Леонид Леонов - Статьи военных лет Страница 28

И если мы не умеем измерить глубину нашей радости, ещё менее способны мы постигнуть всё величие Гения, создавшего этот праздник. Мы знаем — и как хрустит гравий, когда он идёт на парад, и как развеваются на ходу полы его длинной шинели, и как в президиумах исторических заседаний он аплодирует своему народу, и как он глядит вдаль, различая детскую улыбку на расстоянии тысячелетья… но даже и внуки наши, отойдя на век, еще не увидят его в полный исполинский рост. Его слава будет жить, пока живёт человеческое слово. И если всю историю земли написать на одной странице, и там будут помянуты его великие дела. Этот человек защитил не только наши жизни и достояние, но и само звание человека, которое хотел отнять у нас фашизм. И оттого — первые цветы весны, и первый свет зари, и первый вздох нашей радости — ему, нашему Сталину!

 «Правда», 11 мая 1945 г.

Полдень победы

Воины возвращаются в отчий дом.

Столица, когда-то молча проводившая своих детей на тяжкий бранный подвиг, теперь с песнями встречает их в своих предместьях. Со всех концов Европы они пришли на Красную площадь рапортовать вождю. Сюда глядит история с кремлёвских башен и устремлены взоры братских республик. Сегодня эта площадь — как ладонь Родины с горстью отборного зерна Сталинского урожая. И если в этот день каждый мысленно подводит итоги своему четырёхлетнему труду, эти люди могут гордиться больше остальных сограждан. В их руках — ключи от счастья, собственноручно отбитые ими у смерти.

Они не все тут, прославленные командармы и воины Советского Союза. Значительная их часть находится по ту сторону наших государственных рубежей. В этот самый праздничный час они несут свою будничную караульную службу. Победа есть сокровище, производное от всех других народных сокровищ. Её следует беречь бдительней, чем зеницу ока: у ней цена крови невозвратимых жертв!.. Из отдалённых чужих городов они не видят своими глазами, как на трибуну мавзолея, совместно с маршалами политики и экономики, поднялся главный маршал нашей жизни и как проволокли перед ним пленённые вражеские знамёна. Лишь издали, сердцем или радиоухом прильнув к эфиру, они услышат могучее ликование Москвы и поклонятся на восток, в пояс — по-русски, своей старой матери-орлице.

На этом параде бессмертных также лишь духом и делом присутствуют павшие в бою. Они отдали своей стране не только труд или даже самое дыханье; всем ведомо, какие высокие творческие замыслы содержались в каждом из них. О, эти непостроенные дворцы и неоткрытые тайны природы, ненаписанные книги и нерасцветшие сады!..

Они молчат, за них говорит Победа. Родина, как печать, положит на сердце своё память об их щедрейшем даре. Мы ещё не раз скинем шапки перед ними, одетыми в мрамор и бронзу на площадях наших возрождённых городов. Пусть благодарный гул завершающего московского салюта достигнет их могил и всколыхнёт землю, приютившую их кости на чужбине…

Вечная слава им, смертью поправшим смерть. Поклон и любовь и вам, удалые, милые, далёкие сторожа победы!.. Добро пожаловать, посланцы славы!

Хорошо возвращаться на родину с сознаньем исполненного долга… Вы идёте по улицам Москвы или среди необозримых колхозных раздолий, и ветер гонит вам в лицо благоуханье зацветающих полей. Птицы щебечут вам голосисто, как девушки перед покосом, и девушки, краше райских птиц, зовут вас в свои калитки. Ах, как хорошо нынче на этом самом земном шарике, товарищи!.. Женщины и малые ребятки целуют ваши знамёна и оружье, и вы сами рукоплещете им за хлеб и боевую сталь, которые так безотказно, в зной и стужу, добывали они фронтовикам. Этот день — наш великий семейный праздник, где равноправно пируют за братским столом и доблестные труженики войны, и солдаты оборонных цехов, и сапёры колхозных нив. Это их дружное рукопожатие раскрошило навеки чортов орешек фашизма.

Отечество не успело воздвигнуть триумфальных арок для встречи победителей или выбить на мраморных досках летопись выигранных сражений. Ничего, успеем, всё впереди. Победа не есть событие одного мгновенья, такое вино не выпивают залпом… Кроме того, какие арки величественней, чем радуги стольких салютов в небе отчизны? Какие поэмы полнее расскажут о делах ваших, чем эти мирные, тучные поля, как чаши с молоком, налитые созревающим урожаем и отвоёванные вами у гибели? Зато в минувшие четыре года родина тоже приумножила ваше сообщее богатство на десятки новых или восстановленных заводов и домен, электростанций и шахт, да ещё хватило сил и кирпича и на жилища для солдатских матерей и жёнок… Много послевоенных развалин, поросших бурьяном, вы увидите по сторонам дороги, но восстановленье их не испугает наших рук, справившихся и не с такой работой!

Глядите же и радуйтесь, хозяева Советского Союза. Теперь вы повидали мир, и мир видел вас в полной воинской ярости… А впрочем, в полной ли ярости повидал вас мир? От Волги до Берлина вы прошли неизмеримые пространства, потому что каждая пядь их мерится особой мерой… но вы прошли бы и вчетверо длиннейший путь. Ваши танки и кони, ваши солдатские сапоги прошли по всем дорогам срединной Европы; ваши пушки пол-Германии подняли бы на воздух; злые сумерки стлались под крыльями ваших самолётов, но они могли бы расстелить и вечную ночь во вражеских пределах. Русские никогда не тратили всего пороха из своих пороховниц, там всегда оставалась заветная — и самая страшная — горстка на донышке, про запас. Умному внятно нынче, что это не бахвальство, а дурака словом не проймёшь. Все помнят, чем была в канун своего нападенья на нас чванливая и озверевшая от лёгких успехов Германия, на погибель свою забывшая — что такое мы… Вдобавок к лаврам небывалого военного успеха мы приобрели в этой войне опыт для многих будущих побед на всех поприщах человеческой деятельности. И мы познали, прежде всего, что нет ничего неодолимого для народа, отведавшего сладость своего самодержавства, как не оказалось ничего неодолимого на пути его разгневанных армий. Мы и раньше знали, что дело наше правое, но лишь теперь увидели — на что способны мы под таким водительством и при таком монолитном единстве. Для народа, поднимающегося к своему историческому перевалу, с каждым шагом ввысь раскрывается всё более величественная панорама: всё дальше отступают горизонты. Вот где у России на мир и на себя открылись орлиные очи!

Победа не упала к нашим ногам подобно плоду с дерева. Мы взяли её сами как нечто законно причитавшееся нам от истории за наши — честность, мудрость и труд. И вот мы держим её в руке, как кубок, и мы пьём его во славу Сталина… но мы будем пить его долго, оставив кое-что и детям нашим. Крепкий хмель этого напитка не расслабит нашей воли, не отуманит зоркости. Мы не балованые. У нас позади тысячелетний трудный путь России; наше поколение основало в Октябре первый плацдарм и первую жилую точку в географии новой эры; мы с гордой улыбкой вспоминаем также три суровых пятилетки, когда, во исполненье ленинских заветов, Сталин повёл отсталую страну на повышенных скоростях, в обгон недобрых соседей. Ветер столетий кричал нам в уши, чтоб мы остановились, он сбивал с ног слабейших, но сильные пришли к назначенному финишу в срок. Тут-то и впиталось навечно в сознанье советских народов, что лишь тот живёт с достоинством, кто всегда готов умереть за это.

Воистину глупы те, кто полагает, что мы уже свершили всё, для чего рожала нас матушка на белый свет. Мы еще на своём веку хотим увидеть абсолютное материальное благополучие, которое есть почва для абсолютного земного счастья, — и мы увидим, хотя бы на советском куске суши, этот преображённый мир. Можно предсказать поэтому блестящее развитие во всех областях нашей жизни, планомерность которого недоступна другим и которое одно определяет здоровье социального организма. Если мы давали бой стихиям, даже отбиваясь от дикарей, — что же будет дальше, за победой! Там будет для всех и всё необходимое, чтоб разгрузить разум человека от повседневной бытовой заботы. И чем дальше мы станем продвигаться в глубину времени, тем большее количество новых потребностей будет рождаться в нас параллельно с возможностями их насыщения. Наши сегодняшние цели и желанья в науке и быту покажутся крохотными в сравнении с теми, которые поставит в повестку дня возросшее ныне могущество. Пусть скептики назовут это наивной сказкой: чем более высокие цели ставит себе человек, тем большего он достигает. А не наивным ли казалось пророчество Белинского о русских сороковых годов нашего века, о нас? А не наивно ли звучали для маловеров клятвы большевиков, не так давно, при свете лучины, в снегах сибирских захолустий? Такой же глубокой верой было проникнуто наше спокойное и человечное — «наше дело правое, — победа будет за нами», когда Гитлер замахнулся на нас кулаком всеевропейской тяжёлой индустрии. А как он кривлялся и галдел, грозился русское небо забить в колодки, советское солнце загнать в хомут тем самым кнутом, который уже свистел над коленопреклонённой Европой… И что же осталось, на поверку, от нордической «расы господ»? Фашизм, который оглушительно вмаршировал в Германию через Бранденбургские ворота, скромно с вышел из них же под конвоем советских автоматчиков, с как нечистый дух изо рта кликуши. Она сидит теперь на манер сказочной бабы-дуры у разбитого корыта, и её знамёна с чёрными пауками валяются у мавзолея, где лежит Ленин.