Александр Фурсенко - Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 Страница 29

Наконец, советское правительство подняло проблему Кастро и Кубы. Роберт Кеннеди высказался ясно, что президент не хотел бы обсуждать этот вопрос в Вене. Тем не менее Москва желала получить гарантии неповторения Залива Кочинос. «Непонятно, что имел в виду Р.Кеннеди, когда в предыдущей беседе назвал кубинскую проблему „мертвой“. Если собеседник имел в виду сообщить, что правительство США отказалось на будущее от агрессивных действий и вмешательства во внутренние Дела Кубы, то, безусловно, такое решение только приветствовалось бы в Советском Союзе». Кремль считал, что мир на Карибах зависит прежде всего от США.

Советское правительство подчеркивало, что кубинцы желают нормализации отношений с Вашингтоном. В свете комментариев Роберта Кеннеди возможно сближение позиций Кубы и США. Советское руководство предписывало Большакову: «Подчеркните, что нормализация отношений США с правительством Ф.Кастро и трезвая оценка положения на Кубе, безусловно, только повысили бы престиж США и правительства Кеннеди во всем мире, содействовали бы оздоровлению между. народной обстановки и, безусловно, создали бы дополнительные возможности для улучшения советско-американских отношений»{47}.

Большакову не дали никакой свободы маневра. Москва стремилась к мелочному контролю не только над проблемами как таковыми, но над их формулировками Лишь руководство может допускать изменение позиций, не говоря уж об их провозглашении. «Если Р.Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными указаниями, — гласила инструкция Кремля от 18 мая, — то т. Большаков, не давая по существу ответа, должен зарезервировать за собой право обдумать эти вопросы и обсудить их с Р.Кеннеди позднее».

Эти новости президент узнал от Роберта 19 или 20 мая, Несмотря на вежливость, в советском ответе сквозило раздражение.

Однако президент считал, что должен сделать все возможное для достижения соглашения в Вене. Он решил искать новые пути, чтобы убедить Хрущева в возможности прийти к согласию. Ради этого Кеннеди приказал своей команде переработать предложения о запрещении испытаний. 19 мая на заседании СНБ он защищал точку зрения, что это не будет противоречить национальным интересам США, а также окажется приемлемым для СССР. Ранее в мае он вызвал своих советников по вопросу запрещения испытаний для обсуждения советских предложений о триумвирате. Джон Макклой, один из твердых сторонников договора, доказывал, что если США хотят заключить соглашение о запрещении испытаний, то, по-видимому, надо пересмотреть отрицательное отношение к идее «тройки». Макклой процитировал высказывание Хрущева в беседе с американским обозревателем Уолтером Липманом, где советский лидер объяснял, как события в Конго — убийство Патриса Лумумбы, первого премьер-министра страны, после провозглашения ее независимости, — ухудшили его отношения с Генеральным секретарем ООН Дагом Хаммершельдом. Макклой понимал обеспокоенность Кремля. Он чувствовал, что и США не согласились бы с ООН в 1945 году, если бы сенат знал, насколько могущественным станет Генеральный секретарь ООН{48}.

Пересматривая свою позицию по запрещению испытаний, Кеннеди одновременно обдумывал еще одну вероятную область соглашения с Москвой. Он поручил своему советнику по науке Джерому Визнеру подготовить доклад с перечнем путей сотрудничества США и СССР в космических исследованиях и работе в космосе. Визнер собрал команду из представителей госдепартамента, НАСА и Министерства обороны для обсуждения того, как исключить холодную войну в космосе. Несмотря на сопротивление представителя госдепартамента, 12 марта группа обнародовала доклад. Вашингтон предлагал сотрудничество или по крайней мере координацию работы с СССР по проекту пилотируемого полета на Луну. Первоначально Кеннеди считал это прекрасной идеей. Возможно, именно эту идею он сможет предложить Хрущеву{49}.

Ранее Джон Кеннеди уделял мало внимания космическим проблемам. После 12 апреля его отношение к освоению космоса изменилось. Незадолго до выборов 1960 года Чарльз «Док» Дрейпер из Массачусетского технологического института пригласил братьев Кеннеди на обед. Дрейпер, пионер в разработке инерционных систем наведения ракет, хотел пробудить интерес Кеннеди к космической программе. Позже Дрейпер вспоминал, что братья Кеннеди не были уверены в необходимости Реализации космических проектов{50}. Но успех Кремля в апреле 1961 года вынудил Кеннеди обратить внимание на роль исследования космоса в холодной войне. Месяц спустя после полета Юрия Гагарина Алан Б. Шепард, американец, стал вторым человеком в космосе. Несмотря на попытки США сравняться с Советским Союзом в освоении космоса, отставание на месяц не сокращалось. Гагарин облетел Землю, проведя в космосе два часа, полет же Шепарда длился лишь 17 минут, то есть практически был осуществлен запуск и немедленное возвращение на Землю. Потребовалось еще девять месяцев для того, чтобы еще один американец, Джон Гленн, повторил полет Юрия Гагарина.

В начале мая 1961 года объединенный комитет представителей Министерства обороны и НАСА подготовили доклад с рекомендациями для Кеннеди. Он должен был объявить, что к 1967 году США осуществят пилотируемый полет к Луне. В докладе указывалось, что этот полет можно рассматривать как удачный ход в холодной войне. Это шло вразрез с многочисленными рекомендациями Эйзенхауэру и Кеннеди по поводу важности проекта пилотируемого полета на Луну с точки зрения научных достижений человечества.

На Кеннеди все эти рекомендации не произвели должного впечатления. Он оставил за собой право выбора вариантов, причем в основном его беспокоила стоимость программы, оцениваемой в 8 млрд. долларов. Кроме того, он не знал, какое влияние подобный вызов произведет на советское руководство в преддверии саммита. «Не секрет, что Кеннеди предпочел бы сотрудничать с Москвой в деле исследования космоса», — вспоминает Теодор Соренсен{51}. К 17 мая, дате начала подготовки саммита, Кеннеди не принял решения об экспедиции на Луну. Взамен он предложил Дину Раску и брату обратиться к Хрущеву с предложением осуществить совместный полет. Кеннеди понимал, что главное поле боя холодной войны — психология. Он не решался использовать ядерные испытания в атмосфере для шантажа Советов. Он не хотел упустить хотя бы малую возможность успеха, навязывая практически бесперспективное соревнование в полетах на Луну.

20 мая на встрече с советским министром иностранных дел Раек поднял вопрос о совместной космической программе. Громыко, участвующий в сессии Генеральной ассамблеи ООН в Нью-Йорке, не проявил интереса к предложению госсекретаря. В Кремле отрицательно отнеслись к этому предложению, заподозрив США в попытке проникнуть в секреты советской космической программы. Громыко предостерег Раска от навязывания приоритетов США. «Советское правительство не может пойти на шаги, которые были бы направлены явно против его безопасности и нанесли бы ущерб его коренным интересам»{52}.

Вновь инициатива Кеннеди не нашла отклика у Кремля. Москва считала сотрудничество в космосе вредным шагом. Советская позиция, пояснил Громыко, зависит прежде всего от позиции, которую правительство США совместно с правительствами других западных держав занимают в вопросах разоружения. Под разоружением Громыко понимал «уничтожение всей военной машины, включая ядерное и ракетное оружие, а также ликвидацию всех военных баз на чужих территориях». Раек подтвердил, что американцы считают полное и всеобщее разоружение благородной целью, но неосуществимой без улучшения международной обстановки. Инициативы, подобные сотрудничеству в космосе, предложенные президентом, закладывают основы доверия, а это — первый шаг к улучшению отношений. Громыко, которого западные обозреватели называли «господин нет», отказался от уступок. «Без осуществления разоружения не может быть и речи о каких-то совместных мероприятиях в области использования ракет или освоения космического пространства и обмена информацией об успехах, достигнутых каждой из сторон из этих держав в области ракетостроения»{53}.

Несмотря на первоначальную неудачу, братья Кеннеди решили направить Хрущеву еще одно послание с предложениями по космосу и некоторыми соображениями по запрещению испытаний. Времени до саммита оставалось мало. Было воскресенье, и президент Кеннеди планировал покинуть Вашингтон в конце недели. Поэтому новая встреча Роберта Кеннеди с Большаковым была Намечена на 21 мая.

«США считает проблему улучшения советско-американских отношений проблемой № 1», — начал Роберт Кеннеди. Президент хотел довести до сознания советского представителя, насколько упорно он стремится создать основу для договоренностей в Вене. Роберт должен был высказать соображения президента по договору о запрещении ядерных испытаний и по соглашению о сотрудничестве в космосе{54}. «Президент выразил готовность принять советское предложение по „тройке“, — заявил Роберт Кеннеди, — но был против права вето». Понимая, что «тройка» — это чисто символическая уступка, Джон Кеннеди не особенно беспокоился по поводу состава административного совета по контролю над договором, поскольку Запад и советский блок имели в нем равное число голосов и Запад гарантирует определенное число инспекций в год для проверки сейсмической информации. «Тройка» возможна, но для решения вопроса об инспекции нельзя требовать консенсуса. Возможно, Кеннеди считал, что Хрущев, приняв формулу «тройки», не будет настаивать на ее составе, ради достижения соглашения.