Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода) Страница 28

Послушаем еще одного знатока марксизма - и не ученого-позитивиста, а философа. Это Бердяев:

Марксизм есть не только учение исторического или экономического материализма о полной зависимости человека от экономики, марксизм есть также учение об избавлении, о мессианском призвании пролетариата, о грядущем совершенном обществе, в котором человек уже не будет зависить от экономики, о мощи и победе человека над иррациональными силами природы и общества. Душа марксизма тут, а не в экономическом детерминизме. Человек целиком детерминирован экономикой в капиталистическом обществе, это относится к прошлому. Определимость человека экономикой может быть истолкована, как грех прошлого. Но в будущем может быть иначе, человек может быть освобожден от рабства. И активным субъектом, который освободит человека от рабства и создаст лучшую жизнь, является пролетариат. Ему приписываются мессианские свойства, на него переносятся свойство избранного народа Божьего, он новый Израиль. Это есть секуляризация древне-еврейского мессианского сознания. Рычаг, которым можно будет перевернуть мир, найден. И тут материализм Маркса оборачивается крайним идеализмом.

Таким образом, детерминистская картина мира сменяется у Маркса своего рода мистической свободой, настоящей магией свободы, и научно построенная теория превращается в утопию. Бердяев пишет об этом так:

Маркс открывает а капитализме процесс дегуманизации, овеществления человека... Все в истории, в социальной жизни есть продукт активности человека, человеческого труда, человеческой борьбы. Но человек падает жертвой иллюзорного, обманного сознания, в силу которого результаты его собственной активности и труда представляются ему вещным объективным миром, от которого он зависит. Не существует вещной, объективной, экономической действительности, это иллюзия, существует лишь активность человека и активное отношение человека к человеку. Капитал не есть объективная вещная реальность, находящаяся вне человека, капитал есть лишь общественные отношения людей в производстве. За экономической действительностью всегда скрыты живые люди и социальные группировки людей. И человек своей активностью может расплавить этот призрачный мир капиталистической экономики. К этому призван пролетариат, который падает жертвой этой иллюзии, фетишизации и овеществления продуктов человеческого труда. Пролетариат должен бороться против овеществления человека, должен обнаружить всемогущество человеческой активности. Это совсем другая сторона марксизма... Экономический детерминизм принижает человека, возвышает его лишь вера в активность человека, которая может совершать чудесное перерождение общества.

Бердяев прослеживает далее трансформацию сциентистских Маркосовых моделей в напряженную этическую проповедь, что опять же не имеет никакого отношения к науке вообще, к социологии в частности:

... революционная диалектика марксизма есть не логическая необходимость самораскрытия и саморазвития идеи, а активность революционного человека, для которого прошлое не обязательно... переход к царству свободы есть победа над первородным грехом, который Маркс видел в эксплуатации человека человеком. Весь моральный пафос Маркса связан с этим раскрытием эксплуатации, как основы человеческого общества, эксплуатации труда. Маркс явно смешивал экономическую и этическую категории. Учение о прибавочной ценности, которое и обнаруживает эксплуатацию рабочих капиталистами, Маркс считал научным экономическим учением. Но в действительности это есть прежде всего этическое учение. Эксплуатация есть не экономический феномен, а прежде всего феномен нравственного порядка, дурное отношение человека к человеку. Существует разительное противоречие между научным аморализмом Маркса, который терпеть не мог этического обоснования социализма, и крайним морализмом марксистов в оценках общественной жизни. Все учение о классовой борьбе носит аксиологический характер. Различие между буржуа и пролетарием есть различие между злом и добром, несправедливостью и справедливостью, между заслуживающим порицания и одобрения. В системе марксизме есть логически противоречивое соединение элементов материалистических, научно-детерминистических с элементами идеалистическими, моралистическими, религиозно-мифотворческими. Миссия пролетариата есть предмет веры. Марксизм есть не только наука и политика, он есть также вера, религия. И на этом основана его сила.

Согласитесь, что это много интереснее того, что сказали о Марксе Пол Льюис и все процитированные им профессора вместе взятые. На фоне бердяевского анализа Маркс из Нью-Йорк Таймс предстает серебряным самоваром, которым взялись забивать гвозди. Этим сравнением я хочу указать не на ценность Маркса, а на его антикварность, старомодность, неутилитарность нынешнюю. Его нельзя использовать в современном мире. Он устарел, умер, кончился. Ибо марксизм есть не просто описание реальностей капиталистической экономики, а учение об избавлении от капитализма. И вот выясняется, что избавиться от него нельзя - от рыночной экономики, от экономической детерминации, от критериев доходности. То есть избавиться, конечно, можно, что и попытались сделать в России, но получается много хуже. Учение о фетишизме товаров, которое Бердяев назвал гениальным, об овеществлении человека, о призрачности экономических отношений тоже ведь в сущности неверно - не в описательной, а в оценочной своей части. Современная, самоновейшая философия говорит, что вообще все призрачно в мире человека, вся культура призрак, стимулятор, как это нынче называют. Человеку не дана реальность, а только знаки реальности, и за эту систему знаков он выбраться не в состоянии. Ему бы и хотелось овеществиться, да не получается. Это рок человека, рок культуры. Выход к реальности оборачивается всегда и только гибелью культуры, регрессией человека. На эту тему не нужно даже модных французских философов читать, достаточно Зощенко, у которого картина мира, в котором победил мессия-пролетариат, предстает в исчерпывающей полноте. Стократно прав Мандельштам, назвавший Зощенко единственно подлинным пролетарским писателем.

Резон памяти о Марксе - продолжающееся действие экономических законов (не им, кстати, и открытых) в развитых хозяйственных системах. И тут хочется оспорить главный тезис цитированной статьи - о том, что преодоленные на Западе имманентные пороки рыночной экономики воспроизводятся ныне на глобальном уровне. Маркс тут ни при чем. Он не предвидел ситуации, в которой не европейский мир станет самостоятельным хозяйственным и, что в данном случае важнее, политическим субъектом. Он жил в эпоху колониализма. Какие сюрпризы может принести глобализация экономики, каковы катастрофические ее потенции, пока не ясно. Это станет ясно тогда, когда и если такая катастрофа произойдет. Ясно только одно: что если мир и погибнет по Марксу, то не по Марксу он спасется.

14-07-98

Программы - Русские Вопросы

Автор и ведущий Борис Парамонов

Поэзия и правда секса

В лондонской газете Файнэншиал Таймс от 1 июля (98) появилась статья Кристии Фрилэнд под названием "Секс: разговоры и намеки". Это статья о России - о новых веяниях на российском телевидении, именно о телешоу, обсуждающих сексуальные темы. Одну из героинь этой статьи, Лену Ханга, я знаю, и писал уже о ней по поводу ее программы "Про это". Вторая героиня - Юлия Мишова (не уверен, что правильно произношу эту фамилию), ведущая программы "Я сама", мне неизвестна. Тем более интересно было прочитать о ней и ее антрепризе. Прочитал же я о ней в Файнэншиэл Таймс следующее:

Одно из лучших недавних шоу в программе "Я сама" представило некую Юлию Георгиевну, веселую, оживленно смеющуюся женщину лет около пятидесяти, которая была приглашена в качестве живой иллюстрации к обсуждавшейся теме. Тема же была - "Рабство у страсти". Юлия Георгиевна рассказывала, как она жила и рассталась с тремя мужьями, а сейчас вышла замуж четвертый раз, - и все по причине неудовлетворенного желания найти наконец истинную любовь.

Поначалу казалось, что этот сюжет как нельзя лучше отвечает пошловатому декору, украшающему сцену, на которой разыгрывается шоу (чего стоит одна заставка - название передачи, написанное губной помадой на зеркале). Но по мере того, как разворачивалась история Юлии Георгиевны и в аудитории разгорались дебаты, сторонний зритель начинал по-иному воспринимать не только вопросы, обсуждавшиеся на шоу, но и саму проблему сегодняшних женщин в России.

Конечно, интеллектуальный уровень этого шоу заставляет краснеть западного зрителя. Да и мои интеллигентные знакомые-москвичи корчат гримасу, стоит лишь спросить их, смотрят ли они эту передачу, - но в то же время не лишено интереса, что романтические иллюзии Юлии Георгиевны идут не от бульварных западных романов, а скорее от Толстого.