Русская жизнь-цитаты 21-31.01.2023 - Русская жизнь-цитаты Страница 28

с которыми по факту сталкивался респондент в реальной жизни, с опросами, в которых респондентов (часто из той же выборки) просят оценить уровень коррупции в их стране или секторе экономики. Корреляция либо низкая, либо вообще отсутствует (в сравнении сопоставимых стран или секторов экономики). Представления людей об уровне коррупции, вытекают из общих представлений о справедливости устройства их общества и господствующих в СМИ нарративах. Линейно работает корреляция: чем выше доверие населения к власти, тем ниже оценка уровня коррупции, и наоборот. Наиболее модные и цитируемые рейтинги уровня коррупции построены на ОЦЕНКЕ населением ее уровня, а не на фактическом участии в ней. (ii)  Нет объективных оснований однозначно судить о динамике уровня коррупции в России. Как минимум в отношении бытовой коррупции,  есть серьезные основания считать, что она снижается большую часть периода путинского правления. При этом в реализации риска бытовой коррупции доля готовых дать взятку (среди «нас» весьма высокая по мировым меркам) имеет не многим меньшее значение, чем доля готовых ее взять.  (iii) Механизмы контроля над чиновниками и предотвращения различных злоупотреблений в России объективно избыточны в сравнении с эталонными странами. Они прямо затрудняют эффективную работу госаппарата. Возможности повышения эффективности лежат отнюдь не в области усиления контроля, а в области большего доверия к чиновникам, роста их зарплат, отбора чиновников с высокой PSM мотивацией (5), и других тонких материях, с которыми господствующие нарративы о методах борьбы с коррупцией в принципе не знакомы. (В данном конкретном пункте на фоне общего для «прогрессивной общественности» предвзятого разговора об «ужасной коррупции», Ходорковский тем не менее, подходит к практическим вопросам с предельно адекватных позиций). (iv) Реальные проблемы России находятся в области неадекватно высокой роли силовиков и, возможно, избыточной верховой коррупции, масштаб которой не поддается объективным измерениям. К этому же ряду  относится популярный  тезис о якобы избыточном количестве чиновников (которые во всем виноваты). В (6) я на сравнительном материале показываю, что об избыточности госаппарата можно говорить только в отношении силовых ведомств. Гражданский бюрократический аппарат в России как минимум адекватен, а скорее численно недостаточен, в сравнении со странами сопоставимого уровня развития и сильно отстает по численности (на тысячу жителей) от большинства развитых стран. В области гражданской службы осмысленно говорить о резком сокращении числа функций, при лучшем администрировании оставшихся функций тем же числом чиновников. Сюда же относится популярная у «прогрессивной общественности» мантра о люстрациях, про проблемность реализации которой, я подробно писал здесь (7).  У всего перечисленного в данном пункте, а также в десятке сходных историй, есть одно общее место. Значение проблемы (пусть даже реально существующей, как коррупция) резко преувеличивается если ответственность за ее существование можно переложить на «них».  При этом желаемые методы решения подобных проблем, смещаются из плоскости рациональной настройки существующих механизмов, в область репрессивных действий в отношении «них» без желания глубоко разбираться в вопросе. Гораздо более серьезные проблемы (их составляющие), которые явно «в нас», при этом систематически недооцениваются и уходят на второй план.  Если вдруг каким-то магическим образом правительство реформаторов и правда придет власти, во всех подобных вопросах будет существовать колоссальный разрыв между ожиданиями «прогрессивной общественности» и рациональными соображениями экспертов о необходимом. Подобный разрыв неизбежно приведет либо к провальным ошибкам такого правительства, либо к потере им поддержки. 6. Другим измерением того же набора иллюзий является вера в чудодейственную силу отдельных броских институциональных изменений. Ярчайшим примером этой веры является давно идущая в кругах «прогрессивной общественности» дискуссия про необходимость парламентской формы правления, обоснованию преимуществ которой Ходорковский посвящает много места в своей книге. Сюда же относятся уже описанные мной ранее вера в спасительность федерализма или значимость «правильного порядка» распределения природной ренты. Веймарская Германия сочетала признаки  парламентской республики и реально действующей федерации. Ни то, ни другое не предотвратило фашизм. Муссолини, Чавес, Эрдоган и десятки других  авторитарных лидеров приходили к власти в странах с совершенно разными дизайнами политических систем, имеющих определенную демократическую традицию. Ни одна из этих по разному институционально структурированных систем не справилась с защитой от сползания страны в авторитаризм. Я искренне не могу понять как можно верить в способность какого-либо правового института предотвратить диктатуру, если к каждому из существующих в мире вариантов формальных институтов (включая дословно скопированные из опыта развитых стран) можно довольно легко найти пример того, как он не помог. Защитой от авторитаризма являются отнюдь не законы, а этические установки и представления о должном населения и элит. Дело тут снова в «нас», и том какие «они» из «нас» регулярно выходят. Еще одна история из личного опыта. Однажды я был на эфире Соловьева вечером дня очередных выборов Путина президентом. Там присутствовало человек 100 из политического бомонда, начиная с Матвиенко и Жукова и заканчивая людьми рангом поменьше. Удивительным образом мне дали говорить одним из первых. Мой тезис (По сути. Говорил я более коряво, чем пишу) сводился к тому, что становление в России авторитарного режима – коллективная ответственность всех присутствующих в зале. Нашей (!) совместной неспособности поставить свои убеждения выше карьерных перспектив, сказать «нет» решениям с которыми не согласен и т.д. При трансляции не видна реакция зала. Звук и видео управляются режиссером, поэтому в той части зала, на которую сейчас не направлена камера как правило глухой гул, люди переговариваются, смотрят в телефоны, интерес к словам большинства спикеров минимален. На этой моей речи (в отличии от других моих же) в зале повисла гробовая тишина, все взгляды были обращены в мою сторону. А в дальнейшем обсуждении едва ли не каждый третий выступавший считал своим долгом обличить никому не известного Некрасова в чем-нибудь непатриотичном. Реакция была очень эмоциональной и непропорциональной. Отнюдь не из-за крамолы. Я не особо выходил за рамки допустимого в тот момент. Полагаю многих действительно задело. Ведь «они» (гораздо лучше тех из «нас», кто не успел побывать на «их» месте) отлично понимают, что причины того, где оказалась страна отнюдь не в недостатках правовых институтов, а в логике и этике «их» собственных действий. Если в политической сфере «прорывные идеи» на поверку не кажутся столь спасительными, и их реализация скорее всего будет просто бесполезной, то в экономической сфере, где качество российского регулирования относительно высоко, а невежество «прогрессивной общественности» значительно, реализация популярных «прорывных» решений там, где необходимы механизмы тонкой настройки, станет в чистом виде катастрофой в духе шариковского «отнять и поделить». Разбор конкретных примеров потребовал бы слишком много времени, но общее правило состоит в том, что чем более чудодейственным и «прорывным» кажется решение, тем более