Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №3 (2004) Страница 28

стойко и энергично отстаивать инте­ресы Родины.

Владимир Чивилихин • Он не мог не летать! (Наш современник N3 2004)

ВЛАДИМИР ЧИВИЛИХИН

ОН НЕ МОГ НЕ ЛЕТАТЬ!

9 марта 2004 года исполнилось бы 70 лет первому в мире космонавту Юрию Алексеевичу Гагарину.

В связи с этим юбилеем “Наш современник” предлагает читателю размышления писателя Владимира Чивилихина о жизни и гибели Юрия Гагарина, выдержки из его бесед с людьми, знавшими Юрия, записи, сде­лан­ные посетителями места гибели Гагарина.

Владимир Алексеевич Чивилихин несколько лет собирал материал для книги об истории авиации и космонавтики. Книга не была написана, но главы из нее о В. Н. Карамзине, Н. И. Кибальчиче, К. Э. Циолковском, Ф. Цандере, Ю. Кондратюке, А. Л. Чижевском, Н. А. Морозове, Ю. Гагарине, В. Комарове, П. Беляеве органично вошли в его роман-эссе “Память”.

Публикуемый сегодня материал взят из рабочих тетрадей писателя.

27 марта 1968 года. День гибели Юрия Гагарина. Это было настолько неожиданно и нелепо, что в первый момент люди отказывались верить в то, что произошло. Люди, только начинающие вглядываться в жизнь, и люди, умудренные тяжелым опытом, — все одинаково не понимали происшедшего. Я встречал мужчин, не умеющих плакать, у которых в этот день закипала на глазах слеза, слышал рыдания подростков, которые в этот день впервые плакали, как взрослые, видел слабых по натуре женщин, которые не могли уже больше плакать и лишь скорбно сжимали губы.

Было тепло, таял снег, и солнце светило так радостно и ярко, что будто бы даже от снега исходило тепло. Всенародное горе сжало сердца болью и холодом. Весть разнеслась по планете, и миллионы людей, ощущая пустоту в груди, вывешивали траурные флаги на своих домах и воротах, миллионы людей спрашивали себя и друг друга: как, почему это случилось? Кто в этом виноват? Спрашивал об этом и я, мучился этим и я, эти вопросы не дают спокойно жить, потому что я не знаю ответов на них, и вот хочу подумать вместе с читателями об этой трагедии, о нелепом, противо­естественном зигзаге судьбы, о проклятых вопросах, хотя, честно скажу, я не знаю ответов на них.

А вопросов у обыкновенных, так называемых простых людей, не имеющих отношения к авиации и космонавтике, было и есть немало. Относя к таким людям себя, я думаю по сей день: что же могло произойти? Что кроется за словами: “авиационная катастрофа во время учебного полета”? Неужели подвела материальная часть?..

Говорили, например, что полет будто бы был не служебным, тренировоч­ным, а развлекательным, что, так сказать, состояние летчиков не позволяло им нормально вести самолет и т. д. Так не говорили люди военные, а тем более авиаторы, знающие, что ничего подобного быть просто не могло, совершенно исключалось. Под этим дымом не было не только какого-то огня, но даже малейшей искорки.

Жизнь Юрия Гагарина в последние двое-трое суток прослежена по минутам, и не было ничего такого, что говорило хотя бы о малейшем откло­нении от режима военного летчика, находящегося на службе. Правда, 25 марта праздновалось в клубе Звездного городка 50-летие одного из руководителей космонавтов. После торжественного собрания в клубе состоялся товарищеский банкет. Десятки людей, хохоча, слушали острые, добродушные подначки тамады Юрия Гагарина, шутки к тостам, и видели, что в его поведении не было ни малейшего отклонения от железного режима военного летчика.

26 марта — весна! Первые перелетные птицы появились в Подмосковье.

27 марта утром — офицерская столовая, завтрак, вернулся домой за правами. Вылет. Мог ли он не летать? Говорили и потом в письмах писали, что надо было вообще не подпускать его к самолетам, любыми способами сохранить первого в мире космонавта, и совсем, мол, необязательно его под стеклянный колпак, в музей, пусть бы готовил, если он без этого не мог, молодых космонавтов, пусть бы представлял нашу космонавтику, нашу страну за рубежом и вообще где надо. В подобных аргументах есть, конечно, доля здравого смысла, однако все они рассыпаются под натиском обстоятельств реальной жизни, под напором такого характера, каким был характер Юрия Гагарина.

Мог ли он не летать? — спросим себя еще раз. Юрий был летчиком, а не допускать летчика к самолету, оторвать его от аэродрома — это все равно что не подпускать хлебороба к полю, писателя к перу и бумаге, оторвать ученого от его лаборатории, рыбака от воды. Только летчик знает это непередаваемое ощущение перед очередным полетом, когда в груди вдруг возникает теплая точка, она растет, охватывает все тело, мир видится через это трепетное состояние, руки ищут штурвал, а глаза — небо, оторвавшийся от взлетной полосы самолет — уже часть тебя самого, и только с этого момента ты действительно живешь на свете.

Мог ли он не летать? Юрий вел ответственную и большую работу в отряде космонавтов. Он должен был служить примером для тех, кто готовился в космос, в профессиональном отношении не мог им уступать. Космонавты такие же люди, и как у всех людей, у них могут быть и минуты слабости, и прихотливая непроизвольная игра самолюбий, и нормальный дух соревно­вания с отклонениями в соперничество, и даже такое чувство, как зависть, пусть мимолетное и редкое, но почти неизбежное, когда собирается вместе и надолго много людей. Юрий прекрасно знал, как высоко расположен центр тяжести его авторитета, и должен был предпринимать дополнительные усилия, чтобы этот авторитет не потерял устойчивости.

Мог ли он не летать? — еще раз зададим себе этот вопрос. Юрий был непременным и незаменимым соучастником любого последующего полета, точнее — инструктором и советчиком при его подготовке, одним из руководителей его проведения. Члены правительственных комиссий, главный конструктор, ученые, работники вспомогательных служб знали, как блестяще умеет Юрий ориентироваться в сложных ситуациях, ценили его способность собирать волю в кулак, если обстоятельства того требуют, быть осмотри­тельным и одновременно смелым, мгновенно принимающим важные решения. Кроме того, он, как никто другой, знал своих товарищей-космонавтов, и в полете голос Земли часто звучал для них голосом Юрия Гагарина. Они любили и уважали его за те качества и навыки, которыми он обладал, и понимали, что эти качества и навыки вырабатываются на земле, в буднях их общей службы.

Мог ли он не летать? Бесчисленные совещания и заседания, сессии и конференции, в которых Юрий Гагарин должен был принимать участие, долгие поездки за рубеж и в различные районы нашей страны, депутатские обязанности, огромная почта — все это отвлекало от самолета, аэродрома, космического корабля и космодрома. Он обязан был летать, чтобы держать себя в форме, чтобы не потерять за столами, на трибунах и в мягких креслах пассажирских самолетов спортивной закалки и выучки военного летчика и космонавта.

Юрий мечтал о своем новом полете в космос. У него было идеальное здоровье, большой запас времени впереди, и он собирался не только снова увидеть Землю в “глобусе” в скором будущем, но был уверен, что успеет еще совершить полет за пределы земного притяжения. Он был летчиком-космонавтом, и оторвать его от самолета — значило бы оторвать его от космического корабля. Отстранить Юрия Гагарина от полетов — значило бы умертвить в нем Юрия Гагарина.

И Юрий Гагарин летал. Летал на обычном реактивном самолете, давно вошедшем в серию, хорошо отлаженном, проверенном тысячу раз в самых сложных условиях, на самолете, обладающем высшей в нашем военно-воздушном флоте надежностью.

Условия полета Серёгина и Гагарина ничем не отличались от обычных, нормальных: небо было чистым, воздух прохладным, аэродром сухим. Весь отряд космонавтов в этот день был на летных тренировках — кто летал, кто прыгал с парашютом...

В 10 часов 18 минут 45 секунд Серёгин и Гагарин оторвались от земли и полетели в заранее обусловленную зону. Высота была около трех тысяч метров. Самолет шел по прямой, никаких бочек, штопоров и других фигур высшего пилотажа программой полета не было предусмотрено. Серёгин, профессио­нальный военный летчик, вел машину уверенно и спокойно. Для Гагарина вылет тоже не был в новинку — к 27 марта в этой серии полетов он налетал уже одиннадцать часов. Самолет шел над Владимирской областью, когда по радио сообщили на командный пункт, что полет проходит нормально. Это было в 10 часов 30 минут 10 секунд. Внезапно связь прервалась, и через минуту произошло непоправимое — самолет взорвался в густом лесу близ деревни Новосёлово. Руководители полета оказались последними людьми, которые слышали живой голос Юрия Гагарина.

Что произошло? Этого я не знаю. Я не знаю даже, знает ли это кто-либо другой. И как человек, не имеющий отношения к авиации, не хочу судить о причинах катастрофы, чтобы не напутать в таком важном деле, однако подумать вместе с читателем об этом трагическом событии было бы полезно, чтобы хоть немного облегчить его тяжесть.