Юрий Мухин - Афганский фронт СССР Страница 28

Огромный опыт приобретен в организации технического и тылового обеспечения. Исключительное значение имели обеспечение личного состава питьевой водой, проведение профилактических санитарно-гигиенических мероприятий. Особенно ярко проявилось медицинское обеспечение и в первую очередь полевая хирургия, лечение тяжелых болезней типа гепатита, малярии, желудочно-кишечных заболеваний.

Венцом нашего военного опыта является управление войсками в различных видах боя и условиях обстановки. В бою и на марше, зимой и летом, днем и ночью, на вершинах гор и в ущелье, в населенном пункте и в пустыне — непрерывное и надежное управление не только обеспечивало успех, но и служило достижению главной цели: недопущению неоправданных потерь.

И, наконец, для всех родов войск, для всех категорий военнослужащих и служащих Советской Армии Афганистан стал школой боевого, политического, морально-психологического и нравственного воспитания. Побывав в Афганистане, а тем более хоть один раз в бою, человек преображался. Человеческие отношения в боевых условиях раскрываются безгранично и полностью. Если в мирной жизни могут быть какие-то декорации, то в условиях боевых все, что есть в человеке, — открыто как на ладони. И взгляды на жизнь у него формируются прямые и честные. Бывали исключения, но это редкость. Воин-«афганец» совершенно иначе смотрит на товарищество и дорожит им. Более восприимчив ко всему окружающему, не терпит несправедливость и ложь, рвачество и тунеядство, чванство и бюрократизм. Его сердце открыто для добра, он порядочен и человечен, но становится железным и злым, когда имеет дело со злом и мерзостью.

«Афганец»! Сейчас это слово звучит гордо. Это наш солдат и офицер, побывавший в Афганистане. К «афганцу», как правило, относятся с уважением. Однако было время, когда это же слово стало чуть ли не ругательным (о чем уже писалось). Некоторые политологи и журналисты пытались негативную оценку принятого руководством страны неудачного решения перенести на всех, кто, выполняя приказ и воинский долг, находился в Афганистане. Мол, все виноваты! Это выглядело не только оскорбительно, но и пошло. И так мог писать только тот, кто не чувствовал, что война — это жизнь или смерть.

В то же время сегодняшняя обстановка, тяжелые социальные аномалии и уродства нашей жизни, конечно, отрицательно сказываются на некоторых наших «афганцах». Разве они, как и фронтовики Великой Отечественной, не заслужили лучшей жизни? Почему она должна быть для них хуже, чем до ввода наших войск в Афганистан? Разве с приходом демократии и гласности, плюрализма мнений и многопартийности, с новым мышлением и переоценкой ценностей, проведением «исторических» реформ, в том числе с приватизацией — человек в России должен хуже жить, чем при сталинизме и в годы «застоя»? Но фактически все обстоит именно так. Рядовой человек не только стал нищим материально, потому что ему не позволяют заработать, применить свою профессию и способности, его обокрали и не только отняли его скудные сбережения, но и унизили, обрекли на полуголодное существование.

Больше того — его обокрали духовно и нравственно, лишили возможности спокойно и свободно жить, утрачены идеалы, надежды. Он утратил свои права, которыми пользовался при советской власти: право на труд — это демократическое право. Народ не видит просвета в своей жизни, хотя страна самая богатая. Вечером он со страхом выходит на улицу. Даже в центре города, постоянно опасаясь оскорблений и унижений. Да чего там вечером! Среди бела дня любого могут застрелить в любом месте. Разве это жизнь? Ведь что бы мы теперь ни строили — социализм или капитализм, элементарный порядок в стране должен быть! Должны быть у нас и высокая культура, искусство, духовность, мораль и нравственность, чистота отношений. Как мы сможем жить без этого и как нам быть, если все это тоже выброшено на дикий рынок? И если мы о них говорим, то они должны быть реальностью в нашем обществе, в нашей стране! У других народов — тоже, но об этом пусть они и их правительства позаботятся сами, а мы обязаны думать о себе…

ТАЙНАЯ ВОЙНА США В АФГАНИСТАНЕ

(Из книги В. Широнина «КГБ — ЦРУ. Секретные пружины перестройки», М., Ягуар, 1997) «ЮЖНОЕ ПОДБРЮШЬЕ»

Мне в качестве советника по линии спецслужб (В. Широнин — сотрудник КГБ, генерал-майор. — Ред.) пришлось прибыть в Афганистан в первые же месяцы после ввода на его территорию ОКСВ. Вместе с небольшой группой контрразведчиков мы помогали афганским коллегам из службы государственной безопасности (ХАД) в организации оперативного поиска агентуры иностранных разведок, которыми буквально кишела эта страна и пограничные с ней государства. В ходе работы мне и моим товарищам довелось познакомиться со многими партийными и государственными лидерами Афганистана, помогать становлению его органов безопасности, участвовать в кровавой и бескомпромиссной борьбе с разведывательно-подрывной деятельностью иностранных спецслужб во главе с ЦРУ США. И скажу сразу: с каждым днем все очевиднее просматривалась главная цель американских стратегов — нанесение разрушающего удара по Советскому Союзу с использованием в этих целях военно-политической обстановки в его «южном подбрюшье» (так называли тогда Афганистан).

Наш коллектив состоял в основном из сотрудников 5-го управления Комитета госбезопасности. Это были опытнейшие офицеры, хорошо знавшие исламскую линию. Среди них — два Мамедовых, Сабир и Яшар, наизусть читавшие главы из Корана, несколько раз ходившие в «хадж», на поклонение к святому камню в Мекке. Юрий Попов — на вид хмурый, малоподвижный, но мгновенно реагирующий на любую нештатную ситуацию. Володя Баскаков — всегда улыбчивый, добродушный, не раз бывавший в непростых переделках, но успешно их преодолевавший. Из Куйбышева был прикомандирован подполковник Борис Фролов. Из Мангышлака — Сергей Кичко.

Мы были в числе первых советских чекистов, волею судеб оказавшихся в далекой от Москвы столице нашего южного соседа. Сначала трудились так называемым вахтовым методом, сменяя друг друга каждые полгода, по крупицам обобщая и передавая соратникам опыт и данные, необходимые для решения оперативных задач, связанных с обеспечением государственной безопасности нашей страны. Ведь речь шла об отражении внешних угроз, которые исходили от «коалиционной войны», развязанной американцами.

Главная задача состояла в том, чтобы в качестве советников оказать помощь в создании системы органов государственной безопасности. Кроме того, крайне необходимым был сбор информации о вооруженных формированиях, наступавших на Кабул. Эти группировки принадлежали к разным партиям, зачастую враждовавшим между собой. Вдобавок, нам достоверно стало известно, что во многих из них находились иностранные советники и инструкторы. Служили в них и наемники.

Работали мы совместно с Наджибуллой, просто Наджибом. В ту пору он был руководителем ХАД. Много сил вложил в создание этой службы и его первый заместитель Якуби. Остальные сотрудники — сплошь молодежь с лицейским, а в лучшем случае с 2–3-летним институтским образованием. Их энтузиазм и желание все быстрее познать, а затем применить знания на деле просто потрясали. Самоотверженность была высочайшая! И мы отвечали тем же. Часто без сна и отдыха раскрывали перед ними профессиональные секреты разведки и контрразведки, разрабатывали операции и комбинации, одновременно учили, как соблюдать законность и дорожить честью профессии.

Здесь я должен сказать, что американские стратеги достаточно оперативно вносят текущие коррективы в военные доктрины. Могу в этой связи привести весьма красноречивый пример «динамики» таких корректив относительно наиважнейшей проблемы участия американцев в военных операциях за границей. Вот как менялась стратегия США.

Сначала речь шла о том, что Соединенные Штаты Америки задействуют свои силы за рубежом лишь в том случае, если под угрозой окажутся их жизненно важные интересы. Затем было сделано уточнение: США предпримут военное вмешательство лишь в том случае, если под угрозой окажутся их жизненные интересы. На первый взгляд, различие в формулировках незначительное, однако по сути весьма существенное. Далее последовало новое уточнение: США предпримут военное вмешательство лишь в том случае, если будут уверены в успехе. И, наконец, в доктрину национальной безопасности вносится совсем уж конкретный пункт: боевые действия будут проводиться при условии, что они продлятся не слишком долго и людские потери ограничатся строгим минимумом.

Хотя эти доктринальные установки носят явно расплывчатый характер (что, к примеру, имеется в виду под угрозой жизненно важным интересам США?), они помогали формированию благоприятного общественного мнения. А потому большинство американцев и конгресс США, как правило, одобряли военные вмешательства в рамках конфликтов так называемой малой интенсивности.