возможность импровизации.

Суровый Дант не презирал сонета;

С-Т-Ф-Т-Н-Т-Н-П-Р-С-Р-С-Н-Т;

В нем жар души Петрарка изливал;

Ф-Н-М-Ж-Р-Т-Ж-П-Т-Р-Р-К-С-Р-Ф-Р;

Игру его любил творец «Макбета»;

К-Р-Ф-Р-П-Р-Т-Р-Ц-Н-К-П-Т;

Им скорбну мысль Камоэнс облекал.

Н-С-К-Р-П-Н-М-С-Р-К-М-Н-С-П-Р-К-Р;

И в наши дни пленяет он поэта:

Ф-Н-Ш-Д-Н-П-Л-Н-Т-Н-П-Т;

Вордсворд его орудием избрал;

Ф-Р-Т-С-Ф-Р-Т-Ф-Р-Т-Н-С-П-Р-Р;

Когда в дали от суетного света

К-К-Т-Ф-Т-Р-Т-Н-Ф-С-Ф-Т;

Природы он рисует идеал

П-Р-Т-Н-Р-С-Т-Т-Р;

Под сенью гор Тавриды отдаленнойПевец Литвы в размер его стесненныйСвои мечты мгновенно заключал.Как для него уж Дельвиг забывалГекзаметра священные напевы.

Переход к «смежным тональностям» очень привлекателен для поэта в его звуковом поиске, даже если тут нет особых удач, то всегда это новая земля для закрепления на своем городе своих собственных заявочных столбов.

Вот на ту же тему примеры из Лермонтова.

Лермонтов стремится укрепить необходимый ему звуковой повтор в первой же строке стихотворения, подчеркнуть важную звуковую характеристику с самого начала (так же часто поступал Пастернак, вспомним «Послепогромной областью почтовый поезд в Ромны»[107] и «Ты спал, постлав постель на сплетне»[108] и многое другое).

Вот «Русалка».

Русалка плыла по реке голубой,

Р-С-Р-К-П-Р-Р-П-Р-К-К-Р-П

Озаряема полной луной…

С-Р-Н-П-Р-Н-Л-Н

Вот конец стихотворения «Ангел», начатого четким звуковым повтором:

По небу полуночи ангел летел…И долго на свете томилась она,Желанием чудным полна,И звуков небес заменить не моглиЕй скучные песни земли.

Это — Лермонтов-юноша. А вот Лермонтов-взрослый.

Посыпал пеплом я главу

(ПСПЛППЛНКЛФ)

Из городов бежал я нищий,И вот в пустыне я живу,Как птицы, даром Божьей пищи…

Лермонтов мог написать: «Посыпал грязью я главу». Или: «Посыпал прахом я главу», — что сочиняло и размер, и смысл, и тон. Терялась только выразительнейшая тонкость звукового повтора. Я не говорю уже о соответствии пустыни, птицы и пищи. «Пророк» — стихотворение последнего года жизни Лермонтова. Лермонтовский пророк говорил с Богом на языке звуковых повторов.

А вот стихотворение «Из альбома С. Н. Карамзиной» (здесь удобнее повторы описывать не классами букв, а непосредственно самими буквами).

Любил и я в былые годы,

Л-Б-Л-В-Б-Л-Г-Д

В невинности души моей,

В-Н-В-Н-Н-С-Т/д/Д-Ш-М

И бури шумные природы,

Б-Р-Ш-М-Н-П-Р-Д

И бури тайные страстей.

Б-Р-Т-Н-С-С-Р-С-Т

Но красоты их безобразной

Н-К-Р-С-Т-Х/К/Б-З-Б-Р-З-Н

Я скоро таинство постиг,

С-К-Р-Т-Н-С-Т-В-П-С-Т-Г/К/