Александр Горянин - Россия. История успеха. Перед потопом Страница 28

Афанасий Никитин, если кто не знает, дошел в 1469 г. до Индии (Васко да Гама еще даже не родился) потому, что не получил в Персии достаточную цену за коня. Его не менее упорные, но более удачливые, хоть и не оставившие путевых записок, коллеги торговали в Пекине, Кашгаре, Герате, Дамаске, Исфагане, Бухаре, Тебризе, Трапезунде, Шемахе, Кафе (Феодосии), Царьграде, Салониках, Ревеле, Риге, Кёнигсберге, Любеке, на острове Готланд, в Сигтуне (древней столице Швеции), Стокгольме (который они звали «Стекольный»), Копенгагене, Антверпене, Амстердаме, Генте, в шведском Або (ныне финский Турку – от русского «торг») и других городах Старого Света, имели там торговые конторы и подворья. Кое-где с банями, ибо Европа надолго отпала от такого удобства, и, разумеется, с церквями.

Если мы обратимся к ранним векам нашей истории, то и там не увидим «незатейливости» русских купцов и «зачаточного состояния» денежных отношений. Такой документ, как «Суд Ярослава-князя. Устав о всяцих пошлинах и о уроцех», иначе именуемый «Пространной Правдой Русской», родился в столкновениях новгородцев с князьями, пытавшимися расширить свои полномочия и выносить произвольные решения. В той части «Правды Русской», где речь идет о наследственном праве, имущественных спорах и тому подобном, мы находим статьи (с 47-й по 55-ю), из которых видно, что купцы объединялись в товарищества на вере (организационно-правовая форма коммерческой организации на складочном капитале, существующая и сегодня), что правила взимания процентов по займу были тщательно прописаны, что банкротство купца по обстоятельствам непреодолимой силы не влекло за собой судебной ответственности: ему давалась возможность восполнить утраченное и в рассрочку выплатить долг. К необычным можно отнести такую подробность: заимодавец, злоупотребивший процентами и уже получивший в форме процентов весь или почти весь долг, лишался права на возмещение самого займа. Напомню, это положения 900-летней давности.

И заодно уж о «русской изолированности» в средневековом мире: первый русский монастырь появился в Иерусалиме еще в 1169 г., а летописи баварского Регенсбурга упоминают о том, что в ХИ в. городские ворота, обращенные к Дунаю, назывались Русскими.

Исключительно важную роль играли ярмарки. Кто помнит у нас город Мологу? Этот город ныне, увы, на дне Рыбинского водохранилища. Молога никогда не была торговым центром первой величины. Тем не менее вплоть до Смутного времени здесь была очень значительная ярмарка, съезжались немцы, поляки, «литовцы» (т. е. западнорусские купцы), греки, итальянцы, армяне, татары, турки, персы, хорезмийцы, и при Иване III со здешних торговцев каждый год поступало в казну 180 пудов серебра. Кто найдет на карте город Стародуб, если не подсказать, что он в Брянской области? В нем вплоть до в. проводились две большие ежегодные ярмарки. Товары привозились из Москвы, Риги, Петербурга, Астрахани, Кавказа, со всей Малороссии, из Европы. Стародубское купечество далеко славилось своим богатством.

5. Выдающиеся богатства

Р. Пайпс уверяет: «Русские купцы почти никогда не ездили торговать в Европу». И объяснение: в Европе был «высокоразвитый и изощренный рынок», а русская торговля «тяготела к натуральному товарообмену. С точки зрения денег и кредита она оставалась до середины XIX в. на том уровне, который Западная Европа преодолела еще в позднее Средневековье. В Московской Руси и в немалой степени при императорах преобладала меновая торговля; наличные использовались главным образом в мелочной торговле».

Странно. Еще за двести с лишним лет до середины XIX в. Адам Олеарий (Эльшлегер), член голштинского посольства, находившегося в Москве при Михаиле Федоровиче, в 1633–1934 гг., рисует иную картину: «[Русские] торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии – торгуют большей частью соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью». Олеарий был поражен некоторыми операциями московских купцов – как видно, на его «изощренной» родине до такого еще не додумались: «Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно по 4 талера за локоть и перепродают тот же локоть за 3 талера, и все-таки остаются в барыше. Делается это так: они по этой цене покупают один или несколько кусков сукна [куски, или «штуки», бывали разные, но редко меньше 90 локтей и больше 175 локтей. – А. Г.] с отсрочкой расплаты на полгода или год, затем идут и продают его лавочникам за наличные деньги, которые они потом вкладывают в другие товары. Таким образом, они могут за то время, каким они располагают, обернуться своими деньгами три раза или более, с барышом».

За век до Олеария англичанин Ричард Ченслер нашел, что Москва превышает размерами Лондон с предместьями, размах же русской внутренней торговли его просто изумил. И неудивительно: примерно тогда же смоленский купец Афанасий Юдин кредитовал английских коллег на баснословную по тем временам сумму в 6200 руб. (это почти полмиллиона в золотом исчислении конца XIX в., а сколько бы это составило сегодня, трудно даже представить). Дьяк Тютин и Анфим Сильвестров (он еще возникнет на этих страницах) кредитовали литовских купцов на 1210 руб. (больше 100 тысяч золотом в деньгах конца XIX в.). Член английской компании Антон Марш задолжал Емельянову 1400 руб., Бажену – 945, Шорину – 525 руб. (см.: Д. П. Маковский. Развитие товарно-денежных отношений в сельском хозяйстве Русского государства в XVI веке. – Смоленск, 1960).

К идее «единого окна», которая в сегодняшней России преподносится как большая новость, в исторической России пришли три с половиной века назад. В 1667 г. (Петр I еще не появился на свет) дипломат Афанасий Ордин-Нащокин, курировавший также внешнюю торговлю, составил Новоторговый устав. Пункты 88 и 89 этого устава предусматривали (из-за «многих волокит во всех приказах») создание «одного пристойного приказа», где ведали бы «купецкими людьми». Предусмотрено, чтобы спорные вопросы и жалобы «на всяких чинов людей» рассматривались «в том же в одном приказе непременно, чтоб купецким людем, волочась по многим приказам, от промыслов своих не отбыть и чтоб всякой промысел без волокит множился». Кроме того, уставом учреждались особые купеческие суды, так что воеводы утрачивали право суда над торговым сословием. Попросту говоря, оно было выведено из-под слишком корыстолюбивой юрисдикции.

В число задач нового приказа входили «защита и управа» от воеводских налогов (разумеется, не налогов вообще, а неправомерных и произвольных) и охрана купеческих интересов «в «порубежных городах и иных государствах». По словам Пайпса, русские купцы не были под защитой своего государства, находясь за границей. И опять неверно: к примеру, еще в 1494 г. за убийство двух русских купцов в ганзейском городе Ревеле русские власти закрыли склады Ганзы в Новгороде и конфисковали товары. Конфликт длился двадцать лет, включая трехлетнюю войну с Ливонским орденом. Лишь в 1514 г. отношения с Ганзой были возобновлены, притом на условии значительного расширения прав русского купечества в 73 городах Ганзы. Русская сторона добилась также (усилиями восьми посольств подряд!) отмены ограничений на ввоз серебра, цветных металлов и оружия из стран Западной Европы.

То есть солидарность купечества, власти и дипломатии была в это время уже на достаточной высоте. Она возникла не вдруг, на это ушли века Купечество рано стало особой социальной группой, с собственным самосознанием, достаточно горделивым, судя по былинам и иным фольклорным свидетельствам. Одной из самых ранних купеческих корпораций было «Иванское сто» (существовало в XII–XV вв.), оно объединяло новгородских купцов, ведших оптовую торговлю воском. В былине о Садко, полном новгородских реалий, упоминается купеческая Никольшина братчина. «Устав о мостех» 60-х годов XIII вв. перечисляет десять купеческих сотен: Бобткову, Олексину, Ратиборову и т. д. – к сожалению, только по именам «сотских», а не по торговой специализации. В Южной Руси в XI–XIII вв. солидарную группу купцов, ездивших в Византию, называли «гречниками». В Москве XIV–XV вв. монополию на торговлю с Византией и итальянскими городами через Крым держала корпорация «сурожан». Крупными купеческими объединениями были «гости» (от древнерусского «гостьба» – торговля), наиболее известны «гостиная сотня» и «суконная сотня».

Купцы не только торговали, они занимались кредитно-ссудными операциями и предпринимательством. Как и везде в мире, для успешного ведения дел требовались талант и кругозор, отсюда разносторонность этих людей. Яркий пример – умерший в 1481 г. (год рождения неизвестен) купец и строительный подрядчик («предстатель») Василий Дмитриевич Ермолин. Он строил в Москве, в том числе в Кремле, во Владимире, в Юрьеве-Польском, в Троице-Сергиевой лавре, возглавлял артель московских зодчих, держал заведение по переписке книг. Составленная по его заказу летопись, известная у историков как Ермолинская летопись, содержит материалы, отсутствующие в других источниках. Автором ценных сведений по истории русского зодчества 60—70-х гг. XV в. в этой летописи был сам Ермолин.