Дмитрий Табачник - Украина: политика упущенных возможностей Страница 28

Тогда «рыцари Украины» перешли на сторону большевиков, боровшихся против Польши и УНР за «мировую пролетарскую революцию», и стали «Червонной» УГА (ЧУГА).

Самоуверенные большевики посчитали, что на них-то цепочка переходов закончится. И тоже ошиблись. Из трех бригад ЧУГА две после щедрых посулов эмиссаров Пилсудского ушли к полякам, считавших Галичину исконной территорией Польши и заливших кровью Львов в 1918 г.

Оставшаяся бригада стала впоследствии сокровищницей украинизаторских кадров Скрипника, Любченко, Хвыли и Кагановича, беспощадно, при помощи ГПУ, разрушавших двуединую культуру Украины и несущих ответственность за голод 1932–1933 гг. Бравые трииудины «патриоты» и здесь пытались перещеголять хозяев.

Василий Шульгин в книге «1920» съехидничал насчет «в энный раз кого-то предавших» галичан. Экс-редактор «Киевлянина» был неправ — они занимались политическим «заробiтчанством». Как ныне значительная часть трудоспособных жителей «украинского Пьемонта» выносит утки за европейскими пенсионерами или моет полы в тавернах, а его «откомандированная» в столицу верхушка присосалась к «откатам» от бюджетного финансирования.

Кстати, на мой взгляд, вполне закономерно, что бедность региона и коррумпированность местной администрации прямо пропорциональны его «оранжевости».

Когда же галичанская правящая элита говорит о «единстве» Украины, следует отдавать себе отчет, что имеется в виду безоговорочная капитуляция перед идеями Бандеры, СС «Галичина», русофобии, откровенного националистического тоталитаризма. Ее жгучая, животная ненависть к великоукраинской полиэтничной и полиязычной культуре чрезвычайно напоминает поведение режима Пол Пота, уничтожавшего древнюю культуру Кампучии и ее носителей, превратившего страну в большой концлагерь, в котором красные кхмеры убивали мотыгами за подозрение в «симпатии к чуждой культуре».

Пора наконец отбросить маскирующую боязнь назвать вещи своими именами, ложную политкорректность и расставить все точки над «i». Ничего общего с идеологией украиноненавистнической части Галичины у Украины и ее народа нет и быть не может. Ее слегка закамуфлированное принятие под флагом мнимого «единства» или «консолидации» станет предательством исторического выбора народа Великой Украины и жизненных интересов миллионов соотечественников.

Вместо бессмысленных, демонстрирующих слабость заигрываний со страстно ненавидящими нас и наши святыни политическими силами необходимо прагматично договориться о принципах дальнейших взаимоотношений. Сохранение ситуации с «правящим регионом» галичанских «крестоносцев», почувствовавших сладкий вкус власти над всей Украиной, не может продолжаться долго и станет концом государства в существующих границах.

Единство Украины может быть только в одном — верховенстве прав человека, неукоснительном соблюдении законов, невмешательстве в дела друг друга, прекращении практики содержания одних регионов за счет других. Для этого необходимо введение федерально-земельного устройства и децентрализация власти. В прошлое должен уйти такой рудимент тоталитаризма, как назначаемые из Киева областные и районные администрации, больше напоминающие комендатуры оккупационной армии.

Центральная власть должна ограничиться узким кругом вопросов общегосударственного значения, прекратить заниматься идеологической обработкой граждан за их же налоги и реквизицией средств у регионов-доноров. Только цивилизованная, правовая Украина, страна «цветущей сложности» культур, традиций, языков, взаимного уважения и терпимости, имеет будущее. Именно об этом, о такой Украине мечтали и Шевченко, и Костомаров, и Павел Скоропадский, и Вернадский…

Дипломатия «целовального обряда»

Крупный успех составляется из множества

предусмотренных и обдуманных мелочей.

Князя Бисмарка во время пребывания в должности посланника в Санкт-Петербурге впечатлила сила традиции в аппарате государственного управления России. Увидев часового посреди дворцового сада, он поинтересовался, что здесь охраняют. Ответ поразил будущего «железного канцлера» — Екатерина II во время прогулки поставила гренадера, чтобы он не дал сорвать первый подснежник. И в последующие царствования никто приказа императрицы за сто лет не отменил, хотя никаких подснежников несколько десятилетий на том месте и в помине не было. В наибольшей степени инерция традиции в Российской империи, как и в других странах, проявлялась в дипломатической службе. Преемственность возобновилась даже через десятилетия советской власти, и многие начинания и оценки в украинском векторе российской дипломатии ментально берут начало еще со времени графа Нессельроде.

После Крымской и особенно русско-турецкой 1877–1878 годов войн среди русского офицерства и генералитета распространилось мнение о неэффективности отечественной дипломатии. Ее обвиняли в бездействии в защите национальных интересов и сдаче побед русского оружия за столом переговоров. Действительно, в прошлое ушла блестящая дипломатия Екатерины Великой, плодами которой страна пользовалась еще долгие годы. Дипломатия прежде всего активная, находившая возможности влияния в каждом государстве в интересах России. На смену ей постепенно пришла бюрократическая дипломатия, принявшая законченную форму при Нессельроде. Дипломатия заформализованная, пассивная, ограничивавшаяся исполнением сугубо протокольных и церемониальных функций. Особенно неудачен был проводившийся подбор дипломатических представителей — за немногими исключениями они, в лучшем случае, бездействовали, в худшем — фактически работали в интересах иностранных государств. Российские дипломаты совершенно не пытались воздействовать на международную политику стран пребывания, иногда даже поддерживали не дружественных России политиков и партии, а русофобских деятелей. На основании дипломатических донесений, превратно представлявших положение, в Петербурге принимались ошибочные решения, что приводило в будущем к тяжелым и даже трагическим последствиям.

Результат подобной деятельности был вполне закономерен: перед Крымской войной Лондон сумел создать мощную коалицию против России, а в ходе самой войны империя оказалась во враждебном окружении, и Николай I был вынужден направить значительные воинские контингенты на западную границу.

Ситуация начала меняться при новом руководителе внешней политики князе Горчакове, проводившем в целом последовательный и выверенный внешнеполитический курс, но не сумевшем полностью обновить дипломатический корпус. Трудно было снимать послов и посланников, каждый из которых имел связи при дворе. При попытке отправить в отставку не справлявшегося со своими обязанностями высокопоставленного дипломата за последнего вступались влиятельные царедворцы, и для решения вопроса требовался личный доклад государственного канцлера Александру II.

Особенно негативно в последующем, вплоть до 1917 года, сказалась так и не измененная практика по назначению в ключевые европейские столицы дипломатов, чувствовавших себя независимо от указаний центра и проводивших собственную политику или вообще ничего не делавших. Одной из весомых причин втягивания России в Первую мировую войну, в которой союзники по Антанте готовы были доблестно сражаться до последнего русского солдата, стало назначение послом в Париж бывшего министра иностранных дел Извольского.

Экс-главу российской внешней политики легко обманул его австро-венгерский коллега граф Эренталь во время встречи в Бухлау в 1908 году. В результате достигнутых договоренностей Вена аннексировала территорию Боснии и Герцеговины, что привело к окончательному утверждению гегемонии габсбургской монархии на Балканах. После скандального провала Извольский испытывал личную ненависть к Центральным державам, на чем и основывались все дальнейшие шаги посла. Игнорируя официальную, достаточно сдержанную линию, он сделал все возможное, чтобы Россия в интересах Франции ввязалась в ненужное ей противостояние европейских держав. Министерство ничего не могло поделать с не в меру ретивым послом. Извольский его попросту игнорировал, а Николай II не решался в силу особенностей характера принять к бывшему члену правительства надлежащие меры.

Похожей была и ситуация с послом в Лондоне графом Бенкендорфом. Представитель высшей знати империи, он, как и Извольский, мало считавшийся с МИД, за долгие годы пребывания в Англии настолько оторвался от родины, что защищал уже не интересы России, а способствовал своим бездействием проведению политики Форин Оффис, основу которой составляло постоянное поддержание русско-германской напряженности.